Брежнев: «Стальные кулаки в бархатных перчатках». Книга первая - Александр Черенов 6 стр.


Сегодня охота была удачной: уплаченные за лицензии деньги не пропали даром. В охотничьем домике выпили по рюмочке коньяку: ни Леонид Ильич, ни Николай Викторович не имели склонности к «зелёному змию». И в отличие от Никиты Сергеевича, оба предпочитали водке хороший марочный коньяк. Но рюмка, максимум две, были пределом, что для одного, что для другого: каждый «знал свою норму». При этом и Брежнев, и Подгорный меньше всего руководствовались «зам`очными соображениями для языка»: не пили  и всё тут.

 Вот заметь, Николай Викторович

Брежнев, как бы невзначай перешёл на «ты»: былые попытки «сократить дистанцию» успеха не имели. Ну не будешь же в оправдание «тыканья» ссылаться на то, что в партии  «все друг другу  товарищи и даже братья»!

 сколько в Президиуме наших с тобой соратников по охоте на крупную дичь: Митя Полянский, Митя Устинов, Кирилл Мазуров, Гена Воронов, Андрей Кириленко, Витя Гришин, Васо Мжаванадзе. Почти весь состав Президиума!

 Один Никита Сергеевич стоит особняком!  запустил «пробный шар» Подгорный, искоса уставившись на Брежнева испытующим взглядом.  Выпадает из дружных рядов!

Леонид Ильич усмехнулся.

 И не только по части охоты

Это было сказано настолько многозначительно, что Подгорный мог «законно» похвалить себя за «меткость». Он тут же насторожился  даже уши поджал, словно охотничья собака, почуявшая дичь. Но его ждало разочарование: продолжения не последовало. Леонид Ильич был великим мастером по части «обработки» кадров. Он всё делал, не спеша и основательно. «Товарищу надлежит дозреть!» Именно таким принципом он руководствовался в кадровой работе. «Дозревать» надлежало до всего  и в самом широком диапазоне: от серьёзного разговора  до соучастия и кресла. Всё это  в зависимости от ситуации и «состояния объекта».

Вот и сейчас Леонид Ильич не спешил форсировать события. Он только «бросил наживку» и стал наблюдать за тем, насколько основательно Подгорный её «заглатывает». Но «подсекать»» сегодня он и не собирался: пусть Коля «зацепится» покрепче. Чтобы уже «не сорваться».

С тем и расстались. До следующей субботы. Можно было, конечно, приехать и раньше: на неделе-то  не один разрешённый для охоты день. Но работы навалилось  хоть отбавляй. Да и Хрущёв, узнай о том, что его соратники стали «человеком с ружьём» посреди «трудовой» недели, явно не пришёл бы в восторг от такого известия. И причиной тому было бы совсем не нарушение ими трудовой дисциплины

Всю неделю Николай Викторович изнывал от нетерпения. И не жажда охоты была тому причиной. В лучшем случае, она являлась причиной второй очереди. А главенствовало другое, более сильное, основание: очень, уж, ему хотелось услышать из уст Брежнева продолжение того, что было недосказано в тот выходной. Он не сомневался в том, что «продолжение следует». Один тот факт, что они впервые были в Завидово вдвоём, говорил о многом  даже молча. Ведь все прежние выезды происходили «в расширенном составе» и под непременным руководством «главного охотника страны» Никиты Сергеевича.

В пятницу вечером Николай Викторович позвонил Леониду Ильичу. Сам позвонил. И не только потому, что извёлся ожиданием. Имелась причина и посерьёзней: третьего дня ему пришлось в очередной раз «претерпеть» от Хрущёва. Да ещё  «по линии сельского хозяйства». Когда Николай Викторович сказал, что закупка хлеба за границей  это удар по авторитету Советской власти, Хрущёв вспылил:

 Вы на что намекаете?

 Упаси, Боже: ни на что!

На всякий случай Николай Викторович даже занёс руку для «осенения крестом». Но даже Господь не смог предотвратить гнева Никиты Сергеевича и излияния его на голову секретаря ЦК. Хрущёв «завелся с полуоборота». Даже в совершенно невинном  и совершенно искреннем  «Упаси, Боже!» он расслышал то, чего там и не было: подтекст.

 Может быть, Вам не нравится и линия партии на обеспечение кормами животноводства?

И тут, словно чёрт дёрнул Подгорного. Нет бы промолчать! Да и сказал-то всего очередной дифирамб! Без задней мысли!

 Ну, это, прежде всего  Ваша линия, Никита Сергеевич. Вам принадлежит основная заслуга в культивировании столь ценной кормовой культуры, как кукуруза.

Стерпеть такое было выше сил Хрущёва! Четыре оскорбительных выпада за несколько секунд: «Ваша линия», «основная заслуга», «культивирование», «ценная кормовая культура»! В каждом слове Хрущёву чудился издевательский намёк.

