Но зато каково продолжение! Вряд ли кто из Великих Моголов может поспорить с Хумаюном своим мавзолеем. Но и тут его заслуги сомнительны. Мавзолей Счастливчику возвела его вдова Хамида Бену Бегум. Одна из тех великих женщин, без которых не было бы этих великих правителей. Говорят, что в строительстве непосредственное участие принимал один мастер из Бухары. Возможно, потомок тех строителей, коих вывез когда-то из Индии кровавый разоритель Тимур.
Ну а апофеозом строительной деятельности Великих Моголов считается ещё один исторический центр Дели Шахджаханабад, воздвигнутый неутомимым созидателем внуком Акбара Шах-Джаханом. Тем самым, благодаря которому ниже по Ямуне (Джамне) в Агре расцвёл чудесный каменный цветок Тадж-Махала.
Но про делийский Красный форт и Джума-мечеть написано столько, что я мало чего смогу добавить
Сокровища Агры
Тадж-Махал
Символ Парижа Эйфелева башня, Рима Колизей, Москвы Красная площадь, Афин Акрополь. А если брать шире, в космическом масштабе, в размерах Великого Кольца, что могло бы стать эмблемой всей нашей планеты и человеческой цивилизации? Думаю, первый претендентом на эту роль Тадж-Махал, совершеннейший архитектурный памятник, построенный одним из Великих Моголов над прахом любимой женщины.
Красота спасающая
К Таджу каждый день стекаются многочисленные и многоязыкие толпы паломников. Принадлежащих к разным кастам и конфессиям, прибывших из разных уголков Индии и всех мыслимых сторон мира. Разуваясь перед подъёмом на мраморную террасу мавзолея, все они становятся тут одинаково босыми и равными друг другу.
Зачадрённая чёрным покрывалом мусульманка и похожая на тропический цветок в своём трепещущем сари индианка, вылощенный до кафельного блеска американец и шумный фотолюбитель-китаец, наш напряжённо-сосредоточенный соотечественник и молчаливый гималайский аскет, юные и чистые девочки-гимназистки из престижного колледжа Дели и растерянные, чернокожие крестьянские ребятишки из недалёкого села, гордые одинаковые кадеты будущая мощь вооружённых сил и истомлённые духовными исканиями хиппообразные европейцы Все они, такие разные и пёстро окрашенные, объединены тут единым порывом причаститься к прекрасному, все они пришли сюда на поклон к Красоте, в самом совершенном и бессмертном её виде. (Хотя, быть может, далеко не все пришедшие это понимают и осознают.)
Тадж-Махал, это самое зримое материальное воплощение абстрактной сентенции о «красоте, спасающей мир». Из небесной гармонии его безупречных форм и божественных линий проглядывает неодолимое обаяние вдохновляющего образа одной из красивейших женщин Земли. Вокруг него вечно витает осязаемое величие любви, достигающей силы природной стихии. Он, этот прекраснейший архитектурный Цветок, взошёл и возвысился над чародейственной духовной клумбой.
Торжество женского рода
Индия без Тадж-Махала всё равно, что Франция без Эйфелевой башни или Америка без статуи Свободы. Эту банальную мысль высказывали почти все, кто только брался писать о «восьмом чуде света». Но ставить его на одну плоскость с железякой, к которой долго и мучительно привыкали и наконец привыкли, или туповатым колоссом, переправленным за океан потому что ему так и не нашлось места в Европе, это слишком унизительное сравнение для Тадж-Махала. Отсутствия Башни и Статуи человечество бы и не ощутило. Место Тадж-Махала уникально. И на месте этом может стоять только он, или зиять невосполнимый провал.
Тот, кто этого не понимает, всё равно чувствует это неосознанно. Вовсе не случайно Агра стала одним из центров мирового паломничества. Именно паломничества из всего обилия местных достопримечательностей людей со всего света собирает сюда только одно.
Признаться, я всегда настороженно отношусь к тому, вокруг чего вьётся толпа и бьются волны повышенной ажитации. Потому и сюда, в Агру, первый раз ехал с некоторым сомнением. Но Тадж-Махал развеял все мои опасения сразу, как только предстал пред взором.
Тогда, при первом свидании, я провёл рядом с ним целый день. Несколько часов просто сидел на газоне напротив и созерцал, запоминал, впитывал женственное обаяние его линий и одухотворённую чистоту оттенков. Не меньше десятка раз обошёл вокруг. Отдалялся и приближался. Открывал всё новые ракурсы и точки любования. Упивался игрой граней в лучах катящегося по небосклону солнца, от ослепительно белого, такого, от которого зашкаливал экспонометр, до остро очерченного чёрного силуэта на фоне закатного неба. Дошло до того, что в какой-то момент я вообще перестал замечать окружающих, полностью абстрагировался от толпы, и оказался с ним один на один.
