Две девочки у ног Петра сидят одна что дочкой-бочкой
Ласково зовётся спокойна и тиха, приятна и важна
И не большой любитель развлекаться..
И Лиза рядом с ней легка как малый птах-
Голубоглазый, златокудрый ангел,
Любитель танцев, пенья и забав
Не слишком склонная учёбой заниматься.
«Разбойницы, ко мне, Пётр девочек позвал,
Скорее на колени залезайте!»
Не думалось отцу, что трон одной из них
Как дочери Петра принять придётся.
Не ведал он ещё, что сына два его-
Один от брошенной супруги Евдокии,
Другой от новой пассии его
Не смогут пережить отца безвременно покинут мир земной,
По воле господа уйдут в края иные.
Что он переживёт наследников своих
На царский трон претендовавших,
Мужского рода и по праву и родству
В «девичьих царствах» оказаться не мечтавших.
Заморский попугай из клетки закричал: «Величество дурак!»,
Петра на смех поднявши.
«Вот девочки смотрите на меня-
Я не учён как вы учителями
Своим умом достиг наук начала я, став взрослым,
Время упустив, в потешных играх с пацанами.
Ну, прочь проказницы, ступайте погулять
И чтоб за книгами в ученье не дремали!
Действие четвёртое. Наводнение.
А в т о р ы. Места необитаемые Пётр употребил для Петербурга
Называя это место «Парадизом»,
Хотя чухонцы, обитающие здесь, немало раз под воду уходили
И кляли здешние места за страшные капризы.
Не раз спасала жителей Дудерова гора,
Морские ж волны хижины дощатые топили.
Молили бога от болезней защитить,
Болотный дух, открытым ртом вдыхая,
И ветер юго-западный кляли,
Что воду гнал в залив, Неву назад толкая.
Глубокой осенью назначена была,
В Апраксином дворе обширном, ассамблея
Где ожидался Пётр, но невская волна плескалась у порога,
Под свежим ветром трепеща и леденея.
«Жди горя с моря, от воды беды!»
Не раз кликуши в городе кричали.
Во взорах многих Пётр тот древний страх читал
К воде, что сам питал с потешными полками,
Но побороть сумел любя тушить пожар
И править паруса над зыбкими волнами.
И ассамблеи Пётр указом утвердил-
Для новых дел не только для забавы,
Потехи европейские вводил,
Круша дедовские привычки и церковные уставы.
Голландских шкиперов и корабельных мастеров
Дородные румяные супруги на скамейках восседали,
Как дома чувствовали здесь себя-
Чулки вязали и на своём наречье сплетни лопотали.
Пётр, трубкой глиняной ворочая во рту,
Покуривал кнастер, флин тёплый попивая,
И пиво гретое с лимонным соком, леденцом и коньяком
Внутрь принимал, с духовником своим Федоской в шахматы играя.
А рядом примостился Алексей из кубка пенного
Живительную влагу с хмурым видом поглощая.
Боязливо и крадучись как хитрый пёс
К Петру Антон Девьер дрожащим голосом с поклоном обратился-
Еврей иль португалец не поймёшь,
На русской службе в Слободе Немецкой на Москве
Ещё при батюшке Петра явился.
Д е в ь е р. Ваше величество, вода в Неве нежданно прибыла.
П ё т р. И сколько ж?
Д е в ь е р. Два фута пять вершков.
П ё т р. А ветер?
Д е в ь е р. Вест- зюйд- вест.
П ё т р. Врёшь, мерил я недавно зюйд-вест- зюйд.
Д е в ь е р. Недавно, государь, переменился.
П ё т р. Бояться нечего, барометр мне не врёт,
Науки нужно знать тому ты не учился.
Д е в ь е р. А сведущие люди говорят чтоб я оборонился.
П ё т р. Недавно сведущих у церкви я порол
И ты сейчас заслужишь если не уймёшься.
Ступай же прочь дурак! Беседе не мешай,
А то иди плясать там, может, развлечёшься!
А в т о ры. Девьер уходит медленно скользя,
Как палкой битая бездомная собака,
А волны колыхали лодки у крыльца
И ветер дул с залива, как гулящий забияка.
Недавно Пётр доносы получил,
Что в Новгороде чудом колокола звонили,
Что человек те звоны не чинил, а бог предупреждал,
Чтоб ждали все беды и в церкви о спасении поклоны били.
П ё т р. Что скажешь мне Федос, о чём гласит тот звон-
Не щурь глаза и не лукавь, а отвечай как знаешь.
Ф е д о с. Гуденье бессловесное так то рыдает бес, что
Прелести его из подданных своих, ты государь, десницей изгоняешь.
