«Это они пьют мате. Смит мне много рассказывал об этом напитке и варварской традиции его употреблять. Мате это напиток, по вкусу похожий на зелёный чай. Пьют его из высушенной тыковки, куда насыпают горсть высушенных листьев мате, а потом добавляют тёплую воду. Сосут из трубки (бомбильи) по- очереди. Александр рассказывал также, что при такой манере употребления передаются разные заболевания. Туберкулёз, например! Полностью с ним согласен: жуткая и опасная традиция!»
Две юные девушки, с вызывающе накрашенными губами и сильно нарумяненными щеками, медленно шагали, чтобы не наступить в глубокую лужу. Увидев Головинского, они принялись ему что-то кричать и посылать воздушные поцелуи. Владимир демонстративно отвернулся.
В тени чахлого дерева небритый старик в грязных лохмотьях доил худющую корову. Возле него стояли три женщины с пустыми кувшинами из жести.
Громко звеня, подъехал трамвай. Головинский пропустив всех, поднялся последним.
«Быстрее отсюда! Быстрее!»
В отеле важный толстяк лет сорока, стоявший за стойкой, вручил Владимиру ключи от его номера и сказал по английски: «Я уверен мистер Головинский, что вам понравился наш красивый город. Ведь Буэнос-Айрес это Париж Южной Америки».
Глава третья
Вкус хорошей жизни
На четвёртый день своего пребывания в Аргентине Головинский определился: «Я остаюсь! Не знаю ещё на сколько, но остаюсь. Я чувствую себя очень комфортно. Надо начинать новую жизнь».
Владимир сел в такси и поехал в Посольство Российской империи в Аргентине. Почему-то он думал, что будет сложно добиться аудиенции у кого либо из чиновников. Но Головинского сразу же принял сам Посол- Евгений Фёдорович Штейн.
Здравствуйте, ваше превосходительство! Разрешите представиться бывший поручик Ингерманладского гусарского полка, бывший штабс-ротмистр Корниловского конного полка Головинский Владимир Юрьевич. Чётко доложил он вытянувшись по стойке смирно.
Дорогой вы мой, проходите! Проходите! Штейн, грузный мужчина лет шестидесяти, с густыми седыми волосами и бакенбардами на пол-лица вышел из-за стола и пошёл ему на встречу.
Протянул руку: «Штейн. Вы, Владимир Юрьевич что предпочитаете кофе, чай или мате косидо?»
Кофе! Если можно? попросил Владимир.
Конечно можно! Иван Петрович, сделайте нам два кофе! крикнул Посол. Проходите, Владимир Юрьевич, располагайтесь в любом из кресел.
Благодарю вас! Головинский, опираясь на трость и сильно хромая, подошёл к маленьком столику, стоящему о окна.
Сел в кресло, которое стояло там. Напротив устроился Штейн.
Вы меня, Владимир Юрьевич, великодушно простите за любопытство, но что у вас с ногой? участливо поинтересовался он.
Я был ранен в ногу во время взятия Екатеринодара в августе прошлого года, кроме того, при падении с коня случился открытый перелом. Кость не сраслась как положено, коротко объяснил Головинский.
Боже мой! Какой ужас! закрыл на мгновенье глаза Евгений Фёдорович. Вам нужен очень хороший хирург. Если пожелаете, то я вам могу порекомендовать. В Буэнос-Айресе, кстати, есть очень много хороших врачей различных профилей.
Спасибо, ваше превосходительство! На пароходе, по пути в Аргентину, я познакомился с одним английским военным хирургом. Он пообещал восстановить мою ногу.
Очень хорошо! Очень хорошо Но имейте ввиду, что моё предложений остаётся в силе. Я также вас, Владимир Юрьевич, хотел бы попросить не величать меня «превосходительством»! Обращайтесь ко мне по имени и отчеству: Евгений Фёдорович. Пожалуйста!
Хорошо! согласился Головинский, прошу прощения за беспокойство, Евгений Фёдорович, но я пришёл просить у вас совета. Владимир сделал длительную пауза и посмотрел в глаза Послу.
Я вам могу обещать любую помощь с мой стороны, за исключением финансовой. Ответил тот, не отводя глаз, и продолжил:
Вы же понимаете, Владимир Юрьевич, что я Посол уже несуществующей страны. Мне это очень горько осознавать, но это так. Посольство не финансируется с апреля 1917 года. Я не мог платить сотрудникам, и они ушли на «свои хлеба». Вместе со мной служат ещё два чиновника и всё.
Евгений Фёдорович, моё финансовое положение довольно неплохое. Вам могу сообщить почему. Дело в том, что моя тётушка Анастасия Михайловна, перед смертью, отдала мне все свои сбережения и драгоценности. Мне удалось сохранить их большую часть в трудные годы гражданской войны. За четыре дня пребывания в Буэнос-Айресе пришлось узнать цены на питание и одежду. К моему собственному удивлению, я сделал вывод, что являюсь состоятельным человеком
Разрешите! послышался хриплый голос, и дверь открылась.
Головинский прервался.
Вот, Евгений Фёдорович, как вы и просили, в кабинет вошёл маленький, совершенно лысый старичок, с подносом в руках.
Он поставил на стол две чашечки с кофе, сахарницу и немедленно вышел.
Прошу вас, Владимир Юрьевич! Штейн сделал широкий жест руками. А семья у вас есть? спросил он после того, как сделал глоток кофе.
Нет! Я остался совершенно один. Родители и две сестры погибли в декабре 1917 года, когда на наше имение в Орловской губернии напала воружённая банда. Мой отец с конюхами отбивались от этих подонков до последнего патрона. Но тех было больше Бандиты подожгли дом, конюшни Кстати, мой отец имел известный в России конный завод Сгорели заживо и люди, и кони Я же находился в то время Питере с умирающей тетушкой. Получив телеграмму, сразу выехал, но увы Чем я мог им помочь? А потом скончалась Анастасия Михайловна Владимир уже не мог говорить
Прошу прощения! Прошу прощения! Штейн встал из кресла, мне неловко, я
Это я прошу прощения! Головинский справился со своими эмоциями и продолжил:
Мне удалось пробраться в Ростов на Дону и записаться в Добровольческую армию. С ней я проделал почти весь путь Первого Кубанского похода, который потом, почему-то, стали называть Ледяным. Недалеко от Екатеринодара мне не повезло: заболел крупозным воспалением лёгких. Однополчане оставили меня на каком-то хуторе в семье кубанских казаков. Эти люди меня спасли и выходили. После выздоровления я вернулся в строй. В составе Первого Кубанского конного полка принял участие в боях за Екатеринодар. Был ранен Я остался в госпитале, а полк, получивший наименование Корниловского конного, продолжил борьбу с большевиками. Вот пожалуй и всё. Владимир замолчал. Могу добавить, что там же, в Екатеринодаре, меня произвели в подъесаулы. Но я гусар, поэтому предпочитаю представляться, как «штабс-ротмистр».