Признаться, я всегда настороженно отношусь к тому, вокруг чего вьётся толпа и бьются волны повышенной ажитации. Потому и сюда, в Агру, первый раз ехал с некоторым сомнением. Но Тадж-Махал развеял все мои опасения сразу, как только предстал пред взором.
Тогда, при первом свидании, я провёл рядом с ним целый день. Несколько часов просто сидел на газоне напротив и созерцал, запоминал, впитывал женственное обаяние его линий и одухотворённую чистоту оттенков. Не меньше десятка раз обошёл вокруг. Отдалялся и приближался. Открывал всё новые ракурсы и точки любования. Упивался игрой граней в лучах катящегося по небосклону солнца, от ослепительно белого, такого, от которого зашкаливал экспонометр, до остро очерченного чёрного силуэта на фоне закатного неба. Дошло до того, что в какой-то момент я вообще перестал замечать окружающих, полностью абстрагировался от толпы, и оказался с ним один на один.
Вернее с ней. Потому что в Тадж-Махале так сильно ощущается присутствие конкретной души и реального образа. Той вечно женственной основы возносящей Мастера на невообразимые высоты Творения.
«Венец дворца»
Тадж-Махал это любовь. Воплощённая в одухотворённый камень. Высокосвященная и богоположенная. Укор всем тем (мне, например), кто сомневается вечности чувства, возможности бесконечного обожания одного предмета одним переменчивым сердцем. Здесь можно много бросаться красивыми словами, но лучше ещё раз вспомнить историю.
Арджуманд Бану Бегам, известная ещё при дворе Джахангира как Мумтаз-Махал («Избранница дворца»), или, если по-персидски, Тадж-и Махал («Венец дворца»), стала женой принца Хурама (будущего Шах-Джахана), когда ей едва минуло девятнадцать лет. Красавица-персиянка, к тому же обаятельная, умная, гуманная, тонко чувствующая Мумтаз-Махал, хотя и не была первой женой царевича, но моментально стала главной и единственной.
Привязанность и степень доверия к ней с его стороны были столь сильными, что будущий правитель не ступал и шага, не посоветовавшись со своим Венцом. Дошло до того, что падишах (это уже когда он отбил отцовский трон у всех родственных претендентов) даже свою государственную печать хранил только у своей любимой жены.
Правда, совместное их царствование было очень недолгим, всего какой-то год минул с восшествия Шах-Джахана на могольский трон, как судьба (вот уж злодейка!) лишила его всех стимулов царствовать далее. Время, отпущенное Мумтаз-Махал на то, чтобы служить украшением этого беспокойного мира, иссякло, и одна из самых блистательных женщин земной истории ушла из жизни без всякого достойного повода, весьма банально на тридцать седьмом году жизни, при очередных родах.
Но ушла всё же не просто, а как подобает выдающейся женщине. Взяв напоследок у мужа обещание выстроить памятник, который был бы достоин земного воплощения их неземной любви.
Вся дальнейшая жизнь Шах-Джахана была так или иначе подчинена выполнению обета. Что стало и смыслом и стимулом дальнейшего бытия всесильного монарха. Всё прочее настолько перестало интересовать владыку, что собственный сын Аурангзеб в конце концов отрешил его от власти и заточил в Красном форте Агры. Последние свои годы Шах-Джахан провёл, созерцая издали, с высоких стен крепости-дворца, прекрасный белоснежный мираж Тадж-Махала, вечно сияющий над дорогой могилой на высоком берегу Джамны, в отдалении. Здесь, рядом с любимым прахом, ему и суждено было найти свой долгожданный и вечный приют.
История этой любви стала самым великим и самым высоким эпизодом из всей эпопеи яркого царствования Великих Моголов. Династия, которую обессмертила любовь, это, согласитесь, явление нечастое. И то, что всё произошло именно на индийской земле, насквозь пропитанной страстью и чувственностью, тоже не случайно.
N. B. Шах-Джахан, брат Петрарки
Шах-Джахан, сын эстетствующего наркомана Джахангира, внук великого полководца и выдумщика Акбара, взошёл на могольский трон под пятым номером. Cвою карьеру самодержца он начал точно так же, как многие сотни его царственных коллег во всех династиях до, и многие сотни после. Терпеливо дождавшись у постели больного папаши его мирной кончины, вместо того чтобы ехать на войну в Кандагар, куда его упорно посылали, он тут же ввязался в борьбу за могольский трон и после тяжёлой продолжительной борьбы выиграл эту своеобразную «предвыборную» борьбу у своих братьев и дядьёв. В результате чего конкуренты исчезли (вообще), а империя почти на 30 лет получила нового правителя.