А думал он о деле. Он уже видел, что Брежнев начинает обходить членов Политбюро и не только «в забеге», но и во мнении. Речь пока не шла об обструкции взглядов. Да в этом и не было необходимости: Леонид Ильич мог пренебречь чужим мнением, и не прибегая к конфронтации. Конфронтация не его стиль. А, вот, в «бескровных» методах «борьбы с инакомыслием» Генеральный не знал себе равных.
Меньше всего Мазурова беспокоила податливость Брежнева к лести. В конце концов, это только человеческая слабость и всё. Куда большую опасность представляли властные замашки Генерального, уже сейчас начинающего демонстрировать характер и «показывать зубы».
Если бы Брежнев обладал талантами Ленина или Сталина, Кирилл Трофимович закрыл бы глаза и на это. Со спокойной совестью или беспокойной, но закрыл. И это несмотря на то, что был убеждённым сторонником выработки коллективного мнения, которое одно только и могло уберечь от принятия ошибочных решений с последствиями. Но Леонид Ильич не обладал такими талантами. Он не был вождём.
Да, Брежнев уже начинал становиться лидером. Но не за счёт выдающегося интеллекта, а исключительно за счёт прекрасно усвоенного им принципа «Кадры решают всё!» И не только усвоенного, но и мастерски реализуемого на практике: и в этом отношении Брежневу не было равных. По части знания кадров, по части умения работы с ними, по части оперативного реагирования на малейшие движения вокруг себя даже на значительном отдалении Леонид Ильич наголову превосходил коллег.
Но культуркой и интеллектом новый лидер не блистал, несмотря на реноме знатока поэзии. Факт имел место, но как единичный. Как исключение, лишь обслуживающее правило. Пока Брежнев поудобнее устаивался в кресле, это было не так заметно. Но по мере того, как он всё больше «входил в образ», а его кресло всё больше входило «в образ трона», его недостатки не могли уже не познакомить с собой товарищей.
Пять лет продержался Леонид Ильич в образе «первого среди равных». Пять лет он внимательно прислушивался к советам и мнениям товарищей. Во всяком случае, так думали они сами. Хотя, похоже, в действительности всё было иначе: Брежнев лишь изучал обстановку и сопоставлял потенциалы. Исключительно «в прикладном» значении: применительно к себе и своим амбициям. Он старательно примерял на себя «венец самодержца»: не тяжело ли будет? Осилит ли? Похоже, теперь он «определился» и «уверовал». Привык к тяжести на голове: свой груз не тянет. Даже больше: бремя власти сладко.
Мазуров понимал, что концентрация власти в руках одного Брежнева это не только «покушение на принцип». Если бы он был уверен, что дело пойдёт Бог с ним, с принципом! Дело прежде всего! Но такой уверенности у него не было. Напротив, была уверенность другого рода: самовластие чревато обломками и не только своими. А что касается прогноза: « напишут наши имена!» Когда ещё придёт то время?! Да и придёт ли?..
Я полностью разделяю Вашу, Михаил Андреевич, озабоченность тем, как развивается ситуация.
Не став «темнить», Мазуров потемнел лицом: одно не мешало другому.
Последняя атака Брежнева на главу правительства это не только удар лично по Алексею Николаевичу. Это удар по всему курсу правительства на экономические реформы. Брежнев явно решил сделать Косыгина декоративной фигурой, и де-факто самостоятельно определять не только политическую, но и экономическую линию руководства.
После такого признания уже нельзя было не покачать головой и не перейти к следующему, ещё более горькому.
Как мы просчитались с этим человеком! Каким открытым и доступным он прикинулся! Да-а
«Посыпание головы пеплом» заняло секунд десять.
Несмотря на то, что Брежнев уже очень силён и опасен, несмотря на то, что он окружил себя людьми типа Кириленко и Устинова и поставил под личный контроль ГБ, ничего ещё не потеряно. Если только решение вопроса не откладывать «в долгий ящик».
Шелепин предлагает на мартовском пленуме.
Михаил Андреевич решил, что более подходящего момента для «активации» образа Александра Николаевича и ждать не стоит.
Мазуров отреагировал вполне ожидаемо: ещё решительнеё объединил нос с бровями.
Шелепин
Кирилл Трофимович! не столько разволновался, сколько раздражился Суслов. Не время сейчас заниматься амбициями. Станьте выше этого! На кону судьба партии!
Шелепин предлагает на мартовском пленуме.
Михаил Андреевич решил, что более подходящего момента для «активации» образа Александра Николаевича и ждать не стоит.
Мазуров отреагировал вполне ожидаемо: ещё решительнеё объединил нос с бровями.
