Мир христианский пусть тобою просветится
Кто ежели не ты подумает о нас,
Кто ежели не ты нас защитит пред богом,
Пропали без тебя, родимый, мы сейчас.
И гибнем в оскорблениях и злобе
И ждём Антихриста чей близок скоро час.
А л е к с е й. Ну, полно, полно, брат, мне не судить тебя,
Друзьям же верным рад всегда я буду,
Терпите да молитесь бог за нас.
Вставай, старик, прощай- тебя я не забуду.
Бог даст, быть может, свидимся с тобой,
Христос с тобой и помни про Иуду.
А в т о р ы. Старик ушёл, болела голова
И со двора смех детский раздаётся.
Из клетки над окном трель чижика слышна
И маятник часов английских метрономом бьётся.
Из комнат верхних музыка слышна
На дребезжащем стареньком немецком клавесине
От бесконечных нудных гамм мутится голова
То кронпринцесса и жена с земель немецких что завезена
По клавишам стучит тоскуя о судьбе своей в России.
И Алексей вдруг вспомнил как вчера, ругался пьяный,
Что жену чертовку ему силой на шею навязали
Как к ней он не придёт всё сердится она
И говорить не хочет, а мочится слезами,
И жалуется, что в чужой стране одна.
Его жена с вторым дитём во чреве
Вчера кричала при друзьях во гневе,
Что богом данный муж относится к жене
Похуже пьяного сапожника в её родной земле.
Размазывала пудру на невзрачном оспой тронутом лице
Страдая от любви, что пряталась в её душе и теле.
Страдал и Алексей так как жалел её,
А может быть и ласков был когда- то,
Пусть бог его простит, что он забыв про стыд
Грешит и в том жена его не виновата.
А может быть одна она ему верна
И любит как отца, супруга и как брата.
А мухи всё жужжат и маятник стучит
И чижик пискает и гаммы сверху льются,
Слипаются глаза и муха в волосах
Кружится и щекочет чтоб от сна очнулся.
Багровый солнца луч обжёг стыдом лицо-
«Надёжа государь, Российская надежда!»
Сверлила мысль мозги: «Кто он, в конце концов-
Безвольный раб трус подлый иль невежда.
Что движет им пред батюшкою страх-
Страх подлый зверя страх необъяснимый
Иль водка что несёт затмение в мозгах,
Сон, лень и ложь что мучают его,
Но он не расстаётся с ними.
Стряхнуть бы это всё, уйти, бежать, бежать!!
Иль пострадать разбив свои оковы,
На муки тело бренное отдать,
Чтобы душа возвеселилась снова.
Христос за православных пострадал
И жизнью искупил земные прегрешенья,
Меня в народе ждут и, мучаясь, зовут
На страсти для святого воскрешенья.»
(В комнату осторожно входит старик камердинер
Иван Афанасьевич Большой. Угрюмо сказал- как будто обругал)
Пора езжать, извольте одеваться.
А л е к с е й. Не надо не поеду не хочется плясать
Под дудочку отца и водкой напиваться!
А ф а н а с ь ч. Опять вы батюшку заставите гневиться.
Всем приглашённым велено там быть.
Так будите в поездку собираться
Или мне дверь прикажите закрыть.
А л е к с е й. Дай померанцевой настойки поначалу похмелиться,
Потом и шпагу с платьем подавай.
А, впрочем, померанцевой не надо-
Я спьяну слишком часто лишку говорю,
Потом на трезву голову сам себя ругаю,
А батюшка ругает так как верный пёс смотрю.
(С усмешкой) Преображенской гвардии мундир стряхни от пыли
В сержанты уж давно меня произвели,
Да шпагу посмотри цела ли,
Побрей меня и табаку в кисете принеси.
Да рюмка померанцевой едва ли помешает,
Так что и рюмку тоже захвати.
(Афанасьич уходит. Алексей оглядывая комнату и слушая гаммы)
Как надоело ждать и жизнь осточертела!
И паутиной здесь затянуты углы.
Чего ещё мне ждать ни подвига, ни дела
Я жизнью не свершил, не нужен никому!
Зачем старик пришёл? Какая мне отрада?
В том что призвал он мучеником быть,
Что ждёт народ избавиться от смрада
Что с Запада пришёл нам души бередить?
Зовут и ждут а мне всё это надо?
Не лучше ли с отцом мне страсти примирить,
Раскаяться в грехах, за дело взяться рьяно
И государю в том помощником служить.
Отец торопится скор на дела и мысли,
Не все дела должно вершить тяп-ляп,
Порушить всё легко, а как воздвигнуть
Коль на помощников отец мой слаб?
Всяк хочет отщипнуть себе от блага крохи,
На общие дела не жаждут спину гнуть,
Отец замыслил в одиночку
Отец замыслил в одиночку
Всю жизнь сложившуюся вмиг перевернуть.
