Заводи дизель, готовься к отходу.
Кэп, а перекусить с дороги?
Спасибо, вижу, что ждал и приготовил, но лучше потом, на ходу.
Ооо, это по-нашему, ура, а то нет сил тут больше сидеть.
Я сделал записи в Судовом журнале (СЖ) и вышел в кокпит в привычной яхтенной одежде, встал к румпелю и скомандовал:
Отходим, носовой, потом кормовой
Есть, сэээр, с явным удовольствием и хорошим настроением Боцман быстро отвязался и уже отталкивался от дебаркадера футштоком.
На стоянке не было никого, и никто не махал нам рукой и не желал «семь футов под килем» была яхта, и нет её Нам телячьи нежности и не нужны, мы народ бывалый, но порядок-то должен быть.
Кэп, ты какой-то ошалелый, электричка задолбала?
Есть немного, духота, шум, больше четырёх часов ехали, да ещё разговоры дурацкие и всё о политике. Как медным тазом придавило.
Сейчас всё пройдет, пойду чайку сделаю с сушками.
Разговор за чаем, когда лодка покидала окраины Твери, сразу перешёл на «производственные» темы каков будет график перехода. Боцман вытащил в кокпит лоцию, блокнот, карандаш и калькулятор. Стали прикидывать, а сможем ли попасть в прежний график и в те же места стоянок. Путь длинный, более 1000 км, а мест нормальных для ночёвки очень мало и лучше стоять на проверенных.
В шлюзе у Дубны
До шлюза в Дубне нам засветло не дойти. Решили встать в правую часть Новосельского залива, что у острова Уходово, туда, где я хотел строить спортивно-туристический комплекс «Московское море» (писал о нём в первой части).
Место там пустынное, обычно никого не бывает, а тут одинокий дымок с берега, но никого не видно. Мы зашли поглубже и встали на носовой якорь на глубине два метра, чуть не касаясь швертом дна. По обыкновению, искупались в теплой мутноватой от цветения воде. Боцман, зная мой крутой нрав в первые 35 дней похода, был молчалив и ждал указаний.
Полный штиль. Вода зеркало, только старое все в оспах тополиного пуха. Запахи свежескошенной травы и дыма костра, теплые лучи закатного солнца. Все это унесло меня в воспоминания о выборе этого места для Проекта тогда была осень, ветер и холодно, а пришли мы сюда на теплоходе. С раздражением я отмахнулся от этих воспоминаний и стал погружаться в волшебный мир предстоящего путешествия. Суета дня отодвинулась на задний план.
Ура! Свобода! В каком смысле свобода? Да в простом ближайшие два месяца мы сами для себя все определяем: куда идти, как идти, где стоять, что делать и сами за все это ответим. Все проблемы, вопросы, заботы позади! Напряжение последних часов спало, и наступила расслабуха. Всегда перед отходом, месяца за два, я старался переделать все дела вперед на два месяца и дома, и на даче, и на работе, чтобы уйти налегке. Это кажется, что всё просто: сел на яхту и ушёл. Одно дело на недельку сходить и домой, а другое дело на два месяца и более уйти за тысячи километров, где связи часто нет, откуда не сорваться и домой не приехать. Как ни крути, а на яхте думы о доме, а дома о яхте.
Боцман, кто-то обещал перекусить, или я ослышался?
Кэп, усё готово, садитесь жрать, плиз.
Мы поели и сидели в кокпите. Боцман, экономя время и свои силы, положил мне рис с тушёнкой в тарелку, а себе поставил кастрюльку, сказав: меньше мыть, Кэп, извини.
Последний раз, хорошо, мы же не бомжи, а ты в университете учился.
У нас на яхте заведены порядки в старых традициях: мы нормально сервируем стол, Боцман готовит как «у тещи», за столом нельзя сидеть с голым торсом и в плавках, чтятся старые флотские порядки, о которых потом. Традиции на флоте это атрибут хорошего тона.
Стоим за кормой сухогруза и слушаем матросов
Боцман мыл посуду, сидя на кормовой площадке, а я привычно сидел в кокпите, вытирал то, что протягивал мне боцман, и мы обсуждали маршрут. Завтра надо встать после рассвета и двигать к шлюзу. Впереди долгий путь на Онегу, и нет смысла тут засиживаться. Мы считали дни у Боцмана в этот раз было всего две-три недели, на больше его не отпускали. Мы договорились еще зимой, что мы с ним перегоняем лодку на Онегу в Петрозаводск, откуда он уезжает, а ко мне должен приехать матросом/коком приятель Никита, с которым мы будем ходить две недели. Потом он улетает, и ко мне на яхту приедут девочки из Белоруссии, а на перегон в Тверь матросом/коком Андрей, нуждающийся в морской практике. Все же я надеялся и на Боцмана, как без него, пусть он вернется хоть на перегон яхты. Был составлен график приездов и отъездов и занесен в СЖ такой понедельный календарь, в котором я с завтрашнего дня начну вычеркивать завершенные дни.
