Но тут произошёл конфуз. Когда Агастью попросили каким-нибудь способом вернуть выпитую воду обратно в море, оказалось, что это невозможно, так как здоровый организм праведника уже успел усвоить всю поглощённую влагу. Тут-то и вспомнили, что где-то в небесах протекает, зря растрачивая воды, высокородная дочь Хималая. На переговоры был послан другой праведник Бхагиратха, который сперва тысячу лет медитировал у подножия Гангиного папы, чем сильно того обязал.
Но, когда стороны обо всём договорились, появилась загвоздка: если бы Ганга обрушилась с Небес на Землю во всём своём величии, планета бы просто не выдержала такого напора и раскололась, как разбитый молотом кокосовый орех. Но тут на помощь пришёл грозный Шива, спустившийся со своего Кайласа (той самой вершины, вокруг которой один окулист ищет ныне пещеры с клонами человечества) и подставивший под струи Ганги своё богатырское темя. А уж с волос Шивы мягким и мощным потоком она потекла дальше, наполнять выпитый Агастьей океан. Тут, правда, случился ещё один казус, протекая мимо хижины всесильного отшельника Джахну, Ганга потревожила подвижническую жизнь очередного праведника. И тот сгоряча раззявил свои безгрешные уста и повторил подвиг Агастьи. Но потом, разобравшись что к чему, выплюнул божественную реку и ничто уже не помешало ей влиться в море
А вот с другой священной рекой, Сарасвати, произошло обратное. А всё из-за того, что владыка океана Варуна увёл невесту у Да, у очередного мудреца и подвижника Утатхьи. Как уже понял читатель, мудрецы таких шалостей не спускали, и Утатхья перекрыл Варуне кран, сделав так, что все реки на земле пересохли. Усыхающему богу океана ничего не оставалось, как вернуть подвижнику собственность. А тот вернул океану реки. За исключением священной Сарасвати, которая с тех пор так и течёт, затерянная где-то под землёй
Аллахабад «Мекка индуизма»
Собственно, все реки, речки и ручейки, питающие Гангу, несут на себе печать её святости. Но особенно, конечно, выделяется крупнейший правый приток Ямуна-Джамна. Обе реки соединяются в месте, которое у индусов носит название Тиртхараджа. Здесь же с ними соединяется и невидимая Сарасвати. Понятно, что эту точку в европейской литературе окрестили (для индусов это выражение полнейший нонсенс!) «Меккой индуизма». Интересно, что священный город Праяг, возникший на слиянии трёх рек в незапамятные времена, в эпоху властительства Моголов получил название Аллахабад «Город Аллаха». Когда место свято, истинно говорится, ему не пустовать!
Большую часть времени Аллахабад-Праяг сонный, патриархальный и обыкновенный городишко. Лишь раз в год всё здесь оживает и преображается, а раз в 12 лет наступает форменное светопреставление с участием десятков миллионов прибывающих со всех концов Индии паломников. Это период великого омовения, очищения и молитвы. Самое масштабное причастие в мире (хадж в Мекку меркнет на фоне местного размаха!) праздник Кумбха Мела.
Верхом религиозной экзальтации ещё недавно считалось ритуальное самоубийство (дикша), совершаемое фанатиками во время Кумбха Мелы. Это когда самые продвинутые (или сдвинутые) бросались с верхушек священных баньянов, которые растут близ священной стрелки, в мутные воды божественных рек. Полагая, что так они прямиком попадают в объятия грозного Шивы. Не случайно именно тут, над священным Слиянием, был развеян пепел сожжённых основателей современной Индии Махатмы Ганди и Джавахарлала Неру. Кстати, Неру уроженец Аллахабада.
Но основная часть гостей Кумбха Мелы (если не считать периодически возникающих тут экзотических персонажей, вроде Битлов, или Мадонны) добирается сюда, зачастую испытывая неимоверные лишения, с единственной целью выполнить религиозный долг, положенный каждому индуисту и причаститься водою одновременно двух тиртх.
Честно говоря, на меня подавляюще действуют толпы народа, даже если они собираются с благими и богоугодными целями, и я не стремлюсь стать участником подобных столпотворений. Но однажды, во время очередной Кумбха Мелы, я всё же решился по пути заглянуть в Аллахабад, чтобы просто прочувствовать атмосферу величайшей молебны. Это был весьма опрометчивый поступок! Но когда осознание неосмотрительности вполне дошло до сознания, выбраться из нахлынувшей стихии было уже практически невозможно. Меня засосало и растворило.
