Заброшенная Победа
Классическое произведение, которым исчерпывается для многих всё прочитанное об Индии, киплинговская «Книга Джунглей». Одна из самых сильных страниц этого насыщенного невероятными приключениями произведения похождение Маугли в брошенном городе. Подобные города это не плод авторской фантазии, а скорее вольное переложение одной из тех реальных историй, которыми сопровождалось проникновение в глубь Индийского субконтинента бравых британцев. Брошенные и проклятые города были характерной чертой этой загадочной и неожиданной страны.
Когда британцы наткнулись на Фатехпур, то их глазам предстала картина сколь впечатляющая, столь зловещая. Прекрасные дворцы, ворота, храмы, дома и стены, выстроенные из красного песчаника в едином градостроительном порыве, по одному плану, украшенные филигранной каменной резьбой и инкрустированные самоцветами, окружённые просторными площадями, иссохшимися прудами и молчаливыми фонтанами, всё это, заросшее непроходимым кустарником, во власти лиан, чертополоха и равнодушно палящего солнца.
Блистательный Фатехпур город Победы, превратился в сказочный город-призрак. К нему, хранимому заклятьями в течение трёх столетий, дерзал приближаться мало кто из суеверных окрестных жителей. Любимое детище Акбара Великого стало привычным обиталищем для диких пчёл, змей, коз и многочисленных хищников. Пантеры, леопарды и тигры бродили среди пустых зданий в таком количестве, что англичане, по-первости, устраивали на улицах заброшенной могольской столицы настоящие охоты. Как в джунглях.
Между тем город Победы в своём нынешнем виде вовсе не похож на те исторические руины, которые в изобилии украшают поверхность нашей не очень стабильной планеты. Нет в нём ни следов катастрофических разрушений, ни копоти пожарищ, ни свидетельств какого-то преднамеренного варварства. Когда бродишь по площадям и улицам Фатехпура, заглядываешь в многочисленные дворцы и дворы, рассматриваешь вычурную резьбу колонн и наличников в многочисленных павильончиках и беседках, то ловишь себя на том, что всё это вовсе не производит впечатления древности. Напротив, кажется, что попал на какой-то долгострой времён позднего средневековья. Вот-вот вновь откроют финансирование, на законсервированном объекте появятся строители и, весело матюгаясь, начнут облицовку помещений, установку дверей и окон, сантехнические работы.
Видимо, такое впечатление исходит из скоротечности городской жизни этой акбаровой столицы. Она тут бурлила всего каких-то 15 лет. И хотя по обилию населения с Фатехпуром не мог тягаться ни один город тогдашней Европы (утверждают, тут насчитывалось более полумиллиона человек), 15 лет очень маленький срок для того, чтобы наследить на улицах, обжить стены и напитать кварталы той аурой, которая так возбуждает и пленяет воображение любого, кто только сталкивался с притяжением исторических руин. Фатехпур так и не превратился в настоящие развалины. Столица была оставлена ещё при жизни самого Акбара. И перенесена в далёкий Лахор. Этого требовала политическая напряжённость, возникшая в западных районах Империи, наиболее проблемных на тот момент.
Впрочем, в Лахор тоже ненадолго. Кочевые гены тюрков не позволяли Акбару долго сидеть на одном месте. Гены предков и талант государственного деятеля. Очень скоро и император и двор вновь оказались в Агре. Но отчего не в Фатехпуре?
Забвение по знамению
Моголы совершали много неординарного и экстравагантного. Однако случай со строительством и забвением Фатехпура выделялся и на этом фоне. История эта породила массу домыслов, которые позже стали мифами.
Почему же они покинули город?
Говорят, что по прошествии 15 лет, в один прекрасный день грозный падишах (именно так повествует легенда) вышел на высокую стену своей новой столицы и с ужасом увидел, что озеро, питавшее водой город, исчезло! А на его месте зияет покрытая грязью котловина.
Сейчас мы могли бы быстренько всё это объяснить с позиций геологии и всяких карстовых явлений. Но тогда всех жителей Фатехпура объял необыкновенный ужас перед Богом (или богами в данном случае разницы никакой), которого они, возгордившись, прогневили. А это бедствие пострашнее землетрясения или вражеской осады! Проклятый город был обречён, а потому оставлен без промедления. Последний день Фатехпура по накалу страстей вполне сопоставим с последним днём Помпей!