Давление растет, а погода все портится и портится. Начал моросить дождь. Как быстро меняется погода, а ведь из Твери выходили при ясном небе. Небо ровно-свинцовое и только там, где садится солнце, образовалось окно, через него резко ударил сноп солнечных лучей, подсветив все и увеличив контраст. Мгновение, и тучи надвинулись, все померкло, небо стало серым и тоскливым как вспышка фотоаппарата и кадр в памяти. В городе мы этого не замечаем, а здесь это меняет настроение и ощущение Мира.
Разошлись по каютам. Я приоткрыл люк и лег. Сразу вспомнилось, как два года назад мы стояли тут двумя лодками вместе с нашим приятелем на «микрике».
Из воспоминаний о яхтенных происшествиях
Мы стояли в Новосельском заливе, на Иваньковском водохранилище. Дело было под ночь, начиналась гроза, накрапывал дождь. Я лежал в носовой каюте и читал книгу. Вокруг громыхало. Чувствовалось, что гроза приближается всё меньше времени проходило от вспышки молнии до звука грома. В какой-то момент одновременно сверкнуло и громыхнуло так, что я сразу оглох и перестал различать звуки, а вокруг стало светло, как бывает в зале, где включены софиты. Причём свет сначала включали, как бы поворачивая реостат, а потом он начал спадать, яхту тряхануло.
Я инстинктивно выбросился через верхний люк и распластался на палубе на баке. Было тихо и поливал дождь. Рядом со мной, распластавшись на палубе, лежал Масик с закрытыми глазами и тяжело дышал. Из лодки в кокпит вылез Боцман, держась руками за уши и качая головой, как после контузии. Всё было как в тумане глазам не хватало резкости, но зрение постепенно восстанавливалось. Прошло несколько минут, и я поднялся. Прошлепал голыми ногами по мокрой палубе в кокпит. Боцман точно был контужен. Мы сидели друг напротив друга молча, потом начали улыбаться и рассмеялись. К нам присоединился Масик, он пытался пару раз тявкнуть, но у него не получилось, он фыркнул и устроился у меня на коленях. Смеялись долго это был выход из шока, который мы испытали. На «микрике», что стоял рядом, из каюты шел дым.
Потом выяснилось, что и у нас, и на «микрухе» сгорело все электронное оборудование, которое было заведено на мачту или работало в этот момент. Свидетель на берегу, чей костер так и дымил, сказал, что в нас попала молния.
Да, все приборы, что имели выходы на мачту, сгорели, но молния не тронула GPS-навигатор. Все металлические детали на палубе и мачта с вантами и штагами у нас заземлены на шверт и чугунную плиту под днищем яхты.
На «микрике» загорелась проводка под подволоком, но ее быстро погасили, также сгорели приборы, и, кажется, что-то было с «подвесняком».
А Эдди после этого случая сделался каким-то другим, философом, что ли, начал ходить к парикмахеру, полюбил смотреться в зеркало и стал строже, хитрее, принципиальнее: что решит сделает обязательно.
В дождь хорошо спится. В пять утра встали с большим трудом, сразу подняли якорь и ушли в сторону Дубны. На подходе связались со шлюзом, и диспетчер сказал, что мы можем заходить за сухогрузом.
Мы стоим прямо у кормы небольшого сухогруза и невольно слушаем разговор двух матросов на корме, что курят, сидя на лавочке прямо рядом с нами (слышно не все):
руководитель страны (наверное, речь о Президенте) это государственный муж, приходящий, как мужик, в новую семью с десятком детей и сотней родственников, которые смотрят на него с широко раскрытыми ртами, и все кричат: дай! дай, дай! матрос затягивается глубоко, выпускает дым, стряхивает пепел за борт и продолжает:
Новому папаше, чтобы брак не распался, нужно со всеми найти общий язык, блин, и старых фаворитов убрать друзья есть и свои.
Да, блин
Матрос сидит к нам спиной, наклоняется к приятелю, что-то говорит и его не слышно.
Кэп, слушай, какой у нас народ политизированный, даже матросы на швартовых о политике говорят, Боцман.
Да хрен с ними, надоело это уже.
Капитан сухогруза по громкой связи дал команду снимать швартовы, и матросы ушли. Ворота шлюза открылись, сухогруз начинает движение. Его корма удаляется, а мы и не заметили, как прошло шлюзование, получая урок новой семейной жизни интересно матросы пляшут.