И буря, разумеется, «не задержалась в пути». Никита Сергеевич орал  в том числе и матом  что он действительно вынужден брать на себя всю ответственность, потому, что один только он и работает. А все остальные  бездельники и тунеядцы! А Подгорный идёт неверной тропой охальников, вроде Брежнева и Игнатова!

Под конец истерического монолога, Никита Сергеевич, обдав Николая Викторовича изрядной порцией слюны, недвусмысленно предрёк будущее:

 С одним я разделался  разделаюсь, придёт время, и с другим

В отличие от катренов Нострадамуса, этому предсказанию можно было верить. Всего двумя годами раньше Игнатов не только не был избран в Президиум ЦК, но и оказался перемещён с поста секретаря ЦК на скромный, ничего не значащий, де-факто церемониальный пост Председателя Президиума Верховного Совета РСФСР. А ведь какие у него были амбиции! Какие планы!

Быстренько вспомянув прошлое, Николай Викторович честно облился потом, и начал отступать к двери. Уже в спину он получил от Хрущёва «на дорожку»:

 Кукуруза тут ни при чём! Всё дело  в людях, в структуре! Надо будет заняться структурой! Ох, надо! Совсем распустились! Распоясались!

«Заниматься структурой» было любимым делом Никиты Сергеевича  неважно, о какого рода «структуре» шла речь

 Ну, что, Леонид Ильич: не передумал?

Вопрос прозвучал настолько двусмысленно  и в то же время настолько однозначно, что Брежнев усмехнулся. Но формулировка не была следствием косноязычия Подгорного: сказал то, что думал, и то, что хотел сказать. Николай Викторович, хоть и был известным грубияном, мог выразить собственные мысли не только в нецензурной форме.

 Да нет, не передумал. Место встречи изменить нельзя.

 Ну, тогда до встречи, Леонид Ильич! На «месте встречи»

Глава четвёртая

И вновь Брежнев не спешил «раскрываться». Уже освежевали добытого кабана, уже расписали его по кускам всем знакомым: была у Леонида Ильича такая «хлебосольная» привычка  а он всё не начинал разговора «по существу». Николай Викторович с досады «хватил» вторую рюмку  и даже не закусил. Но, даже не закусив, он даже не поморщился: sic!

 Ты сегодня  как встрёпанный воробей. Что случилось, Николай?

Сократив обращение до имени, Брежнев первым сделал шаг навстречу. Это уже было что-то  и Подгорный не только не стал возражать, но и «шагнул» сам.

 Ох, Леонид, и не спрашивай

И хоть персональные обращения ещё не дошли до уменьшительно-ласкательной формы, «процесс сближения пошёл». И  «семимильными шагами»  пусть и незримо для непосвящённых.

 Никита?

Леонид Ильич был мастером по выходу на суть одним словом: опыт. Мгновенно порозовев лысиной, Подгорный мрачно сверкнул, казалось бы, давно не сверкающим глазом.

 Совсем зарвался Хрущ С говном бы меня сожрал

Брежнев усмехнулся. Тонко. Одними глазами, даже не тронув губ.

 Кукуруза?

Лаконизм не изменял Леониду Ильичу, а он  лаконизму.

 И пшеница  тоже

Николай Викторович также не спешил прибегать к развёрнутым ответам. Чувствовалось, что даже сейчас, по прошествии дней, он остро переживал собственное унижение. Хотя, казалось бы, давно пора и привыкнуть: чай, не впервые. Да и чиновник  такое дело: и барин, и холоп  «в одном наборе». Ни другого образа, ни другого содержания нет  и вряд ли будет.

 Ну, ничего Коля

Леонид Ильич последним шагом «перемахнул» расстояние, отделявшее их друг друга.

  перемелется. С Никиты, что возьмёшь? Хрущ  он и есть Хрущ!

Явно не играя, Николай Викторович горестно махнул венчиком седых волос вокруг лысины.

 Да, знаешь, Лёня

Наконец, стороны подобрались «к Рубикону»: все формальности на пути «неформального объяснения» были уже устранены.

  сколько же можно терпеть: надоело. А этому  конца и края не видно. И главное, чем дальше в лес, тем больше дров! И, ладно, если бы он ломал их только из дел  так ведь и до нас уже добрался! И вообще

Подгорный махнул рукой. Даже в огорчении он мог быть вполне доволен собой: сказал всё, не сказав ничего. И имени «тирана» не упомянул ни разу: обошёлся аллегориями и поговорками.

Леонид Ильич оценил это  пусть и одним лишь уважительным взглядом. Но, тем не менее, постарался тут же «уточнить» позицию собеседника. Потому что закреплять надо даже скромные результаты.

Назад Дальше