Здесь, в Матхуре, мне довелось впервые присутствовать при общении индусов со священной рекой. Для этого пришлось встать затемно и пересечь город на отчаянно дымящем «тук-туке», разрывавшим своим истерическим криком просыпающийся город. Впрочем, на гатах Матхуры уже бурлила своя жизнь, здесь властвовало своё время, величавое и плавное, как ускользающее на восток течение самой реки.
«Гаты» можно перевести, как «лестницы», или «ступени». Известны гигантские природные ступени Западных и Восточных Гат, горных хребтов, в которые заправлен тупой клинок полуострова Индостан. Гаты у священных рек это своеобразные каменные набережные, по которым, как по ступеням, совершающие омовение спускаются в воду.
Считается, что наиболее действенное причастие святой водой происходит при первых лучах восходящего солнца. Но народу, в обычный зимний день, немного. Тем заметнее другие персонажи, которые перемешаны на гатах с паломниками-людьми. Белоснежные цапли разных размеров, грязные шелудивые собаки, неизменные священные коровы и озабоченные взъерошенные обезьяны.
Такая терпимая и мирная обстановка характерна для Индии любовь к меньшим братьям тут антологическая. Предопределённая представлениями о карме и перерождениях. Ведь никто не может откровенно сказать, кем он был в своей прошлой жизни. И угадать кем возродиться в следующей. И понять кто скрывается под белоснежным оперением цапли и растрёпанной шерстью макаки. Вдруг кто из предков?
Пока я умиляюсь таким гармоничным отношением людей и зверей, какой-то брахман хватает палку и со злобой запускает в наглеющего обезьянина. Нисколько не думая о том, что мог ведь запросто угодить в своего дедушку!
Гаты Бенареса
Но чтобы максимально прочувствовать глубину отношений индусов к своим священным рекам, нужно непременно побывать на гатах Бенареса, или, как его теперь называют, Варанаси. Города, которому, как утверждается, более трёх тысяч лет и само основание которого освящено участием грозного Шивы второго великого бога современного индуистской «двоицы». (Отмечу, что деление индусов на «шиваитов» и «вишнуитов» часто сбивает с толку заряженных межконфессиональными дрязгами европейцев, или мусульман в индуизме, между тем, нет ничего похожего на отношение суннитов и шиитов или православных и католиков.)
«Побывать в Индии и не видеть Бенареса, её древнейшего и священнейшего города, считается у туристов большим упущением! Бенарес это столица индуизма, для благочестивого брахмана он то же, что Мекка для магометанина, Лхаса для буддистов, Иерусалим для христиан Но по сравнению с этими молодыми колыбелями религий Бенарес является глубоким стариком»
Это выдержки из записок одного из участников Большой Игры Андрея Снесарева, побывавшего в Индии около ста лет назад.
«Бенарес, несомненно, один из наиболее красочных городов Индии. Он расположен на изгибе Ганга, вдоль возвышенного хребта, поднимающегося на 100 футов над водою. Если смотреть на него с реки, он представляет собою панораму дворцов, храмов и мечетей, увенчанных крышами, башенками, минаретами. Эта сказочная панорама тянется по хребту на протяжении 5 вёрст. От неё к реке спускаются каменные лестницы (гаты), прерываемые широкими площадками, на которых построены изящные индусские часовни, купальни и кафедры для проповедников Гаты, купальни и мостики кишат пилигримами, пришедшими со всех уголков Индии»
Как и все влюблённые в Индию, я вначале много читал о ней, а уж потом начал бывать. Бенарес был, наверное, главным магнитом, притягивающим меня в «страну чудес». Слишком проникновенными и живыми казались мне те описания, которые попадались на глаза. Описания, как правило, столетней давности, вроде снесаревских. Вот, где была настоящая Индия!
Вот почему, когда я впервые добрался сюда, меня тянула вовсе не столица, не Бомбей, и даже не прославленная Агра. Больше всего хотелось побывать тут, на гатах Бенареса, в городе Шивы, Будды, Махавиры и всех, вообще-то хоть каким-то боком причастных к исконно индийской культуре. Единственное, чего я опасался, так это Времени, которое имеет дурацкое свойство модернизировать общество, выхолащивая его тончайшие и изысканнейшие шелка до состояния практичной джинсы.