То из кликуш, раскольников и старцев-пустозвонов лезет бес
И ты его своим трудом пугаешь.
Монахи тунеядцы суть от податей бегут
И даром хлеб жуют и толку от них нету,
Царю земному пользы не несут,
А в скитах прячутся и власть при том хулят
И как скоты живут при этом.
(Царевич Алексей речь слушал, понимал, что камень в огород его
Федос кидает, пытался встать уйти, но твёрдо Пётр сказал: «Сиди
И слушай что духовник мой тут излагает». Царевич сел, потупивши глаза
В раздумья погрузившись с философским видом. Федоска был в ударе,
Поощряемый вниманием царя, и сыпал предложения монашество
Кляня, на Алексея глаз кося при этом.)
Ф е д о с. Царь батюшка, куда идёт пастух туда
Гнать надлежит и стадо,
Ломать старьё и новое творить без страха и сомненья надо.
В мужских монастырях открыть госпиталя
Для отставных драгун в боях ран нахватавших,
Цифирные училища для отроков открыть,
А в женских воспитательный приют-
Для маленьких детей кормильцев потерявших.
Монахинь же сослать в мануфактурный двор-
Пусть пряжу там прядут для воинских мундиров,
Продажу мёда с маслом в церкви запретить,
Часовни поломать, чудес не измышлять,
Мощей не почитать, а нищих, дармоедов,
Брать под караул, бить батожьём и на работы двигать.
А в т о р ы. А за окном зюйд-зюйд-вест всё крепчал
Дрожали стёкла под напором ветра,
Как будто вражья сила, не спросясь, ломилась в дом
Грозою с Запада круша устои старые, дедовские наследства.
И Алексею чудилась в словах Федоски та же злая сила,
Что у царевича давно уж вызывала страх
И мысли и желанья к безумствам уносила.
Проник он в тайный смысл немецких интересов,
Читая случаем нечаянно попавшийся дневник фрейлины,
Что явилась на Москву с германскою принцессой-
Женой постылою ему на время ставшей,
Но русских баб в любви не перегнавшей,
И дух российский так и не познавшей.
Фрейлина шустрой, рассудительной была,
Средь иноземцев знатных связи прочные для пользы завела
И даже, хоть к России любви не обрела,
Понять своим умом холодным не могла
За что её немецкие и прочие друзья Россию ненавидят.
Был в этой ненависти страх её просторов,
Обычаев от пращуров доставшихся природных
И непонятный немцу дух, сокрытый в тайниках народных.
«В свободе русы злы, а в рабстве смирны и довольны,
А русский царь природой власти суть деспот,
Которому все подданные быть должны покорны.
В немецких землях можно в суд подать на короля-
В России жизнь зависит даже от царского псаря.»
Был редок на Россию трезвый взгляд,
Что много чести сделал Пётр изнеженной Европе
Приняв её за образец и сделав гнилость, лесть и хамство,
Уменьшив грубость нравов, в числе добавленных пороков.
Без старого ума решили жить и за Европой плыть-
Так всё равно жить дураками вам придётся,
Ведь европейского расчёта и ума
У русских не было и, дай бог, не найдётся.
Служанкой у Европы Россия быть должна-
Тогда, быть может, ей и счастье улыбнётся.
Лишь умудрённый Левевольд при размышленьи полагал,
Что Пётр не прост и не смиренный ученик Европы,
Что русскому царю науки и художества нужны
На несколько десятков лет, пока своих учёных не взрастит,
А после смрадному, развратному Парижу он покажет жопу.
Европе же Россия как ничтожество нужна,
Чтобы спокойствие и мир Европы охраняла
И варварства на Запад не несла,
От азиатчины её предохраняла.
Россия при Петре железный лишь колосс на глиняных ногах
И рухнет, разобьётся ей из праха не подняться.
Европе следует ей волю навязать
И не спешить её благоустройством заниматься.
Лет через сто вино и сифилис Россию в бездну унесёт
И европейцам уж не будет надобно её бояться.
Когда же Алексей фрейлину уличил
В том, что интимная бумага содержала-
За критику и правду, что нашёл, там похвалил
И усмехнувшись руку подал и ушёл,
Вернув дневник, чтоб дама не страдала.
Фрейлине же пришлось самой себе признать,
Что европейцам странных русских не понять.
Они как жители другой планеты и не нужны
Им европейские манеры и советы.
Запомнила и занесла в дневник фрейлина неспроста
Слова царевича о сущности Христа.
«Мудра Европа и сильна, славна- всё есть у вас,
Но нет у вас Христа!
Зачем он вам? Спасёте сами вы себя!
Вам нужен бог, а нам Христос сын божий,
Что как народ наш все страдания познал