Да. Владимир вынул из кармана последние двенадцать сотенных «николаевок». Этого достаточно?
Мало, ну ладно! Давай! Завтра после двух часов приходи сюда. Двадцать фюнтов не забудь!
Головинский вышел из кофейни, хромая зашагал по тротуару, стараясь никого не толкнуть или наступить Всё время оглядывался: не преследует ли кто? Всё было спокойно. Улица неожиданно закончилась. Впереди простирался пустырь, заполненный народом. Это был Новороссийский Привоз. Казаки, приехавшие на своих арбах из близлежащих станиц, торговали овощами, фруктами, битой птицей, мясом.
Один дед с колоритной внешностью, в одежде запорожского казака времён Великой Екатерины, продавал аппетитные на вид круги колбас.
Почём твоя колбаска, батько? спросил Владимир.
По двести, сынку. Пробасил тот.
Головинский начал шарить про карманам Денег уже не было. Оставалась пачка франков, пачка фунтов стерлингов, золотые монеты и тётушкины драгоценности А вот рублей не было. Ни керенок, ни «деникинок», ни «николаевок».
Шо, сынку, немая гроший? усмехнулся дед.
Забув! вздохнул Владимир.
Далеко за пустырём, на котором раскинулся Привоз, Головинский нашёл укромное место. Скинул с плеч свой вещевой мешок и достал из специального карманчика пачку французских франков. Нашёл самую маленькую ассигнацию в десять франков и спрятал её в карман.
Через час Владимир продал их за четыре тысячи пятьсот «николаевок» у ресторана «Слон» холёному тыловику с погонами капитана.
Вечером Головинский угощал колбасой, свежим хлебом Васнецова, хозяйку и ещё двух дам неопределённого возраста, которые спали под кроватью Елены.
Ночью норд-ост усилился. Гудела крыша, скрипели потолочные балки, и до утра в разных частях города слышались выстрелы.
На следующий день в час пятьдесят пять минут Головинский зашёл в «Махно». Захар был уже на месте.
Я же тебе сказал, что в два! он гордо поднял указательный палец вверх. Фюнты принёс?
Да. Владимир протянул деньги.
Хорошие, настоящие! радостно произнёс Захар, едва прикоснувшись к банкнотам, а это тебе! он протянул новенький заграничный паспорт с императорскими орлами. Проверяй!
Документ был заполнен каллиграфическим почерком профессионального писаря. Всё было правильно, за исключением года рождения. Вместо 1894 значился 1895 год. «Какая разница? Никакой! Стал на год моложе!» подумал Головинский.
Ню как? Понравился паспорт? ухмыляясь, спросил Захар.
Понравился. Владимир спрятал документ в нагрудный карман кителя.
Если ещё что-то надо Заходи! С фюнтами засмеялся Захар.
Первая часть плана была выполнена.
Выйдя из кофейни, Головинский сразу же направился в Консульство Англии. Оно находилось в пяти минутах ходьбы.
Столбы, стены зданий на Серебряковской были заклеены плакатами Осведомительного Агентства (ОСВАГа) Вооружённых Сил Юга России. Они были похожи на лубки. Яркие картинки с примитивным текстом.
Вот огромный казак поднимает за шиворот маленького кучерявого человечка с бородкой-клинышком. И надпись «Уничтожим большевистскую заразу с её вождями!» Под изображением человечка располагались слова «Лейба Бронштейн Троцкий». А вот другой, совсем недавно наклеенный плакатище: всадники под трёхцветным российским флагом растаптывают маленьких людишек со звёздами на картузах.
Владимир скривил губы: «Мастеров много здесь, в тылу, картинки рисовать, а на фронте солдат не хватает».
У двухэтажного здания, где над дверями развивался флаг Великобритании, стояла толпа. «Человек сто! Не меньше!» Головинский с грустью посмотрел на людей. Кого здесь только не было: старый генерал, несколько полковников, десятка два офицеров в чинах от капитана до прапорщика и гражданские. Женщины с усталыми отрешёнными лицами с плачущими грудными детьми на руках, мужчины разных возрастов.
«А в Консульство Франции, Васнецов сказал, хвост раза в три длиннее, вспомнил почему-то Головинский. А может и мне во Францию махнуть? С Евгением? Но ходят разговоры, что Франция забита русскими иммигрантами. Особенно Париж. Работы нет. Жильё подорожало в два раза. Приезжие не знают, что делать. Хорошо только тем, у кого деньги есть. И у меня они есть! А может во Францию? Нет, только в Англию! Выбор сделан, отступать уже нельзя».
Господин, капитан! Господин, капитан! Перед Головинским стоял прыщавый юнец в гимназической фуражке с поломанным козырьком.