Но с Бенаресом, как, впрочем, и со всей остальной Индией, такие опасения зряшны! Тут не подстраиваются под Время, а регулируют его течение согласно своим внутренним ритмам. Которые, теперь я знаю наверняка, определяются неспешным течением священных рек.
Чтобы охватить (или хотя бы попытаться) всё действо, происходящее каждое утро (в течение тысяч лет) на семи десятках бенаресских гат, нужно две вещи. Лодка с гребцом и незамутнённое европейской брезгливостью сознание. Особенно второе. Без него посторонний наблюдатель будет видеть лишь грязь и антисанитарию, и на каждом шагу ужасаться, как можно в одной воде мыть голову, стирать одежду, очищаться от скверны, чистить зубы, разбрасывать в ней ещё не остывший пепел покойников, сливать нечистоты и благоговейно пить маленькими глотками.
Сердобольные европейские туристы, ужасаясь и жалея индийских пилигримов, даже и не думают, что видят перед собой абсолютно счастливых людей, у которых не менее поводов для жалости к своим затемнённым западным собратьям!
Основное действо и тут происходит на рассвете, когда тысячи паломников, подготовленных жрецами, встречая восходящее светило, бесшумно сходят по ступеням-гатам в мутные воды Ганги. По воде во все стороны расплываются цветочные гирлянды и скорлупки с трепещущим пламенем. Нужно увидеть эти вдохновенные, самозабвенные и одухотворённые лица, чтобы понять всю значимость для индуистов того, невольным свидетелем чего стал ты, случайный прохожий, со своей фарисейской жалостью!
Впрочем, насколько интересны персонажи ежедневной бенаресской мистерии для вооружённых фото- и видеокамерами заезжих с Запада (тут их, кстати, не так много, как во многих других туристических центрах Индии), настолько несущественны в этот момент все посторонние для самих участников действа. В них самих в этот момент очень трудно признать привычных, встречающихся на городских улицах, индусов.
Сидит на помосте невозмутимый, перепачканный навозом и пеплом йог, вдыхая попеременно разными ноздрями утреннюю прану. Обрюзгший брахман бреет голову жаждущему причастия, начитывая на ухо мантру. Дряхлый старик, покачиваясь, стоит тут же, не мигая, уставившись на уже яркое светило слепыми глазами, в ожидании скорого погребального костра за этим он и брёл сюда из своей далёкой деревни, преодолевая расстояния и немощь. Женщина, пуританская индианка, обнажив грудь, спускается по гатам в воду, не отвлекаясь ни на что и ни на кого.
Она спешит в божественные объятия священной Ганги
Сарнатх, где повернулось Колесо
Как известно, буддизм одна из мировых религий появился в Индии, этой чудесной реторте, давшей человечеству бесчисленное число философских истин и захватывающих заблуждений. Появился, развился, распространился и исчез. Сегодня тут процент буддистов составляет такую ничтожную цифру, что она лишь подчёркивает фиаско, которое потерпело учение, одно время главенствовавшее над субконтинентом. Но от полутора тысячелетий существования буддизма здесь осталось великое множество памятников, ступ и пещер. И три культовые точки, которые святы для каждого правоверного буддиста своей сопричастностью к основателю всего учения. Место Прозрения, место первой Проповеди и место Ухода.
Искушение Разбуженного
Вряд ли кто-то из учителей человечества на своём пути к Истине преодолел столько крутых поворотов и крайностей, как Сиддхартха Гаутама урождённый царевич из племени Шакья. Для образованных людей сегодня занимательная биография Татхагаты достаточно известна, потому я не стану останавливаться на всех её нюансах. Ограничусь лишь теми моментами, которые важны для данного повествования.
После чудесного Пробуждения под деревом Бодхи (в Бодх-Гая), теперь уже Будда (каково звучание Будда Пробуждённый!) в течение семи недель вёл странную и непонятную жизнь. Это если смотреть со стороны. То он целых семь дней стоял, не моргая, и смотрел на место своего Просветления, то демонстрировал свою состоятельность недоумевающим богам, то медитировал под дождём, от которого его защищал своим капюшоном царственный змей Мучилинда, то равнодушно взирал на дикие прелести дочерей неугомонного искусителя Мары. Это если смотреть со стороны.