Шелепин
Кирилл Трофимович! не столько разволновался, сколько раздражился Суслов. Не время сейчас заниматься амбициями. Станьте выше этого! На кону судьба партии!
Михаил Андреевич недолго «громыхал лозунгом». По окончании фразы он опять «вернулся в себя»: подровнялся, подсох и обесцветился.
И ещё: не забывайте, что Шелепин единственный, кто не боится оппонировать Брежневу даже сейчас, когда тот значительно ослабил его, сослав «на профсоюзы». Только он в состоянии бесстрашно ринуться в атаку на Брежнева. И только он готов стать организующим началом для всех здоровых сил.
Шелепин в должности Генсека видится мне ничуть не выгоднее Брежнева, не отказался от себя Мазуров.
Опять Вы
Суслов поморщился уже не только по причине недовольства: вновь «прихватило» сердце. Михаилу Андреевичу очень не хотелось показывать своё недомогание на людях как и всякому «наверху»: вопрос здоровья совсем не вопрос здоровья. Это вопрос политический. Поэтому он удержался от того, чтобы тотчас же не засунуть ладонь под сорочку, и не заняться «спасительным» массажем грудины.
Мазуров знал «правила игры», почему и не поспешил за стаканом воды или таблеткой нитроглицерина. То, что у нормальных людей считалось нормой, в их кругу являлось не только признаком дурного тона, не только оскорблением, но и хуже: «подкопом» под товарища. Как минимум, намёком на его некондиционность. Поэтому Суслов мог опасаться только «непрошенной гостьи» но не забвения норм.
Не о том надо думать, в последний раз покривился идеолог: кажется, отпустило. По крайней мере, сейчас.
Хорошо, после тяжёлой, непродолжительной паузы нехотя согласился Мазуров. Ради достижения общих целей я готов работать хоть с Шелепиным, хоть с чёртом, хоть с дьяволом.
Последнее слово пусть лишь в плане аттестации осталось за ним. А сам Мазуров остался Мазуровым.
Ну, вот и правильно, одобрил Суслов, хотя и не смог «покуситься на улыбку»: не хватило ресурса. А то, получится, как у Крылова: «Когда в товарищах согласья нет» ну, и далее по тексту.
В следующее мгновение Михаил Андреевич уже снимал телефонную трубку с рычагов.
Товарищ Шелепин? Это Суслов. Вы подготовили соображения по Тезисам?
Текст был «зашифрованный». На том конце провода должны были понять, что разговор состоялся и привёл к положительным результатам. Как в плане согласия на работу, так и в плане согласия на работу «с персоналиями». Видимо, Александр Николаевич настолько «энергично понял», что Суслов поморщился и даже отодвинул трубку от уха, словно контуженный.
Очень хорошо. Вы можете ознакомить меня с ними сейчас?.. Тогда жду Вас у себя
Вы уже определились с формой работы?
Мазуров не стал бросать в сторону Шелепина взглядов искоса. Напротив: взгляд его был прямым и даже вызывающим. Вряд ли он дополнительно сканировал визави: в «симпатиях» Шелепина к Брежневу сомневаться не приходилось. Скорее всего, Кирилл Трофимович хотел показать «соратнику», что не держит «камней за пазухой», и готов сотрудничать, невзирая на всю «глубину чувств».
Александр Николаевич по достоинству оценил «первый шаг навстречу» и ответил Кириллу Трофимовичу не только открытым взглядом, но и открытым текстом.
Да. Мы с Михаилом Андреевичем полагаем, что это может быть письмо в ЦК, с которым будут ознакомлены все члены ЦК в индивидуальном порядке через наших сторонников на местах. Таким образом, будет подготовлена как бы это получше выразиться «идейная платформа» будущего пленума.
А кто возьмёт на себя работу по ознакомлению?
Не беспокойтесь, Кирилл Трофимович.
Впервые за все последние годы Александр Николаевич уважил Мазурова «по батюшке».
Организацию этого дела я беру это на себя. На местах поработают мои люди. Их немного, но все они надёжные, много раз проверенные в деле товарищи. И главное: они люди дела, а не болтуны.
А письмо?
Мазуров перевёл взгляд на Суслова: кому, как не главному идеологу, и заниматься «теоретической частью». Михаил Андреевич подумал и упал духом: решился. После секретов почти стратегического характера можно было доверить чужим глазам и этот, «оперативный». Дело зашло уже настолько далеко для того, что нельзя было не идти навстречу. «Идя навстречу», он медленно подошёл к сейфу, и извлёк из него папку. Письмо находилось «в гуще» других бумаг: непосвящённый сориентировался бы не сразу. Даже «непосвящённый» из КГБ.