Маленькие трагедии. Сборник - Эмиль Бродт 5 стр.


 Вы знаете, сколько весит этот вагон?  спросил Сергей Сергеевич.

 Тонн пятьдесят,  рассеянно ответил Юра.

 Тридцать шесть,  сказал Сергей Сергеевич.  Я, когда садился, специально посмотрел. На нём написано. И мест в нём тридцать шесть. Вот дурость, честное слово! А потом выступает по телевизору президент Академии наук и говорит, что в стране дефицит металла. В Японии вагоны давно делают из пластмассы.

 Бывали?  спросил Юра.

 Что?

 Бывали в Японии?

 Нет. Один человек рассказывал.

Юра залез на свою полку и стал читать книгу. Сергей Сергеевич вышел в коридор.

Анна Павловна и Аня стояли у окна напротив купе. Сергей Сергеевич встал у соседнего окна и разговорился со стоявшим там пассажиром.

 Вы знаете, сколько весит это вагон?  спрашивал Сергей Сергеевич.

 Что-нибудь тонн пятьсот,  отвечал пассажир.

 Тридцать шесть!

 Что вы говорите!

 И мест в нём тридцать шесть. Улавливаете?

 Признаться, не совсем.

 Ну как же! Тонна металла только для того, чтобы прокатить одного человека! А потом выступает президент Академии наук и говорит, что в стране дефицит металла. Это же смешно!

Аня вошла в купе, закрыла за собой дверь, залезла на полку, улеглась на спину и стала читать книгу. Примерно через четверть часа она отложила книгу, закрыла глаза, положила правую руку на грудь и простонала.

Юра очень быстро, не больше чем за десять секунд, спрыгнул с полки, поднял нижнюю полку, открыл чемодан, достал флакон с нашатырным спиртом и подошёл к Ане. Она повернула к нему голову с закрытыми глазами, и он поднёс флакон к её лицу. Она вздохнула и, дёрнувшись, отвернулась. Из-под закрытых глаз у неё пролились слёзы.

 Ну что?  спросил Юра.

Аня ничего не сказала.

Юра вложил флакон в её руку.

 Чуть что  нюхай,  сказал он.

Аня лежала на спине, отвернув голову к стенке.

 Доедешь?  спросил Юра.  А то скоро станция, можно выйти.

 Не надо. Я доеду,  сказала Аня.

Юра стоял, глядя на неё, пока она не порозовела. Затем он залез на свою полку и стал читать книгу.


3


Анна Павловна стояла у окна напротив купе. Сергей Сергеевич подошёл к ней.

 Заперлись в купе?  спросил он, кивнув на дверь купе.

 Почему «заперлись»! Вечно у тебя какие-то выражения,  сказала Анна Павловна.

 Что они там делают, интересно,  сказал Сергей Сергеевич.

 Откуда я знаю? Зайди и посмотри,  сказала Анна Павловна.

 Они что, муж и жена?  спросил Сергей Сергеевич насмешливо.

 Да.

 А ты откуда знаешь?

 Она мне сама сказала.

 Что-то они мне не нравятся,  сказал Сергей Сергеевич.

 Чем это они тебе не нравятся?

 Да какие-то они  сказал Сергей Сергеевич, и его лицо, как гармошка, привычно сложилось в гримасу отвращения.  Я посмотрю, что они делают.

Он вошёл в купе.

В купе звук движения поезда был гораздо слабее, чем в коридоре. Пахло нашатырным спиртом. Аня лежала на спине, положив руку на грудь и отвернув голову к стене. Юра читал книгу.

 Вы не брали «Футбол-Хоккей»?  спросил Сергей Сергеевич.

 Нет, не брали,  сказал Юра.

 Ах, вот он,  сказал Сергей Сергеевич, взял газету и вышел из купе.

 У них там пахнет чем-то,  сказал он Анне Павловне.

 Чем?

 Ну откуда я знаю! Гадостью какой-то!

 Чем это там может пахнуть?

 Сходи сама понюхай, если не веришь!

Анна Павловна вошла в купе и глубоко вздохнула.

 Извините, у вас не найдётся чего-нибудь почитать?  спросила она.

 Ой, знаете, у меня есть книжка, но я её сейчас сама читать буду,  сказала Аня.

Анна Павловна вышла в коридор.

 Нашатырным спиртом пахнет,  сказала она.  Наверное, девочку укачало.

 Да что ты, спятила!  сказал Сергей Сергеевич.  Что я, не знаю, как пахнет нашатырный спирт!

 А чем же, по-твоему, там пахнет?

Сергей Сергеевич оглянулся, приблизился к Анне Павловне и заговорил очень тихо:

 Помнишь, в «Литературке» писали, как какая-то сволочь ездила в поездах, делала спящим людям уколы какой-то гадостью и обворовывала их. Ты после того, как проснулась, ничего не чувствуешь?

Анна Павловна прислушалась к себе и услышала шум в голове, покалывание в сердце, посасывание в печени и тяжесть в кишечнике.

