Ну-у он знает.
Ладно, решил Джим. Если что, мы за тебя, помни.
Ага, спасибо.
Андрей поёрзал, укладываясь поудобнее, натянул до подбородка одеяло.
Спокойной ночи, Джо-Джим.
И тебе спокойной, ответил Джо.
Спокойной ночи, затихающим сонным шёпотом откликнулся Джим.
Стало совсем тихо. Андрей привычно закинул руки за голову, закрыл глаза. Хорошо, что он пошёл к Ивану Дормидонтовичу, доктору Ване. Ведь вроде ничего ему не сказали, только выслушали, а полегчало. Правильно. Выговоришься легче станет. А слушает доктор Ваня никому того не расскажешь, что при нём прямо само выскакивает. Доктор Юра, конечно, их спасал, ему тоже всё можно сказать, почти всё Ладно, обошлось, и ладно. Что этот беляк сын Большого Дока, надо молчать, а то парни его точно придушат. И будут у доктора Вани ба-альшие неприятности. И вообще это же только сын, Большой Док и с ним что-то такое сделал, что хуже смерти. Ну, ему-то Иван Дормидонтович поможет. Хорошо, что всё так закончилось. Хорошо
И заснул он, полностью успокоившись.
АтлантаСейлемские казармыЦентр репатриацииДождь с мокрым снегом как зарядил с ночи, так и не прекращался. Прыгая через лужу, Чолли поскользнулся и едва не упал. Обложив от души лужу, погоду и всю эту чёртову Империю, он вбежал в барак. Набитый курильщиками тамбур встретил его гомоном и дымом. Обычно Чолли задерживался поболтать и подышать даровым дымом, но сегодня он сразу продрался в свою казарму. Не до того сейчас. Маршрутный лист, заветная маршрутка на руках. И решилось-то всё в момент. Даже не ждал и не думал. С Найси, тьфу, Настей не советовался, ну, да она всегда говорила, что как он решит, так и будет. Он и решил.
Пока шёл по проходу, успокоился и в свой отсек зашёл тихо. Светка и Мишка спали, а Настя, сидя на своей койке, кормила Маленького. Чолли аккуратно, чтобы не задеть её мокрой курткой, разделся и сел рядом. Маленький уже наелся и засыпал, вяло причмокивая.
Налопался, улыбнулся Чолли.
Ага, ответно улыбнулась Настя.
Она осторожно высвободила сосок и положила Маленького на подушку.
А я ему имя дала. Мне присоветовали. Павел. А так Паша. Ты как?
Хорош, кивнул Чолли. Сегодня после молока пойдём, метрики выправим, тебе удостоверение надо поменять и это свидетельство о браке.
Настя кивнула.
А чего так спешно?
Я маршрутку получил, небрежно, словно это было самым обычным делом, ответил Чолли.
Настя охнула и даже руками всплеснула.
Ой, а едем-то когда?
Завтра. С утра новых привезут, и нас до границы подбросят. А там на поезде.
Ой, Чолли Настя смотрела на него испуганными расширенными глазами. Чолли покровительственно улыбнулся ей и, слегка подвинувшись, обнял за плечи.
Всё будет хорошо. Обещают работу и дом. Представляешь, целый дом. Даже если такой, как был
Ох, если бы такой же, вздохнула Настя, кладя голову ему на плечо.
Чолли только крепче прижал её к себе. Он тоже это помнил. Как он в первый раз ввёл её в дом. Свой дом. Чолли даже снова ощутил запах древесины
Он за руку ввёл Найси, да, тогда ещё Найси, в дом и усадил на занимавшую полкомнаты кровать. На другой половине теснились камин, стол и табуретка, оставляя небольшое пространство между камином и кроватью. В камине решётка для кофейника и кастрюль, на столе две миски, две кружки, две ложки, на камине начищенные кофейник и котелок, у двери на полу лоханка для грязной воды и на чурбаке ведро с чистой водой. С другой стороны двери вбит гвоздь для куртки. На кровати набитый соломой тюфяк, такая же подушка и жёсткое колючее, совсем не вытертое одеяло. И над столом полочка, где он держал хлеб, кофе, крупу.
Это это всё твоё? замирающим голосом спросила Найси.
Он кивнул и, разрывая сдавившую горло судорогу, сказал:
Теперь и твоё. Ты моя жена. Что моё, то и твоё.
Найси испуганно посмотрела на него и заплакала. Он обнял её, прижал к себе, и они так и сидели, пока она не успокоилась. А потом Потом он развёл огонь в камине, и Найси поставила на решётку кофейник и котелок с кашей. И это был их первый обед в своём доме
Чолли вздохнул, словно просыпаясь. Да, было хорошо. И он ни о чём не жалеет. А как будет? Пусть будет как будет. На конном заводе конюхом, табунщиком, простым рабочим он сможет. Дом с участком. Даже такой маленький, какой был у него, нет, у них, так уже хорошо. А ещё ссуды, о которых говорил тот седой, председатель, да, безвозвратные, беспроцентные купить дрова, одежду, картошку или крупу нет, первое время будет, конечно, тяжело, но если разрешат держать свою скотину
Корову надо, сказал он вслух.