Науки в помощь он себе располагает
И европейский дух чтоб двигал паруса
И свой корабль как шкипер направляет
На Запад в гавань где уютно будет жить страна.
Русь бедная, церковный звон переменила,
Монастыри торопится закрыть
И к вере и молитве указом утвердила
Как воинским уставом под штрафом принудить.
И вера нынче не в душе людей селится,
А в головах в закон возведена,
О, Русь исконная!,зачем такая мука,
За грех какой творцом тебе дана!
(Входит Афанасьич с рюмкой, шпагой и одеждой)
Что, Афанасьич, годен я к гулянью
В сад Летний на призыв отца прибыть
Языческую статую Венеры присутствием и взором освятить?
А ф а н а с ь ч. Коль батюшка велел, то непременно
На машкераде том вам должно сударь быть
И девку голую из розового камня узреть и возлюбить.
Спаси Христос, чтоб в этот сад ногой мне не ступить.
Действие второе
26 июня 1715 г. Летний сад. Галерея над Невой.
А в т о р ы. « Сад Летний мой прекрасней чем в Версале
В чухонских топях будет насаждён» так похвалялся Пётр Людовику в запале.
Сюда за много вёрст мешки с землёй таскали:
Солдат, пленённый швед и лапотный мужик
И на костях в болотной хляби тот сад по повелению возник.
Сюда из итальянской дали статуи древние явили бледный лик.
Устроенный по сказочному плану, он сказкой стал-
Под солнцем тусклым красочный цветник.
Каналы и пруды, беседки и фонтаны,
Прямые линии подстриженных аллей
Манили в тишину где тощие тюльпаны
Тянулись вверх хлад северный презрев.
Теснились вдоль аллей античные подделки
Неведомых немецких, итальянских мастеров,
Глазницами пустыми императоры и боги
Взирали на снега гиперборейских варваров.
Богини греков диких варваров пугали своею неприличной наготой,
Жеманных кавалеров с их матрессами манили в альковы,
Чтоб заняться неприличной страмотой,
И статуи при том невинно удивлялись,
Сцепив уста учтивой немотой.
От тёмных вод Невы шёл по аллее сада Царевич Алексей,
А рядом семенил на тонких ножках в парике громадном,
С растерянным лицом, кафтане неопрятном,
Ошеломлённый дел печатных мастер директор типографии
Аврамов Михаил.
Неглупый от природы, шустрый малый, в Голландии учился
И читал Псалтырь,
Но вид нагих фигур безгласных истуканов
Свезённых из Европы его остановил
И голос плачущий, испуганный и тихий типограф к Алексею обратил.
А в р а а м о в. Я исповедуюсь царевич как пред богом,
Что совесть христианская во мне ещё жива.
Как поклоняться идолам языческим и в церкви сокрушать колокола?
А л е к с е й. Каким же идолам?
А в р а а м о в.В иконах здесь стоящих над хладною рекой,
Что в идолах языческих, бесстыдных смущают душу силой бесовской.
Отцы и деды ставили иконы в домах своих и на пути своём.
Иконы те имели силу божью, а что теперь в кумиры мы несём?
Служили мы на днях в Шутейнейшем соборе пьянчужке Бахусу,
Что христианами Ивашкою Хмельницким наречён,
А ныне в сад к всесквернейшей Венере богине блудной
Я как православный пастырь к бляди приглашён.
И вам, надёжа-государь и мне без нашей воли
Придётся батюшке в том машкераде послужить
Богам, которых Бог-Отец изгнал на землю,
И именем Христа распятого в уродов-истуканов вселил
Чтоб истинный и твёрдый дух смутить.
А л е к с е й. Ты веришь в сих богов?
А в р а а м о в. Отцы святые знают, что эти боги-бесы
Изгнаны из капищ и палат своих
И прячутся в местах пустых и тёмных
И притворились в идолов бездумных, каменелых,
Чтобы воскреснуть как придёт пора Антихристу служить.
А л е к с е й. Когда наступит та пора когда они воскреснут?
А в р а а м о в. Они уже живут средь нас невидимы пока,
Ведь оскудело ныне святое христианство
И боги ожили сии покинув норы тёмные
И жалят ядом души тех в ком вера не крепка.
Вот ныне и явились к нам отступникам и грешным
И мы любезно приняли их в гнусный маскарад,
Смешались с ними, скачем, пляшем, пьём,
Не замечая, что в пучину волн
Как стадо дикое свиней несёмся прямо в ад.
А в т о р ы. На Летний сад спустилась ночь и тучи грозовые
Ещё не вспыхнул фейерверк и воздух тёплый тих,
Не веял лёгкий ветерок, зарницы гасли дальние