Помимо инвалидизации социальной структуры общества, миграции современного типа дают деструктивные последствия и для политического развития страны-донора рабочей силы. Возможность уехать из своей страны для лучшего устройства собственной жизни ослабляет для многих граждан, особенно экономически активного и политически деятельного возраста, мотивацию политического и гражданского участия. Зачем прикладывать усилия к тому, чтобы что-то изменить к лучшему в своей стране, если можно без особенных трудностей найти более комфортную страну для жизни и работы? В результате из местной политической жизни уходит энергетика гражданского общества, в том числе протестная.
(Наблюдая за тем, как миграционные процессы изменяют жизнь Молдовы, начинаешь задумываться вот над чем. Возможно, пора вводить новый показатель для характеристики демографического состояния современных стран. Этот показатель отражал бы в статистических и в социологических данных реальную миграционную ситуацию, когда население расслаивается на несколько фракций по типу присутствия в стране: (1) одни живут как раньше; (2) другие, не меняя место основной «дислокации», зарабатывают на жизнь отхожим промыслом в других странах; (3) третьи начинают жить «на два дома», уже не зная точно, какой из них основной; (4) а четвертые уже приняли решение в пользу смены страны проживания и превращаются как правило, постепенно, шаг за шагом из мигрантов в эмигрантов.
Опыт нынешнего «великого бессарабского исхода» ясно показывает драматизм и неоднозначность миграционной практики в страновом разрезе. Кстати, предлагаемый подход к фиксации фаз «миграционного ухода» мог бы помочь определить, наконец, какова же реальная численность населения сегодняшней РМ. Сейчас экспертные оценки гуляют в широком диапазоне от двух до трех с половиной миллионов, что, собственно, отражает то переходное состояние «полуэмиграции», в котором находятся многие граждане Молдовы. И, между прочим, это касается не только Молдовы.)
Этническая ситуация
Государствообразующий этнос в Республике Молдова молдаване. Согласно переписи 2014 года, именно такой вариант ответа на вопрос о своей национальности добровольно выбрали 75,1% жителей страны. Еще 7,0% определили свою этничность как румын. В реальности это люди одной национальности, но по-разному ее, эту национальность, называющие. Поэтому допустимо сказать, что титульный этнос составляет 82,1% населения Республики Молдова.
Молдаване/румыны народ (этнос) романской группы с достаточно сложным по составу генотипом. В советский период некоторое время продвигалась теория, согласно которой молдаване это славянский народ. Промоутерами этой теории были некоторые историки и этнографы как в самой Молдове, так и за ее пределами. Мне не удалось обнаружить доказательств того, что теория славянского происхождения современных молдаван сознательно использовалась советской властью как инструмент национальной дискриминации и национального унижения молдаван. Здесь явно решались другие задачи: политические и идеологические. Видимо, по этой причине какое-то время оппоненты «славянской» гипотезы оценивались как диссиденты. Отголоски той, уже давней, полемики нет-нет да и прозвучат иногда в среде молдавских интеллектуалов и политиков, хотя, казалось бы, ее актуальность давно должна была выветриться.
Основными национальными меньшинствами в Молдове являются украинцы, гагаузы, русские и болгары. Подробнее эта тема раскрывается в главе «Три трудных вопроса», в параграфе «Гагаузский вопрос».
Интересная деталь: Бессарабия вступала в ХХ век более разнообразным полиэтническим сообществом, нежели спустя сто лет, в век ХХI. Прежде здесь жили в немалых количествах украинцы, русские, немцы, поляки, евреи, гагаузы, болгары, цыгане. В течение ХХ века национальный состав региона упростился, обеднел.
Немцы и поляки были при разных обстоятельствах депортированы. Еврейское население претерпело трагические события времен Второй мировой войны, а те, кто выжил, и их дети с 1970-х годов активно разъезжались по свету. Доля украинцев в ходе конституирования Молдавской ССР уменьшилась после передачи в состав Украинской ССР северной (Буковина) и южной (Причерноморье) оконечностей, но пополнилась за счет присоединения Приднестровья. Русские (и те, кого ими называют за пределами сердцевинной России) пополняли Молдову в годы советской власти, но убывают начиная с 1991 года. Цыгане ну это особая тема в Бессарабии, даже не знаем, надо ли ее вообще трогать, и, если трогать, то как
Лингвистическая ситуация в современной Молдове способна сбить с толку кого угодно. На первый взгляд ничего необычного в ней нет. Есть титульный этнос есть его язык. Есть национальные меньшинства есть их родные языки.
