Директор не вздрючил. Посмотрел сквозь пальцы. Что до наставниц, я был уверен, что они отпустят нас в самостоятельное плавание. Варвара, фронтовичка и офицер в ту свою бытность, вела рисунок в обеих группах. Была сурова, но справедлива. Жеманная красотка Инна писала прекрасные натюрморты, пыталась втолковать нам своё представление о живописи, и это у нее получалось. Обе стояли за нас горой. Поэтому ещё до экзаменов я отправился к директору. Тот не раздумывал.
Поезжайте! Отпускаю с условием, что осенью сделаете выставку.
Петро спокойно принял моё сообщение.
Ещё просмотр впереди. Вот закончим год Впрочем, я уже надыбал халтурку на тыщу рублёв. Тут, поблизости, в пионерлагере.
Значит, решил, значит, всерьёз думал о вояже на Каму.
Оформиловку делали после занятий: лозунги, транспаранты, прочая чепуха зверюшки, бабочки, пионеры с барабанами да горнами. Всё это осточертело, обрыдло до того, что посещение Мони сделалось необходимым. Как-то, вернувшись из густэри, узнали от Ковриги, что приказал долго жить Александр Фадеев.
Орёл, держа в левой руке кусок сала, а в правой бутылку с коньяком, удивился:
Вроде оружие не продаётся, а застрелился!
Имея миллион, а главное, власть да связи в Политбюро, можно и на «катюшу» разориться!
Орёл перестал жевать:
А нам, выходит, и самоубийством нельзя покончить?
Пули-выстрела не стоит твой обед!.. засмеялся я. Вот оберёшь до нитки свой Нежин, появится возможность пустить себе пулю в лоб.
Не, я миллион не заработаю! засомневался коммерсант, но задумался, видимо, пытаясь представить эту сумму в её физическом воплощении.
Тогда купи добрую верёвку, посоветовал Колчак, и повесься на радость горфинотделу.
Или огурцом подавись, поддержал я товарища, или вон той копчёной колбаской.
Орёл ухмыльнулся, сделал традиционный глоток и, упрятав снедь в сундук, пяткой пихнул его под койку.
Смотри-ка, спился и пустил пулю в лоб! всё-таки удивился и я, собираясь на покой, так как не сомневался в правдивости официального сообщения. Как бы и нам, Петроний, не свихнуться на «гибриде»!
Сначала надо чего-то достичь, отозвался, зевая, Мудрак. Да ещё с Никитой поручкаться, как ОН со Сталиным. А вообще, если хочешь знать моё мнение, умер Максим, ну и хрен с ним!
Больше мы этой темы не касались, да и пришли самые горячие деньки. На очереди стояло слишком много всего.
Комплексы мои закончились. Я успел забыть о них и мог быть доволен семестровым просмотром: три пятёрки за живопись, рисунок и композицию. У Петек те же результаты. Это событие отметили походом в филармонию на скрипичный концерт Нелли Школьниковой. Умиротворённые музыкой, тяпнули водочки в соседней густэри и на ночь глядя пошли на площадь, размягчённо взирая на бирюзовое небо с одиноко мерцающей звездой, на белые стены цирка, исчерченные голубыми тенями: южные тополя, окрашенные серебром лунного света, бросали на них свое подобие, и мне казалось, что я попал в трепетный мир палестинских этюдов Поленова.
Палестина, Палестина благословенный край Христос и грешница бормотал Колчак, убыстряя шаг. Мы не иисусики, а вон, глянь, две грешницы шествуют! И коса у той, что слева, совершенно роскошная, гм
Я принялся подтрунивать, но он не слушал и сокращал дистанцию между нами и косой. Лишь коротко бросил:
Брысь! Давай познакомимся!
Мне в общем-то было всё равно. Не хотелось возвращаться к Орлу и Ковриге. Гришка наверняка штудирует сейчас скучнейший талмуд Винкельмана «История античного искусства», которым его осчастливила Варвара, а Орёл переваривает сало и видит во сне все фазы утреннего насыщения. Да и Мудрак отвалил в общагу.
Ну и коса!.. выдохнул Колчак в спину незнакомки, а когда она оглянулась, состроил глазки: «Не знаю я, как шествуют богини, а милая ступает по земле!»
«Милая», а с ней и подружка прибавили шагу, и вдруг мы не успели опомниться обе исчезли в проходном дворе.
Афронт! сказал Петька. От преследования воздержимся.
Возле училища нас догнал Жорка Герлован.
А девоньки вернулись и снова на Ленина подались, доложил он, видимо, засёкший наш неудачный манёвр.
Петька ткнул меня в бок и повернул назад.
На Ленина разделились, договорившись встретиться на этом же месте, и начали свободный поиск. Неожиданно повезло мне: увидел, догнал, представился и сообщил, что разыскиваю их «весь вечер, потому что ТАКУЮ косу, может, раз в жизни и встретишь»!
Петька ткнул меня в бок и повернул назад.