Господин, капитан! Господин, капитан! Перед Головинским стоял прыщавый юнец в гимназической фуражке с поломанным козырьком.
Что случилось, юноша? оторвался от своих мыслей Владимир.
Прыщавый показал ему свою ладонь левой руки, где красовалась цифра 15, сделанная химическим карандашом.
Не понял
Консульство принимает в день по пятнадцать человек. Сейчас вошёл проситель номер «13», а потом «14», а затем вы. Поняли? Или хотите в «хвосте» стоять неделю? доходчиво объяснил юнец.
Сколько? спросил Головинский.
Тысяча рублей, но «николаевскими», без торговли! заявил прыщавый.
Держи! Владимир протянул тому деньги.
Пойдёмте, господин капитан! юноша вежливо взял Головинского за локоть и повёл к двери в Консульство.
В небольшой комнате за столом сидел мужчина лет пятидесяти в тёмном костюме и галстуке. Лицо у него было усталое, под глазами тёмные круги. В углу стоял другой стол, а за ним молодой человек в английском военном мундире, но без погон.
Добрый день, мистер! произнёс на своём не очень хорошем английском Владимир, разрешите представиться?
Пожалуйста! одобрительно кивнул мужчина с усталым лицом.
Корниловского конного полка штабс-ротмистр Головинский, прибыл с целью ходатайства визы для въезда на территорию Англии! чётко доложил Владимир по-английски.
Очень хорошо! Я консул. Мужчина встал из-за стола.
Он оказался такого же роста, как и Владимир.
Мистер Головинский, а почему вы хромаете? консул подошёл к нему, вы чем-то больны?
Никак нет, сэр! Я был ранен в левую ногу во время взятия Екатеринодара После госпиталя решил покинуть Россию.
Мистер Головинский, а во время Великой войны на каком фронте вы воевали? консул смотрел Владимиру прямо в глаза.
На Юго-Западном. В Десятом гусарском Ингерманландском полку.
Очень хорошо! Очень! Британской империи нужны люди с боевым опытом. У вас, я надеюсь, есть российский заграничный паспорт?
Есть, сэр! Владимир достал из нагрудного кармана своего кителя паспорт.
Согласно последнего циркулярного письма правительства Его Величества, каждый въезжающий на территорию Англии должен располагать суммой в сто фунтов стерлингов. У вас, мистер Головинский, имеется такая сумма?
Да, сэр! Владимир, не стесняясь, снял с плеч вещевой мешок, поставил его на пол, рядом положил палку и стал искать деньги. Вот, мои сбережения! он показал пачку фунтов стерлингов.
Солидно! удивился консул, то есть очень хорошо. Оставляйте ваш паспорт. Завтра с 16 до 17 часов вы можете его забрать с проставленной визой. Да, вы должны заплатить консульский сбор. Так называется налог. Всего пять фунтов стерлингов.
Следующим утром Гловинский проснулся от жутких криков Елены Скиндиринди: «Сволочь! Сволочь! Все деньги унёс! Все!!!»
Квартиранты вылезали из всех углов и спешили на помощь хозяйке.
Что случилось! спрашивали они её.
Обокрали! Ой, обокрали! продолжала вопить она, хватаясь за сердце.
Евгений, что это с ней? поинтересовался Головинский у Васнецова.
Да какой-то постоялец узнал, где Елена хранит свою кубышку с деньгами и унёс её. Вот и суть суматохи. Спокойно объяснил Евгений, зевая в кулак.
Сон ушёл. Валяться на шинели в коридоре уже не было никакого смысла. Владимир вышел во двор, умылся под ржавым жестяным рукомойником и ушёл бродить по городу.
Ветер стих. Было чудесное утро. Из шалашей вылезали люди и начинали разжигать костры. Не доходя улицы Серебряковской, Головинский наткнулся на два трупа: мужской и женский. Они были почти нагие. «Ночью зарезали и одежду всю сняли». Вздохнул Владимир.
Полдня он потерял, бродя по барахолке, которая находилась сразу же за Привозом. Головинский хотел купить приличный гражданский костюм, туфли, пальто. Не мог же он приехать в Англию в своём потёртом офицерском мундире да ещё и с прожжённой шинелью. На земле, на арбах, повозках лежали вороха одежды. Но она была уже ношеной и так воняла нафталином, что вызывала у Владимира рвотные рефлексы.
«Придётся мне всё-таки ехать в мундире! Разве можно надеть эту мерзость?» он отворачивал лицо.
После долгих блужданий он вдруг увидел что-то до боли знакомое. Это был парадный, совершенно новый, офицерский мундир гусарского Ингерманландского полка.
Боже мой! Боже мой! Этого не может быть! Не может! шептал Владимир, не в силах от вести своего взгляда от доломана светло-синего цвета с оранжевыми шнурами и краповых чакчир.