Сейчас мы могли бы быстренько всё это объяснить с позиций геологии и всяких карстовых явлений. Но тогда всех жителей Фатехпура объял необыкновенный ужас перед Богом (или богами в данном случае разницы никакой), которого они, возгордившись, прогневили. А это бедствие пострашнее землетрясения или вражеской осады! Проклятый город был обречён, а потому оставлен без промедления. Последний день Фатехпура по накалу страстей вполне сопоставим с последним днём Помпей!
Так и лежали его зарастающие и медленно разрушающиеся стены, в течение трёх веков пугая окрестных жителей своей грозной тайной. Таким и предстаёт он теперь пред многочисленными туристами молчаливым и зачарованным, заколдованным и застывшим.
Главную прелесть монотонно красивому красному камню придают индианки в своих ярких сари. Словно волшебные цветки расцветают по мановению невидимого садовника то там, то здесь в самых неожиданных местах: рощах колонн, тёмных проёмах дверей и окон, у давно замолчавших фонтанов, на фоне высвеченных вечерним солнцем резных стен, среди зелёных лужаек дворцовых садов.
Как зовут тебя, прекрасное дитя? спрашиваю у одного из проплывающих мимо цветков.
Чандрагупта
О, Господи! Да из каких же ты веков, Чандрагупта? Что в имени твоём? Сколько всего воскресило оно в памяти из индийской истории! Великий Маурья Чандрагупта современник похода Александра Македонского Времена Калидасы Чандрагупта Первый и Чандрагупта Второй Имена грозных властителей прошлого несёт в себе ныне эта гибкая и хрупкая девочка в голубом сари. Чудно!
Я бывал в Фатехпуре неоднократно. Но при упоминании о нём во мне всплывает именно эта картинка. Юная индианка в голубом сари, выплывающая из безмолвного краснокаменного дворца Акбара Великого. Или нет, не из дворца, из какого-то другого, непостижимого всеми прочими мира. Словно сама воплощённая Индия
Раджастхан: заповедник индийского духа
Раджпуты ведут свою родословную от Солнца, Луны и Огня. Так что их гордое и несколько напыщенное самоназвание, которое можно перевести как «дети царей», имеет славное основание. Но уважают их в Индии не потому, что они от Солнца, а потому, что дух раджпутов издревле был примером беззаветного героизма и несгибаемой стойкости. Земля раджпутов современный штат Раджастхан являет собой идеальную арену для жизни героев. Самый жаркий район знойной Индии, прижатый к пустыне Тар, Раджастхан тем не менее первым принимал на себя удары многочисленных завоевателей. И принимал с честью!
Бхаратпур птичий рай
Первый раз я побывал в Раджастхане случайно. Появилась возможность смотаться из Агры в знаменитый птичий заповедник Каоладео-Гхана, что рядом с Бхаратпуром. И я смотался. Заповедник этот, как и многие современные резерваты, некогда служил охотничьими угодьями. Для британской администрации. А до британцев для раджпутских раджей.
Раджпуты всегда были ярыми индуистами. Как же сочетались в них постулаты о ненасилии с убийствами животных? Запросто! Индуизм вообще-то настолько пластичная религиозная система, что в ней может найти место всё, даже противоречащее, как кажется, самим основам. Сами же раджпуты считали, что могут убивать и есть мясо, потому что всегда должны поддерживать своё мужество на должной высоте.
Каоладео-Гхана заповедник небольшой, но обильно населённый. Особенно зимой, когда на местные болота прилетают с далёкого севера неисчислимые стаи пернатых. Собственно, «далёкий север» для Индии это наши места. Так что всех этих оперённых путешественников я в большем изобилии видел в дебрях Прибалхашья. Вся разница в том, что тут на каждую птаху приходится по туристу с огромным биноклем или фотокамерой, снаряжённой полуметровым объективом. А у нас можно неделями находиться со всей этой «пернатой сволочью» наедине. (Интересно, отчего же это орнитологи-любители из Европы стадами прут в Индию и игнорируют наши раздолья?)
Знакомство с заповедником запомнилось мне не птицами. А удавами, которых мы с проводником-сикхом искали в сухих зарослях каких-то колючих кустов, стальные иглы которых насквозь прошивали подошву ботинок. Подойти к питонам близко никак не удавалось, как тихо мы ни ступали. Змея это почти сейсмограф, улавливающий малейшие колебания земли всем своим телом. Не подпустив даже «на расстояние снимка», питоны тихо и изящно всасывались в норы.