Молдова всегда жила на перекрестке языков, ее жители привычны к многоязычию и иноязычию. Другими языками здесь овладевают легко, без внутреннего сопротивления.
Язык, на котором они говорят, относится к языкам романской группы. Его иногда называют «вульгарная латынь». В этом языке немало славянизмов польских, украинских, русских что неудивительно, учитывая многовековое соседство с этими народами. Встречаются в языке и тюркские отголоски долгого пребывания Бессарабии в составе Османской империи.
Вроде как везде. Но нет, в Молдове не так. Много лет в этой стране не утихает странная на посторонний взгляд, но совершенно нешуточная лингвистическая война вокруг того, как следует называть язык, родной для представителей государствообразующего этноса.
Дело в том, что некоторые представители политических, культурных и интеллектуальных элит Молдовы давно настаивают на том, что родной язык титульного этнического большинства страны это не молдавский, а румынский. Более того, под их давлением Конституционный суд РМ в 2013 году принял решение, согласно которому государственным языком Молдовы является не молдавский, а именно румынский.
Такая позиция имеет поддержку со стороны Румынии (насколько нам известно, трудно однозначно считать ее официальной государственной позицией, но есть достаточно свидетельств того, что румынский политикум в целом разделяет ее).
Со стороны вся эта история выглядит странно, хотя бы потому, что язык есть реальность, не подлежащая оформлению в качестве чьей-либо собственности: он не может принадлежать лицу, сообществу, народу или государству, вообще никому. У языков не бывает автора (искусственные языки к нашей теме отношения не имеют). Поэтому претензии государственных инстанций Румынии управлять практикой употребления того языка, который указан как государственный язык в самой Румынии, но который более половины жителей Республики Молдова называют молдавским, не имеют никакой правовой основы. Ни у кого нет копирайта на язык, никто никому не должен платить роялти за его использование.
Безусловно, у государств есть историческая ответственность за состояние и развитие языка, признанного в правовом порядке государственным языком, прежде всего языка политических и деловых коммуникаций, языка качественной литературы и медиа, языка правовых установлений и судопроизводства. Но в современном мире есть немало примеров, когда один язык имеет официальный статус в двух или более государствах (например, испанский язык является официальным почти в тридцати государствах, арабский почти в двадцати). И никто никому не указывает, как называть общий язык.
Конечно, примечательный в ряду мировых лингвистических практик «румынский казус» имеет политическую подоплеку и долгую традицию. Даже будучи частью «социалистического лагеря», Социалистическая Республика Румыния не раз заявляла о непризнании существования молдавского языка и использования такого наименования. Поэтому вопрос о языке правильней рассматривать в контексте «румынского вопроса» в целом и в связи с темой унионизма. Что мы и сделаем в главе XVIII «Три трудных вопроса молдавской политики».
Конфессиональная ситуация
Молдова моноконфессиональная страна с высоким уровнем религиозности. Более 90% населения определяют себя верующими христианами православными. Это неудивительно, поскольку религиозная история страны давно и безальтернативно связана с христианством в его православной версии. Согласно академическим источникам, местное население христианизировалось постепенно со времен миссионерского служения в этих краях святого Андрея Первозванного, испытывая влияние как славянских, так и греческих соседей часто, кстати, недружественно конкурирующее. Организация церковной жизни в этих местах долгое время не отличалась стабильностью и преемственностью, подчинялась внешним вмешательствам.
После самороспуска СССР в новосуверенной РМ сложилась непростая ситуация с православными церквами. Вообще-то между православными патриархиями существует договоренность о том, что любая территория должна находиться под омофором только одной из них. Но эта договоренность иногда нарушалась в прошлом, еще чаще нарушается она сейчас. Это связано с тектоническими переменами, произошедшими в конце ХХ века со странами, где православие является исторической религией большинства. После прекращения существования СССР и СФРЮ, появления новых суверенных государств и новой сетки государственных границ возникли (или возродились) конфликты на почве того, какая из православных патриархий имеет «законные» права на юрисдикцию в той или иной стране. «Законные» взято в кавычки, потому что у каждой из спорящих сторон есть свои аргументы. Оценить их весомость невозможно без глубокой осведомленности в очень специфической области знания. А редкие люди, таковой осведомленностью обладающие, как правило, принадлежат к одной из сторон конфликта, в силу этого изначально тенденциозны.