Лекарь. Стихотворения - Терентiй Травнiкъ 4 стр.

Сразу скажу: о вкусах
Не собираюсь спорить.
Дарят на счастье  бусы,
Соль  в знак единой воли

Коли не так  простите 
Бью от беды посуду.
В красном углу Спаситель,
Знать, за углом  Иуда.

Трусы раскинут сети,
Выстроят западню
Мало?  тогда в меню
Вставьте силки и клети,

Врежьте ущерб от хмари,
Ковы, подставы, козни.
В норку свой прячет шарик
Труженик  жук-навозник.

Трусы придумали мины,
Выверты и надкусы
Исподтишка и в спину 
Тоже придумали трусы.

Труса повадки скрыты
От посторонних взглядов,
Только б всё шито крыто
Было, а не треклято.

Эти не оставляют
ФИО свои в доносах:
Гладенько отправляют
Выданных под откосы.

Метод их отшлифован 
Нового не открою:
Прежде чаек с лимоном,
Дальше  этап с конвоем.

Рвутся  к несчастью бусы,
Соль опрокинешь к ссоре
Яды!  рубить, так корень 
Тоже придумали трусы!
Если задел, то  sorry

День печальный: если честно,
То негожий и смурной,
Потому как день воскресный,
Потому как  выходной!

Не люблю я выходные:
Время  прямо, дело  вбок.
Что сказать вам, понятые?
Настроенье  прыг да скок.

Не пускают на страницу,
Говорят, чтоб отдыхал.
Охраняется граница
От production «samopal».

Понимаю Только, братцы,
Мне без творчества никак
Невозможно! Если вкратце:
Я без кунштюков  дурак!

То присяду, то прилягу:
Неприёмный день у муз.
Сослагатель, вынь же шпагу!
Действием скрепи союз!

Застолбить идеям место
Я бы рад, но предо мной
День, когда в работе тесно,
Потому что  выходной!

Я бы рад, но не столбится 
Не вгоняется костыль:
Перечёркнута страница
Запечатаю в бутыль

Я посланьице и в море
Кину с кручи  пусть плывёт!
Может кто-то и найдёт
Стансы в синем коленкоре:
Не беда же в них, а горе 
Просто луковое горе 
Прослезится и зачтёт

Три недели до нового года,
Три недели  и кончится год,
И уйдёт навсегда та природа,
Что пока ещё где-то живёт.

Что пока ещё что-то желает,
Как на смертном одре человек
Просит жизни, но тает и тает,
Словно выпавший в оттепель снег.

Три недели до нового года 
Жизнь не просит, но вынь да положь.
Если дела коснётся, то кода
Не побрезгует вылезть из кож.

Три недели отрежут и бросят,
Как ненужного прошлого кладь,
Как зацеп от крючка в фильдекосе,
Что не даст даже даром отдать.

Три недели  всего три недели,
Но как много они заберут:
В предназначенной им канители
Бесполезен, что лень, всякий труд.

Но как много они отыграют,
Отсекут, отполощут сполна
Здесь, на стыке калашного рая
С куражом городских клоунад.

Три недели до нового года 
Три семёрки, а следом и туз.
Из безумству подаренных муз
Лишь одна  бытия несвобода 
Обладает ключом от искусств
Не кроплёной чертями колоды!

Когда кругом почти темно
И только бледное пятно
Луны на бархате ночном,
Он тайно покидал свой дом
И в абсолютном меньшинстве
Шёл поболтаться по Москве:

«Москва тем часом воровская
Была, и вот среди парней
Ходила присказка такая:
Хиляй, где больше фонарей,
Не забуряйся в подворотни,
Без нужд не шастай по дворам
И мелочью не меньше сотни
Держи, набив копьём карман», 

Так начинал всегда отец мой,
Когда просили рассказать
Его, каким досталось детство 
Я слушал и писал в тетрадь
Отцовские воспоминанья,
И вот, спустя полвека лет,
К ним обращаюсь, лишь названье
Историям пусть даст поэт

Доселе ж оставляю тему:
Пусть вызревает, а пока
Для обозрения на стену
Креплю лишь карту ездока
Сегодняшнего. Понимаю:
Воды немало утекло 
Москва совсем-совсем другая:
Бетон в декоре и стекло

И только бледное пятно
Луны на бархате ночном
Препостоянно Нет, свой дом
Я не спешу покинуть ночью 
Мне и без этого видны
Московской жизни многоточья
И штрихпунктирия страны

Смотрю, как красит нежным светом
Столицу юная заря,
Спешат штатгальтеры на смену
Чердачникам и скокарям,

А потому прими, бумага,
Чернильно-въедливую сласть,
Ту, что не терпит работяга
И бесконечно жаждет власть.

