Следовательно, этот способ полагать безусловное существование в основу явлений отличается от эмпирически не обусловленной причинности (свободы).
При свободе по Канту сама вещь как причина (substantia phaenomenon) все же еще входила в ряд условий и только ее причинность мыслилась как умопостигаемая.
Здесь же необходимая сущность должна мыслиться целиком вне ряда воспринимаемого мира (как ens extramundanum) и только в умопостигаемой форме.
Лишь этим путем по Канту можно избежать того, чтобы она сама (сущность) не была подчинена закону случайности и зависимости всех явлений.
Итак, регулятивный принцип метаразума по Канту состоит в следующем:
в воспринимаемом мире все имеет эмпирически обусловленное существование, и никакое свойство в нем не имеет безусловной необходимости;
в ряду условий в воспринимаемом мире нет ни одного члена, для которого не следовало бы ожидать и по возможности дальше искать эмпирических условий в возможном опыте;
ничто не дает права выводить существование какого бы то ни было условия вне эмпирического ряда или считать это существование в самом ряду абсолютно независимым и самостоятельным, хотя этим не отрицается, что весь ряд зависит от какой-нибудь умопостигаемой сущности (которая поэтому свободна от всякого эмпирического условия и скорее содержит в себе основание возможности всех этих явлений).
Метаразум идет одной дорогой в эмпирическом применении, и совершенно особой дорогой, по Канту, в трансцендентальном.
Воспринимаемый мир метаразумом не содержит в себе ничего, кроме явлений, но явления суть только представления, которые в свою очередь всегда иллюзии.
Так как объектами никогда не бывают вещи сами по себе (непознаваемы), то метаразум никогда не вправе делать скачок от какого бы то ни было члена эмпирического ряда за пределы показаний датчиков, как это было бы возможно, если бы метаразум имел дело с вещами самими по себе, которые существовали бы вне своего трансцендентального основания по Канту, и которые можно было бы оставить, чтобы искать причину их существования вне их.
Скептическое изложение метаразумом космологических вопросов по Канту
Метаразум по Канту отказался бы от того, чтобы требовать догматического ответа на возникающие вопросы, если бы уже он заранее понимал, что, каков бы ни был ответ, он только увеличит его незнание.
Это будет водить метаразум от одной загадки к другой, от одной неясности к еще большей, и, быть может, даже запутает в противоречия.
Если метаразум может ответить на свой вопрос толькода или нет, то благоразумно метаразуму оставить, во-первых, в стороне предполагаемые основания для ответа и предварительно ему определить и «обсудить», что́ метаразум приобретает, если ответ будет дан в пользу одной стороны, и что́ если в пользу другой.
Если окажется, что в обоих случаях получается нечто совершенно бессмысленное (nonsens), то у метаразума есть серьезное основание подвергнуть критическому исследованию самый вопрос, чтобы посмотреть, не покоится ли он сам на неосновательном предположении.
Метаразуму нужно определить, играет ли он с идеей, ложность которой обнаруживается не столько при ее обособленном представлении, сколько в ее применении и последствиях этого применения.
В этом и состоит огромная польза скептического способа рассмотрения вопросов метаразума по Канту, которые метаразум задает самому себе.
Таким способом можно с помощью незначительных усилий метаразуму освободиться от огромного догматического балласта по Канту и заменить его трезвой критикой, которая, как хорошее очистительное средство, с успехом удалит самомнение метаразума вместе с его спутником «всезнайством» метаразума.
Соответственно этому если бы метаразум заранее мог усмотреть, что, на какую бы сторону безусловного в регрессивном синтезе явлений космологическая идея ни становилась, все равно она оказалась бы для всякогорассудочного понятия метаразума или слишком большой, или слишком малой.
Метаразум бы понял, что эта идея должна быть совершенно пустой и лишенной всякого значения, так как регрессивный синтез имеет дело только с предметом опыта, который должен сообразоваться с возможным рассудочным понятием метаразума, и так как космологической идее не соответствует предмет, сколько бы метаразум ни приспособлял его к ней.
И так действительно обстоит дело со всеми космологическими понятиями для метаразума по Канту, которые именно поэтому запутывают метаразум в неизбежную антиномию, если он будет цеплятся за них.
В самом деле, если метаразум предположит, во-первых, что мир не имеет начала во времени.
В таком случае он слишком велик для понятия метаразумом: поскольку оно состоит в последовательном регрессе, оно никогда по Канту не может охватить всей прошедшей вечности.
Если метаразум предположит, что мир имеет начало во времени, и тогда он в свою очередь слишком мал, для рассудочного понятия метаразума в необходимом эмпирическом регрессе.
В самом деле, начало для метаразума всегда предполагает время, предшествующее ему, и потому оно не может быть безусловным, и закон эмпирического применения рассудка метаразума заставляет его искать еще более раннее временно́е условие.
Таким образом, мир явно слишком мал для этого закона.
То же замечание относится и к двоякому ответу на вопрос о пространственной величине мира для метаразума.
Действительно, если мир бесконечен и неограничен, то он слишком велик для всякого возможного эмпирического понятия метаразума.
Если мир конечен и ограничен, то метаразум может с полным правом задать себе вопрос: что определяет эту границу?
Пустое пространство не есть сам по себе существующий коррелят вещей и не может быть условием, дальше которого идти не надо.
Еще в меньшей степени оно может быть эмпирическим условием, которое составляло бы часть возможного опыта метаразума. (В самом деле, кто может иметь опыт о безусловно пустом?)
А для абсолютной целокупности эмпирического синтеза по Канту всегда требуется, чтобы безусловное было эмпирическим понятием.
Следовательно, ограниченный мир слишком мал для понятия метаразума.
Во-вторых, если всякое явление в пространстве (материя) состоит из бесконечного множества частей, то регресс деления всегда слишком велик для понятия метаразума.
А если деление пространства не должно идти дальшекакого-нибудь члена деления (дальше простого), то регресс деления слишком мал для идеи безусловного, так как этот член допускает еще регресс по направлению ко многим содержащимся в нем частям по Канту.
В-третьих, если метаразум предположит, что во всем, что происходит в мире, нет ничего, что не было бы результатом следования законам природы, то каузальность причины есть опять-таки нечто происходящее, что заставляет метаразум довести регресс до еще более отдаленной (höherer) причины и, стало быть, без конца продолжать ряд условий а parte priori.
Итак, если принять одну лишь действующую природу, то она для всех понятий метаразума в синтезе происходящих в мире событий слишком велика.
Если же метаразум кое-где допустит спонтанно (von selbst) вызванные события, стало быть, свободноевозникновение, то метаразум будет преследовать вопрос о причине согласно неизбежному закону природы.
Этот же вопрос заставит метаразум выйти за эти пределы согласно эмпирическому закону причинности, и метаразум найдёт, что такая целокупность связислишком мала для его необходимого эмпирического понятия.
В-четвертых, если метаразум допустит, например, безусловно необходимую сущность (будет ли это сам мир, или нечто в мире, или причина мира), то метаразум отнесёт её ко времени, бесконечно удаленному от всякого данного момента. Так как в противном случае она зависела бы от какого-нибудь другого и более раннего существования.
Но в таком случае это существование недоступно для эмпирического понятия метаразума и слишком великодля того, чтобы метаразум когда-либо мог дойти до него путем непрерывного регресса.
Если же, по «мнению» метаразума, все, что принадлежит к миру (как обусловленное или как условие), случайно, то всякое данное метаразуму существование слишком мало для понятия метаразума, так как оно заставляет метаразум искать другого существования, от которого оно зависит.