 Да. Что-то с головой,  сказала она.

 То-то, я смотрю, меня подташнивает,  сказал Сергей Сергеевич.  Ах, сволочи! Какие всё-таки сволочи бывают на свете! Садисты! Изверги!

 Да. Что-то с головой,  сказала она.

 То-то, я смотрю, меня подташнивает,  сказал Сергей Сергеевич.  Ах, сволочи! Какие всё-таки сволочи бывают на свете! Садисты! Изверги!

 Пойди посмотри, что пропало,  сказала Анна Павловна.

 Да ты что! Ты соображаешь, что говоришь! Я на его глазах буду рыться в чемодане! Да он сразу всё поймёт! Пристукнет меня и выбросит в окно!

 Ну хорошо, а что ты предлагаешь?

 Я предлагаю вызвать милицию!

 Какой наивный человек! Милиция же первое, о чём спросит, что пропало!

 Это ты наивная!

 И не кричи на меня!

 Это ты кричишь!

На самом деле они разговаривали довольно тихо. Специальный инстинкт, заставляющий человека не демонстрировать то, чем он отличается от других людей, в случае Сергея Сергеевича и Анны Павловны действовал так, что в присутствии людей они ссорились тихими голосами. Но это стоило им больших усилий. Они были красные, потные, тяжело дышали, и у них сильно бились сердца.

Они замолчали и отвернулись друг от друга.

Это была обычная последовательность состояний в их общении. Сначала они находились в нейтральном настроении, потом очень быстро раздражались, потом раздражение достигало такого уровня, когда они уже не могли разговаривать, и они замолкали, отворачивались друг от друга, дожидались, когда снова вернётся нейтральное настроение, и всё повторялось снова.

Такой способ общения выработался годами жизни в сильной нелюбви. Он оказался в этих условиях оптимальным и вытеснил все другие способы человеческого общения, например, способ разговаривать спокойно, или небрежно, или весело, или грустно, или доверчиво, или, допустим, просто молчать в присутствии друг друга.

Они успокоились и снова повернулись друг к другу.

И вдруг Анна Павловна широко раскрыла глаза, побледнела и спросила:

 А где твои часы?!

Сергей Сергеевич посмотрел на свою руку. Часов не было.

Приступ дурноты окончательно прошёл, и Аня отвернулась от стены.

Юра лежал на животе, подложив под подбородок сложенную вдвое подушку, и смотрел в окно.

Аня стала смотреть на него.

У неё иногда возникала потребность подолгу смотреть на него. При этом обычно появлялись интересные, довольно сильные и почти всегда нетривиально приятные впечатления.

Например, уже давно, когда они ещё не были женаты, они тоже однажды ехали в поезде, и Юра тоже смотрел в окно, а Аня смотрела на него. И она вдруг подумала, что вот этот парень на самом деле не просто парень и не просто человек, но её мечта. Ей было смешно, и она была разочарована, что вот эти глаза, уши, нос, волосы, руки, ноги, одежда, ботинки  всё это и есть мечта.

 Ты чего?  спросил тогда Юра.

 Ничего,  сказала Аня.

Или как-то раз, уже после свадьбы, они были на рыбалке. Юра в высоких по пах резиновых сапогах стоял по колено в воде и удил. Аня подошла к берегу, чтобы набрать в котелок воды. Она села на корточки и стала смотреть на него. Было тихо и пасмурно, и она попала под сильный гипноз тишины, влажного воздуха и белого рассеянного света. Она вдруг восприняла его стоящим на обрубленных по колено ногах на твёрдой серой поверхности. Она пыталась заставить себя поверить, что это поверхность воды и что ноги ниже колен не видны просто потому, что находятся под этой поверхностью. Но зрительная иллюзия была такой сильной, что у неё не получалось в это поверить. Она дико закричала. Юра обернулся, не увидел, отчего можно так кричать, снова отвернулся и, пятясь и таща за собой удилище, вышел на берег.

 Ты что?  спросил он удивлённо.

Она посмотрела на его ноги, отвернулась и пошла прочь.

Или немного позже, когда она уже была на сносях, он ремонтировал будильник, а она смотрела на него. Его лицо было сильно освещено лампой, под которой он работал, и её внимание вдруг сконцентрировалось на открывшейся ей в этот момент сложной конструкции мужского лица. Она видела не глаза, но глубокие тёмные впадины с мерцающим оттуда неярким светом; не брови, не нос, не губы, но длинные мощные хребты; не лоб и не щёки, но обширные равнины с небольшими неровностями. По производимому впечатлению это было похоже на поверхность Луны, когда она однажды смотрела на неё в телескоп.

Он взглянул на неё и спросил:

 Ты что?

 У тебя лицо, как Луна,  сказала она.

 А я думал, Юпитер или на худой конец Марс какой-нибудь,  ответил он, и они рассмеялись.

Назад Дальше