Вы знаете, сколько весит этот вагон? спросил Сергей Сергеевич.
Тонн пятьдесят, рассеянно ответил Юра.
Тридцать шесть, сказал Сергей Сергеевич. Я, когда садился, специально посмотрел. На нём написано. И мест в нём тридцать шесть. Вот дурость, честное слово! А потом выступает по телевизору президент Академии наук и говорит, что в стране дефицит металла. В Японии вагоны давно делают из пластмассы.
Бывали? спросил Юра.
Что?
Бывали в Японии?
Нет. Один человек рассказывал.
Юра залез на свою полку и стал читать книгу. Сергей Сергеевич вышел в коридор.
Анна Павловна и Аня стояли у окна напротив купе. Сергей Сергеевич встал у соседнего окна и разговорился со стоявшим там пассажиром.
Вы знаете, сколько весит это вагон? спрашивал Сергей Сергеевич.
Что-нибудь тонн пятьсот, отвечал пассажир.
Тридцать шесть!
Что вы говорите!
И мест в нём тридцать шесть. Улавливаете?
Признаться, не совсем.
Ну как же! Тонна металла только для того, чтобы прокатить одного человека! А потом выступает президент Академии наук и говорит, что в стране дефицит металла. Это же смешно!
Аня вошла в купе, закрыла за собой дверь, залезла на полку, улеглась на спину и стала читать книгу. Примерно через четверть часа она отложила книгу, закрыла глаза, положила правую руку на грудь и простонала.
Юра очень быстро, не больше чем за десять секунд, спрыгнул с полки, поднял нижнюю полку, открыл чемодан, достал флакон с нашатырным спиртом и подошёл к Ане. Она повернула к нему голову с закрытыми глазами, и он поднёс флакон к её лицу. Она вздохнула и, дёрнувшись, отвернулась. Из-под закрытых глаз у неё пролились слёзы.
Ну что? спросил Юра.
Аня ничего не сказала.
Юра вложил флакон в её руку.
Чуть что нюхай, сказал он.
Аня лежала на спине, отвернув голову к стенке.
Доедешь? спросил Юра. А то скоро станция, можно выйти.
Не надо. Я доеду, сказала Аня.
Юра стоял, глядя на неё, пока она не порозовела. Затем он залез на свою полку и стал читать книгу.
3
Анна Павловна стояла у окна напротив купе. Сергей Сергеевич подошёл к ней.
Заперлись в купе? спросил он, кивнув на дверь купе.
Почему «заперлись»! Вечно у тебя какие-то выражения, сказала Анна Павловна.
Что они там делают, интересно, сказал Сергей Сергеевич.
Откуда я знаю? Зайди и посмотри, сказала Анна Павловна.
Они что, муж и жена? спросил Сергей Сергеевич насмешливо.
Да.
А ты откуда знаешь?
Она мне сама сказала.
Что-то они мне не нравятся, сказал Сергей Сергеевич.
Чем это они тебе не нравятся?
Да какие-то они сказал Сергей Сергеевич, и его лицо, как гармошка, привычно сложилось в гримасу отвращения. Я посмотрю, что они делают.
Он вошёл в купе.
В купе звук движения поезда был гораздо слабее, чем в коридоре. Пахло нашатырным спиртом. Аня лежала на спине, положив руку на грудь и отвернув голову к стене. Юра читал книгу.
Вы не брали «Футбол-Хоккей»? спросил Сергей Сергеевич.
Нет, не брали, сказал Юра.
Ах, вот он, сказал Сергей Сергеевич, взял газету и вышел из купе.
У них там пахнет чем-то, сказал он Анне Павловне.
Чем?
Ну откуда я знаю! Гадостью какой-то!
Чем это там может пахнуть?
Сходи сама понюхай, если не веришь!
Анна Павловна вошла в купе и глубоко вздохнула.
Извините, у вас не найдётся чего-нибудь почитать? спросила она.
Ой, знаете, у меня есть книжка, но я её сейчас сама читать буду, сказала Аня.
Анна Павловна вышла в коридор.
Нашатырным спиртом пахнет, сказала она. Наверное, девочку укачало.
Да что ты, спятила! сказал Сергей Сергеевич. Что я, не знаю, как пахнет нашатырный спирт!
А чем же, по-твоему, там пахнет?
Сергей Сергеевич оглянулся, приблизился к Анне Павловне и заговорил очень тихо:
Помнишь, в «Литературке» писали, как какая-то сволочь ездила в поездах, делала спящим людям уколы какой-то гадостью и обворовывала их. Ты после того, как проснулась, ничего не чувствуешь?
Анна Павловна прислушалась к себе и услышала шум в голове, покалывание в сердце, посасывание в печени и тяжесть в кишечнике.