В Индии, среди её миллиардного населения, постоянно испытываешь ощущение своей мизерности и подавленности. Но ничего похожего на то, что обрушилось на меня тогда в Аллахабаде, я не испытывал ни разу. Мой арендованный «Амбассадор-Пассат» был похож на те злосчастные машины, которые каждый раз показывают по телевизору, рассказывая про очередное наводнение в Европе или Японии. Только вместо грязекаменного потока нас со всех сторон обтекала огромная толпа паломников. Шофёр-делиец, гораздо ранее меня сообразивший, что заблудился на ночных тёмных улицах незнакомого города, отчаянно боролся за «плавучесть», ни на мгновенье не отпуская руку с клаксона. Но отчаянные вопли угодившего в самый эпицентр людского торнадо автомобильчика не оказывали ровно никакого воздействия на движение, и даже выражения лиц окружающих людей.
Эти выхватываемые из тьмы фарами лица, честно говоря, и сегодня стоят перед взором. Наверное, так выглядела толпа беженцев во времена Исхода. Если бы не глаза. О, какие это были глаза! Пылающие, устремлённые и сосредоточенные на чём-то незримом и непостижимом. Это у тех, кто двигался «туда». Умиротворённые, возбуждённые и такие же горящие у тех, кто шёл «оттуда». Усатые мужчины с детьми на руках, безропотные женщины с узлами на головах, юноши, везущие на тачках немощных родителей, святые люди «садху», благообразные старики и старухи, совершенно голые джайны, чёрные крестьяне с юга, монголообразные горцы с севера, свирепые сикхи в аккуратных тюрбанах, гордые подростки с коробками в руках.
Если бы эти люди захотели, то в считанные минуты могли бы разорвать нашу машину голыми руками. Но они не обращали на нас никакого внимания. Они были во власти совершенно других помыслов.
Только за полночь, после нескольких часов тщетной борьбы с толпой, водитель наконец сумел выбраться из потока паломников и выехать из города
Матхура: Харе, Кришна!
Матхура и соседний городок Вриндаван (Бриндабан) заветная мечта членов забавного кришнаитского интернационала, вносящего своими экзотически-театральными явлениями оживление в улицы всех крупных городов мира. Матхура родина Кришны, а Вриндаван его «царское село». Здесь, среди пилигримов, обходящих многочисленные храмы и святыни божественной земли, запросто можно повстречать и соотечественника. И обратиться к нему с приветствием по-русски. «Ну, как оно?» «Да так, как-то». Вежливые люди кришнаиты всех стран. Иной земляк, в ином месте просто послал бы в привычное отечественное состояние, а эти терпеливо отвечают, боятся попортить карму.
Кришна 8-й аватар (воплощение) одного из двух главных божеств современного индуизма Вишну, популярен отнюдь не только среди зарубежных адептов. Его родина обязательный пункт, который не минует ни один из уважающих себя индийских паломников. Как и все индуистские боги, Кришна весьма многолик и многогранен. Однако прибывающие сюда, в Матхуру и Вриндаван, вспоминают не о философских сентенциях, которые он проповедовал в «Махабхарате», а о детско-юношеских проделках этого лукавого, резвого и любвеобильного бога. О временах, когда в руках его не смолкала волшебная флейта, а рядом с ним непременно резвилась красавица Радха и ещё пара десятков гопи жён местных пастухов.
Божественные истории, которые рассказывают про весёлого Чёрного бога, многочисленны и пикантны. Но сегодня я говорю о священных реках и остановлюсь лишь на том, что рядом с Матхурой протекает Ямуна (Джамна). А раз протекает, то автоматически является одной из остановок для приходящих сюда паломников. Тем более что Кришна в молодые годы очень даже любил подсматривать здесь за купанием прелестных гопи в интимных омутах. Да и сам был не прочь поплескаться вместе с пленительными пастушками. (А кто бы отказался?)
Здесь, в Матхуре, мне довелось впервые присутствовать при общении индусов со священной рекой. Для этого пришлось встать затемно и пересечь город на отчаянно дымящем «тук-туке», разрывавшим своим истерическим криком просыпающийся город. Впрочем, на гатах Матхуры уже бурлила своя жизнь, здесь властвовало своё время, величавое и плавное, как ускользающее на восток течение самой реки.