На Ленина разделились, договорившись встретиться на этом же месте, и начали свободный поиск. Неожиданно повезло мне: увидел, догнал, представился и сообщил, что разыскиваю их «весь вечер, потому что ТАКУЮ косу, может, раз в жизни и встретишь»!
Приняли меня не слишком ласково, но и не прогнали. Завязалась светская беседа. А тема! Меня спросили, видел ли я вчера Броза Тито, поезд которого проследовал через Кишинёв на Киев.
Видел, буркнул я, поскучнев. Вокзал оцепили, но мне с товарищем удалось проскользнуть на перрон. Броз речугу толкал за другим оцеплением, так что имели счастье лицезреть маршала только в дверях вагона. Проплыл мимо, делая ручкой и улыбаясь.
Седой Видный мужик, добавил я, припоминая сталинского недруга в дверях вагона. Карикатуры помните? Очень похож.
Во мне ещё звучала волшебная скрипка, душа полнилась мелодиями Сарасате и атмосферой замершего зала, а тут Броз Тито. Какая проза, чёрт дери! Да на хрена мне ОН и ЭТИ любопытные. Это ж моя ночь, моя. И ничья больше. Ещё каких-нибудь несколько дней начнётся дорога, а там Кама. В Молотове сядем на пароход и в верховья. Справа Добрянка, слева Чермоз, Усолье и Березняки в оранжево-жёлтых дымах азотно-тукового комбината. По счастью, нам дальше. Да, будут плоты, катера, бакены. Урал Там единственная, что не отвечает на письма, решив, видно, что я подался за невозможным и никогда не вернусь.
Встрепенулось моё пропитанное тоской и «гибридом» сердчишко. Начал подумывать, как распрощаться с девчонками. Помогли студенты, их однокурсники. Подошли и спросили: «Ида, ты сдаёшь завтра?»
Я не стал ждать, когда закончится их беседа, ушёл вперёд и свернул в первый же переулок.
Колчак явился после полуночи.
Где ты шлялся? спросил я.
Провожал дам! заржал ловелас. Я за вами шёл. Видел, как ты испарился, ну и догнал, представился по всей форме. Остальное проще пареной репы. Сноровка нужна, мой друг! Везде нужна сноровка, закалка, тренировка. Так, кажется, поётся? Уменье выжидать, уменье нападать, а? При каждой неудаче Ида и Роза, соображаешь?
Через год Ида стала его женой.
Литературу сдавали последней. Все, кроме меня, имевшего оценку. Колчак, увлёкшись любовными переживаниями, схлопотал «трояк», что лишало его стипендии. Глупо получилось. Литераторша разобиделась на русскую группу за шпаргалки и резала напропалую. Петька ими не пользовался, но, ответив с грехом пополам на два вопроса, скромно потупился и заявил «Эмилии, урождённой Дондыш», что ответа на третий не имеет. Пару она не вкатила, но запретила пересдачу.
Я за него не переживал. От поездки на Урал он отказался, а у нас с Мудраком билеты в кармане! И ещё не говорили с Варварой и Инной. Все откладывали, тянули.
А тут и они навстречу. Обе наставницы! Готовьтесь, ребята, готовьтесь: едем на Днестр, едем в Водулуй-Водэ! Ну, мы и выложили сюрпризец, который, однако, был воспринят с воодушевлением!
Миша, только как можно больше рисуйте, попросила Варвара. Рисунок! О-о!.. Овладеете будете кое-что представлять. А без него вернётесь к исходным позициям. Вспомните, с каким трудом вы начинали зимой!
Я поклялся, что уделю рисунку должное внимание, и поделился горем Колчака П.
Варвара встрепенулась, раздула ноздри.
Сердце Эмилии подобно Бастилии?! взревела она, спросила, где литераторша, и ринулась на штурм неприступной крепости.
Мы ждали. Колчак грыз ногти переживал! Но обошлось. Варвара вернулась размашистым шагом, топоча, как лошадь. Инна семенила следом. Обе сияли, сообщив о «полной капитуляции». Эмилия согласилась на осеннюю переэкзаменовку: «Теперь, Колчак, дело за вами!» Тот подмигнул мне, но потупился и промолчал. У него были на лето свои планы.
Вечером старички Гросулы дали прощальный ужин. Для нас. Наверно, выделяли как первопроходцев, да ещё зачли, поди, то, что я по утрам рубил им дровишки. Когда сучья, когда чураки. И вот застолье. Вино в графинах, яблоки, груши, до них жареное мясо с картошкой.
Вечер прошёл в трогательной обстановке. Обсуждалось, что привезти на Урал в качестве подарков. Безусловно, вина. Старики жалели, что давно не делают своего. Силы уже не те, да и виноградник власти укоротили отрезали землю офицерам-отставникам.
Милая чета радовалась возможности поболтать, вспоминала Петербург, университетские годы Стефана Александровича, бестужевские курсы Клавдии Константиновны, вспоминала сына, тоже математика, живущего в Румынии, золотистое алиготэ, которым славилась некогда среди знакомых. Говорили, говорили, перебивая друг друга. Старик обижался, когда жена вынуждала его молчать.