И кур, согласно вздохнула Настя. И ещё поросёнка.
Это уже на тот год, решительно сказал Чолли. В этом, дай бог, картошки с крупой чтоб хватило. А с весны участок обещали. Семена я уж найду.
Да уж, Настя теснее прижалась к нему. Ты только вскопать помоги, а там я уж сама. Ты ж работать будешь.
Чолли кивнул, упираясь подбородком в её макушку.
Сколько б ни платили, всё будет больше, чем у этой сволочи.
Не вспоминай о нём, попросила Настя, Не надрывай сердца. Не стоит он того, чтобы ты о нём помнил.
Чолли погладил её по плечу и улыбнулся.
Ладно, так и быть. Буди малышню, слышишь, шумят уже.
Действительно стало шумно: детей будили и одевали на молоко. Чолли отпустил Настю. Она поправила ворот тёмной рабской кофты, закрывая грудь, и встала. Наклонилась над малышами.
Майки, Свити, и тут же поправилась: Мишка, Светка, просыпайтесь.
Пока она будила и одевала малышей, Чолли сидел, прислонившись затылком к кроватной стойке, и слушал. Её голос и детский лепет. Но не слова. Что там они болтают и что говорит им Настя, ему неважно. Это его семья. Его жена, его дети. Их он спас. И дальше будет спасать. И на всё пойдёт ради них. Уже одетый Мишка полез к нему на колени, ткнулся кудрявой головкой в его подбородок. Чолли рассмеялся и, поставив Мишку к себе на колени, боднул его головой в живот. Мишка залился довольным смехом.
Окс, окси! тут же по-русски: Бы-ы-ык!
«И когда только успел узнать, шельмец?» удивился Чолли.
Светка вырывалась, выкручивалась из рук Насти, стремясь к ним. Ей тоже хотелось играть в быка. Чолли пободал и её. Настя надела на босу ногу сапоги и потуже затянула ворот кофты.
Ну-ка, пошли, а то опять осрамитесь.
Оторвав детей от Чолли, она повела их в уборную. Когда за ней опустилась занавеска, Чолли встал, из-под своего тюфяка в изголовье вытащил сумку с документами, вынул из куртки и вложил в сумку маршрутный лист. Эту маленькую плоскую сумку на шнурке сшила ему Настя уже в городе. Для денег. После того, как у него вытащили из кармана штанов дневной заработок. Вора он поймал и избил, но мальчишка успел скинуть деньги дружкам. И сутки они сидели голодные. Детей, всех троих, Настя грудью кормила, а молока не хватало. Сам он кипятком перебился. Ладно. Было и прошло. Он надел сумку на шею и заправил под рубашку. Затянул завязки на вороте. Позор, конечно, что он до сих пор во всём рабском, но это Морозу можно франтом ходить с его-то заработками и белой женой. И ребёнок там один. Одного и одеть, и прокормить несравнимо легче. А Тим, хоть и тоже зарабатывал, дай бог, но ведь явно ходит в старом. Чолли поправил сумку, чтоб не выпирала под рубашкой. Закряхтел во сне Маленький, и он наклонился к ребёнку, осторожно взял на руки. Па-вел. Похоже на Пол, но, конечно, пусть будет по-русски. Па-ша. Паша. Хорошо звучит, молодец Настя. Он покачал Пашу и сел на койку, по-прежнему держа его на руках. Восемнадцать детей у него было, этот девятнадцатый. И ещё двоих он спас. И у него будут ещё дети. Настя и он ещё молоды. У них будет много детей.
Вошла Настя, ведя за руки Мишку и Светку, и стала их одевать уже для выхода.
Столько всего надарили, смеялась она, что всего сразу и не наденешь.
Чолли кивнул. Им и в самом деле надарили. Для Мишки, для Светки, для Паши. Он сначала не хотел брать, но седая женщина, что принесла две голубые распашонки и чепчик с оборочкой, сказала:
Что с добром дают, на добро и будет, и добавила: Придёт час, и ты кому другому поможешь. Чтоб добро дальше пошло.
И он согласился.
Одев детей, Настя уложила крепко спящего Пашу под одеяло: нечего его по дождю таскать. Наелся и пусть спит. И стала одеваться сама.
Не свалится? спросил Чолли, вставая и сдёргивая с крючка свою куртку.
Да нет, он крепко спит.
Настя застегнула свою куртку и повязала выцветший рабский платок уже по-русски, как большинство женщин в лагере.
Ну, пошли?
Пошли, решительно кивнул Чолли.
Выходя из отсека, Настя оглянулась на Чолли и храбро улыбнулась ему. Чолли благодарно кивнул.
По узкому проходу они прошли в тамбур, где смешались с общей толпой. Чолли уже не меньше половины знал в лицо. Но но завтра они уже уедут.
Во дворе их встретил тот же мокрый снег, но ветер утих, и большие хлопья мягко опускались на землю. Дети весело гомонили и ловили их, выставляя ладошки, но взрослые хмурились. Чавкающая под ногами масса пропитанного водой снега пугала их, напоминая о старой многократно чиненной обуви. С обувью хуже всего. С одеждой ещё исхитриться как-то можно, а с обувкой полный швах Многие несли детей на руках.