Да. Что-то с головой, сказала она.
То-то, я смотрю, меня подташнивает, сказал Сергей Сергеевич. Ах, сволочи! Какие всё-таки сволочи бывают на свете! Садисты! Изверги!
Да. Что-то с головой, сказала она.
То-то, я смотрю, меня подташнивает, сказал Сергей Сергеевич. Ах, сволочи! Какие всё-таки сволочи бывают на свете! Садисты! Изверги!
Пойди посмотри, что пропало, сказала Анна Павловна.
Да ты что! Ты соображаешь, что говоришь! Я на его глазах буду рыться в чемодане! Да он сразу всё поймёт! Пристукнет меня и выбросит в окно!
Ну хорошо, а что ты предлагаешь?
Я предлагаю вызвать милицию!
Какой наивный человек! Милиция же первое, о чём спросит, что пропало!
Это ты наивная!
И не кричи на меня!
Это ты кричишь!
На самом деле они разговаривали довольно тихо. Специальный инстинкт, заставляющий человека не демонстрировать то, чем он отличается от других людей, в случае Сергея Сергеевича и Анны Павловны действовал так, что в присутствии людей они ссорились тихими голосами. Но это стоило им больших усилий. Они были красные, потные, тяжело дышали, и у них сильно бились сердца.
Они замолчали и отвернулись друг от друга.
Это была обычная последовательность состояний в их общении. Сначала они находились в нейтральном настроении, потом очень быстро раздражались, потом раздражение достигало такого уровня, когда они уже не могли разговаривать, и они замолкали, отворачивались друг от друга, дожидались, когда снова вернётся нейтральное настроение, и всё повторялось снова.
Такой способ общения выработался годами жизни в сильной нелюбви. Он оказался в этих условиях оптимальным и вытеснил все другие способы человеческого общения, например, способ разговаривать спокойно, или небрежно, или весело, или грустно, или доверчиво, или, допустим, просто молчать в присутствии друг друга.
Они успокоились и снова повернулись друг к другу.
И вдруг Анна Павловна широко раскрыла глаза, побледнела и спросила:
А где твои часы?!
Сергей Сергеевич посмотрел на свою руку. Часов не было.
Приступ дурноты окончательно прошёл, и Аня отвернулась от стены.
Юра лежал на животе, подложив под подбородок сложенную вдвое подушку, и смотрел в окно.
Аня стала смотреть на него.
У неё иногда возникала потребность подолгу смотреть на него. При этом обычно появлялись интересные, довольно сильные и почти всегда нетривиально приятные впечатления.
Например, уже давно, когда они ещё не были женаты, они тоже однажды ехали в поезде, и Юра тоже смотрел в окно, а Аня смотрела на него. И она вдруг подумала, что вот этот парень на самом деле не просто парень и не просто человек, но её мечта. Ей было смешно, и она была разочарована, что вот эти глаза, уши, нос, волосы, руки, ноги, одежда, ботинки всё это и есть мечта.
Ты чего? спросил тогда Юра.
Ничего, сказала Аня.
Или как-то раз, уже после свадьбы, они были на рыбалке. Юра в высоких по пах резиновых сапогах стоял по колено в воде и удил. Аня подошла к берегу, чтобы набрать в котелок воды. Она села на корточки и стала смотреть на него. Было тихо и пасмурно, и она попала под сильный гипноз тишины, влажного воздуха и белого рассеянного света. Она вдруг восприняла его стоящим на обрубленных по колено ногах на твёрдой серой поверхности. Она пыталась заставить себя поверить, что это поверхность воды и что ноги ниже колен не видны просто потому, что находятся под этой поверхностью. Но зрительная иллюзия была такой сильной, что у неё не получалось в это поверить. Она дико закричала. Юра обернулся, не увидел, отчего можно так кричать, снова отвернулся и, пятясь и таща за собой удилище, вышел на берег.
Ты что? спросил он удивлённо.
Она посмотрела на его ноги, отвернулась и пошла прочь.
Или немного позже, когда она уже была на сносях, он ремонтировал будильник, а она смотрела на него. Его лицо было сильно освещено лампой, под которой он работал, и её внимание вдруг сконцентрировалось на открывшейся ей в этот момент сложной конструкции мужского лица. Она видела не глаза, но глубокие тёмные впадины с мерцающим оттуда неярким светом; не брови, не нос, не губы, но длинные мощные хребты; не лоб и не щёки, но обширные равнины с небольшими неровностями. По производимому впечатлению это было похоже на поверхность Луны, когда она однажды смотрела на неё в телескоп.
Он взглянул на неё и спросил:
Ты что?
У тебя лицо, как Луна, сказала она.
А я думал, Юпитер или на худой конец Марс какой-нибудь, ответил он, и они рассмеялись.