Когда кругом почти темно
И только бледное пятно
Луны на бархате ночном,
Он тайно покидал свой дом
И в абсолютном меньшинстве
Шёл поболтаться по Москве:

«Москва тем часом воровская
Была, и вот среди парней
Ходила присказка такая:
Хиляй, где больше фонарей,
Не забуряйся в подворотни,
Без нужд не шастай по дворам
И мелочью не меньше сотни
Держи, набив копьём карман», 

Так начинал всегда отец мой,
Когда просили рассказать
Его, каким досталось детство 
Я слушал и писал в тетрадь
Отцовские воспоминанья,
И вот, спустя полвека лет,
К ним обращаюсь, лишь названье
Историям пусть даст поэт

Доселе ж оставляю тему:
Пусть вызревает, а пока
Для обозрения на стену
Креплю лишь карту ездока
Сегодняшнего. Понимаю:
Воды немало утекло 
Москва совсем-совсем другая:
Бетон в декоре и стекло

И только бледное пятно
Луны на бархате ночном
Препостоянно Нет, свой дом
Я не спешу покинуть ночью 
Мне и без этого видны
Московской жизни многоточья
И штрихпунктирия страны

Смотрю, как красит нежным светом
Столицу юная заря,
Спешат штатгальтеры на смену
Чердачникам и скокарям,

А потому прими, бумага,
Чернильно-въедливую сласть,
Ту, что не терпит работяга
И бесконечно жаждет власть.

Автобус шикнул и поехал,
Прижавшись к краю мостовой
Неторопливо, словно репу,
Тянули транспорт городской

Известные герои сказки:
Дед с бабкой, внучка, Жучка, и
Конечно, кошка  лоботряска,
А потому без них: ни-ни! 

Без грызунов Москве не сладить 
С заторами  одна лишь мышь
Способна вытянуть, наладив
Движение, да так, чтоб тишь

И гладь повсюду появились,
Чтоб тротуары тоже мылись
С шампунем, как в Германии,
Чтоб появились бы НИИ

С научниками в этой сфере
С трудом, но заставляю верить
Себя я в то, что написал.
До этого я не слыхал,

Чтоб обращались за советом
К мышам: но знать дано поэтам 
Согласен, далеко не всем 
Расположенье серых схем.

И я, похоже, догадался,
Кто главной мышью оказался
В создании мифологем
С решеньем транспортных проблем.

Любовь занималась искусством:
Освоив положенный цвет,
Она по сухому линкрусту
Из чувств создавала портрет.

И зрело в нем тайное чудо:
Такое бывает, когда 
Так, словно бы из ниоткуда 
Врывается в небо звезда,

И ты успеваешь желанье
При росчерке вмиг загадать,
И ты успеваешь названье
К картине любви подобрать.

Тогда на краю озаренья,
На кончике счастья тогда
Тебя посещает мгновенье,
Прекрасное, как никогда.

И в эту секунду к ней тоже 
К той женщине, что без тебя
Жила, но отныне не сможет,
С проворством менял-цыганят

Приносят едва уловимый,
Тот самый  положенный цвет,
Любовью внесенный в картину 
В написанный ею портрет

Я давно полюбил тишину:
Я влюбился в неё, как мальчишка.
Это как?  спросишь ты.  Намекну:
Поздний вечер, подушка и книжка.

Если это зима, то конечно 
Снег, к тому ж непременно идущий:
Нескончаемый и скоротечный,
Отпускающий вроде б, но ждущий

Если это январь, то на небе
Много звёзд  много маленьких точек,
А еще  обнимающих строчек,
Ровных, словно по каждой фальцгебель

Прогулялся: смолой пахнет, хвоей
Слышишь? Если зима, то нас двое
Дома, где-то на кухне за чаем:
Знаю, милая, всё это знаю

Знаю всё, что бы ты ни спросила.
Мне легко, потому как волшебник 
Поздний вечер, подушка, учебник,
Придающий любви моей силы.

Так давай же отведаем чуда
Из того, что нам с детства знакомо:
И в скорлупках  опять изумруды,
И ковёр златотканый у трона,

И ещё что-то нужное очень
Для едва уловимого счастья: