Отец и сын. Драма в стихах - Анатолий Крикун 3 стр.


Не веял лёгкий ветерок, зарницы гасли дальние

И молнии безгромные являли светлый миг.

И с каждой вспышкой голубой являлись бесы белые

Как призраки бесшумные из мраморных статуй

И исчезали в темноте в аллеях словно демоны

И растворялись как туман в фонтанах водных струй.

А л е к с е й. А, ведь, и правда в деле том узрелись черти белые.

Куда идём, к чему придём? Без бога пропадём!

Чёрт знает, что ты говоришь Абрамка.

Умом ты может быть нежданно повреждён-

От чтенья мудрых книг явилась неполадка.

А в р а а м. Я истинную правду говорю

Сам по себе познал я эту нечисть.

Твой батюшка моей рукой создал печатные листы

С рисунками блудливых тех богов и прочих сумасбродных действий.

С тех пор смутился ум и впал я в страшный блуд

И боги мерзкие мне в снах ночных явились,

От бога отступил и душу загубил-

Венера с Бахусом в мои дела вселились.

А л е к с е й. Каким же образом являются к тебе?

А в р а а м. Как Мартин Лютер краснорожий стал

Наш Бахус с пузом как пивная бочка.

Венера, девкою гулящей телом оголяясь, с пахабным взглядом

Лезет в баню где я парюсь в одиночку.

А в т о р ы. Раздались голоса.По узенькой тропе

В кромешной темноте зарделась света точка,

Кроваво-красная она вдали плыла

Как Марсова звезда  войну и смерть пророча.

По голосу отца тут Алексей признал,

Мелькнула мысль в кустах от батюшки спасаться,

Но было поздно  Пётр его узнал и крикнул:  Зоон!

Сын мой, бог милость нам явил,

Сподобил в нужный час друг с другом повстречаться.

Спасибо Алексей за жданный мной подарок-

Твой корабельный лес мне вовремя приплыл

И дело двинул, что пришло в упадок.

Ценю твои труды  когда помощник мне,

Да только нет усердия к делам большим являться.

А в т о р ы. Улыбка от стыдливой радости явилась на лице

И сердце затряслось от призрачной надежды,

Царевич удивился  ведь отец давно не говорил с ним

Так тепло, радушно  как когда-то прежде.

Он подошёл к отцу, снял шляпу и поклон отвесил низкий.

Губы приложив к поношенной поле гвардейского кафтана,

Мозолистую руку целовал и заглянул в глаза с надеждой прямо.

От редкой похвалы по телу дрожь прошла,

Но вспомнились слова Михайлы Авраамова.

Увидел страшное и милое лицо, усы, как у кота,

И ясный, цепкий взгляд суровый,

Но вспомнил, как ему шептали чернецы 

Как царь  антихрист заковал страну в оковы,

Как спутники его из чужедальних стран

Россию грязью и помоем поливали,

Смеялись над невежеством с Петром

Мёд пили и российский хлеб жевали.

«Проклятая страна и проклятый народ

Где водка, кровь и грязь у смрадных

Дикарей во всех углах таится

И где медведь крещёный в европейских обезьян

С потуг Петра мечтает превратиться.

И проклятый народ себя лишь только чтит,

Всех немцев остальных скотами почитает,

Шептали, как отец церковников не чтил

И патриарха сан в народе сильно снизил,

Монахов и попов как в рекруты забрил,

В Россию ересь лютеранскую пустил,

В столице новой кирху обустроил.

Как головы раскольников торчали на колах

У церкви Троицкой люд городской пугали,

Как головы стрельцов соскакивали с плах

И даже дети их те казни на себе познали.

Как Меньшиков с Петром те головы рубил,

Кривя лицо ужасною улыбкой,

Народ того разбоя не забыл-

Антихрист к ним явился в мире зыбком.

В народе спор возник  Пётр-немец или жид,

В голландское одет, как немец говорит

И трубкой греет нос, пуская дым с улыбкой.

Отец двумя руками обхватил его главу

И в лоб поцеловал холодными устами

«Пусть бог тебя хранит»,  с улыбкою сказал

И зашагал вперёд широкими шагами.

А Авраамов на ухо твердил,

Что духовник отца, храня с царём единство,

Душ христианских много совратил

Законы христианские поганя и ввергая в свинство.

Царевич же не слушал  сердце чаще стало биться-

Отец его надежды пробудил,

Что может примирение явиться

И что отец его простил.

«Ужель моя вина, что нет отцовской воли

И жажды на великие и тяжкие дела,

Что страшно жить в стране, летящей в бездну,

Пришпоренным конём в железных удилах?

Не за себя боюсь я и прячусь словно заяц

От взглядов пристальных отца,

Народ  страдалец ждёт  кто христиан избавит

От лап железных, что молотом куёт Россию  являя миссию творца.

Ведь я его любил и вновь мне показалось,

Что не ушла любовь из сердца моего,

Но не могу принять, на бога уповая,

Я дел мирских и замыслов его.

А л е к с е й. (Авраамову) Отстань, каналья, от меня,

Прочь с глаз моих  дурак!

Какое дело мне до вас,

Не лезь мне в душу хоть сейчас!

Хоть ты и прав  что толку в том,

Послушает кто нынче нас!

Не бойсь, не выдам я тебя, но сам поберегись,

Язык зазря не распускай и боженьке молись.

Ступай, устал я от тебя, напрасен этот труд-

Дубину плеть не перебьёт  лишь бог поможет тут.

(Авраамов уходит)

Зачем отец власть патриарха ущемил,

В столице храм как кирху лютеранскую поставил

И головы раскольников на колья посадил

Кто батюшку Антихристом представил?

И нищих приказал забрать под караул,

Чтоб подаянья хлеб не даром ели

И каторгу для тех убогих учредил,

Чтоб в государстве были все при деле.

Весь народ российский голодом духовным тает,

Сеятель не сеет и земля зерно не принимает,

Христианин как скот без отпеванья помирает.

Поп пьяный в алтаре матерно бранится

И ризой золотой от господа хранится,

Ногой же грязною в лаптях храм осквернить стремится.

Нет благочестия уже  чернец и поп заворовались

И пастор лютеранский с католическим кюре

В Россию  матушку, как призраки пробрались.

Оставили сосцы мы матери своей

И ищем еретические груди,

А пастыри, Иисуса позабыв,

В делах своих склоняются к Иуде.

И церковь нынешняя  преданный холоп,

Что голову клонит у царственного трона

И нет венца уже на голове-

Его повергла в прах корона.

Святители, печальники земли

Отринуты и изгнаны от трона,

А нынешние архиереи  холуи

Царю послушные под сенью окаянного закона.

Когда народ грешит  то государь в ответе

И грех постыдный должен замолить.

За государевы грехи народ страдает

И наказанье божье должен выносить!

Неужели, как римскому Калигуле,

Всё можно божьей волей императору творить

И плут и хам, и скот двуногий себе позволить может

Живую плоть терзать и душу загубить.

В лесах, в пустынях люди тело бренное в огонь бросают,

Страшась Антихриста, чтоб души сохранить.

В Москве Григория Талицкого сожгли,

Кричавшего:  Меж нас Антихрист объявился!

И тем в народе злобу разожгли

Тем более что беззаконно суд творился.

Пропала вера в пастырей своих

Народ остервенел и разумом смутился.

На город Любеч налетела саранча

Неся на крыльях надпись  «Кара божья»

И солнце светит уж не так,

Страх смерти злобой сердце гложет.

У изголовья смертная коса,

Со страха водку пьём  чтобы себя не помнить,

Надеяться на что  когда пуста душа,

Где силы обрести и совесть успокоить?

Спаси меня господь и землю защити,

За бедных заступись и грешников помилуй,

И Матерь божия меня не позабудь,

И в испытаньях укрепи мне силы!

А в т о р ы. Недавно русская царица померла,

Что скромно тихою затворницей жила

И брата сводного Петра, Ивана, уж давно похоронила.

В вечерних сумерках процессия печально молча шла,

Снег белый лишь скрипел, метель печально выла.

Треща, горели смоляные факела,

В их отсветах кровавых на погост Русь старая безмолвно уходила.

Пётр плакать запретил и медленно шагал с толпою чёрною

Своей фигурой ужас вызывая,

Вслед за усопшею народ во тьму скользил

С душой, окаменевшей, в муках тужась и в душе рыдая.

Россия новая хоронит нынче Русь,

Последнюю царицу скорбно провожая,

Москве престольной ворота закрыв

И Петербургу двери открывая.

И кто  то тихо произнёс

«Теперь всему конец  жди горя и беды, на бога уповая.

Действие третье

(Покои Петра. В кресле, спиной к пылающему камину, сидит Пётр.

На носу круглые железные очки во рту дымящаяся курительная трубка,

В руках голландская газета « Куранты»

А в т о р ы. Луч бледный в окна заглянул

Сквозь тучи неба северного солнце робко пробивалось

И в кадке апельсиновое дерево в углу

На светлый луч зелёной чахлой веткой отозвалось.

А во дворе среди чернеющих стволов

Белеют мраморные боги и богини

И солнце тусклое ласкает их тела на дальнем севере нагие.

Две девочки у ног Петра сидят  одна что дочкой-бочкой

Назад Дальше