Это твой бывший любовник?
Лицо её было ужасно: в глазах стоял нечеловеческий страх.
Что ты такое говоришь.
Молча мы вернулись домой. Я устроил скандал, притворными угрозами выбил признание. Оказалось, Григорий её брат, и не просто, а один из двойни. Мать умерла в родах, отец хоть и был богат, но пропил состояние.
Мы с Гришей всё время были вместе, как никому ненужные, держались друг за друга. Как-то раз нас отправили в тверские места, к сестре матери, мы часто гуляли там в лесу, и однажды наткнулись на дверь, она была прямо в земле, словно приросла к почве.
Граня рассказала какую-то дикую, фантастическую историю. О двери, встроенной прямо в землю.
Мы открыли её, лестница вела вниз. Мы спустились и увидели десятки, лицо её исказилось и слёзы хлынули из глаз, десятки или сотни человеческих рук и ног. Отрезанных ли, отрубленных не знаю.
Ни на следующий день, ни позже найти эту дверь они не смогли.
Юстус выслушал мой рассказ, осушил последнюю стопку сливянки и, положив локти на стол, спросил:
Думаете, инцест, коллега?
Уверен. Она призналась, что близость их перешла все разумные пределы.
Поврежденный разум мог нарисовать и не такие картины. Темный подвал. Руки ноги. И всё это нашли они вдвоем с братом. Не слышали об учении о психоанализе доктора Фрейда?
Что то слышал с, Юстус, но мы, акушеры, увы, смотрим в другие места.
Мы рассмеялись и заказали ещё водки.
На следующий день она исчезла, солгав, что пошла в салон платьев. Бросила всё вещи, забрав лишь документы и драгоценности. Вскоре я нашёл тетрадь с пометкой «Ваня, тебе», в которой было множество зарисовок и текстов на акушерские темы. Часть из них чистой воды колдовство, но клянусь, в минуты отчаянья я применял их на практике и многое работало в те моменты Агриппина будто была рядом со своими чудовищными историями.
А про Гатчинского слышал, слышал, добавил я, будто купил он землю под Казанью и женился. А жену Верой зовут и якобы работает она медсестрой в больнице
Два сапога пара
У Анны Леонидовны Воропановой некоторые привычки и особенности характера передавались по наследству. Её бабушка Галина Львовна была глупа как лиса, но умна как рыба. Она впитывала знания с губ любовников через уши. Можно сказать, она оттачивала ум игрой в шахматы с любовниками, где партии состояли из хитроумных ходов по обмену знаниями: она отщипывала кусочек знания у одного мужчины и потом передавала его следующему, дожидаясь ответа, а ответ выдавала за свой.
Именно таким образом она узнала настоящий рецепт печенья «Мария», обменяв его на историю княжны Марии Александровны, супруги герцога Эдинбургского, того самого, что бороздил моря, захлебываясь ромом, и был таким буйным, что не мог жениться ни на ком, кроме русской. В честь русской княжны это печенье и было названо.
Анна Леонидовна никогда не работала в полнолуние, не имела в любовниках мужчин близнецов, могла по родинкам прочитать прошлое и будущее человека, а во снах узнать, чем он болен, и сильнее всего была влюблена в своего прадеда. Изобретателя, лауреата технических премий, красавца с высокими скулами, выглядывающими клыками из под плотно сжатых губ и манерно закрученными усиками. Он родился весной, когда шампанское пенится особенно сильно, а дамы меняют темные платья на светлые атласные наряды, а умер поздней осенью, облаченный в бекешу, где то по дороге на Сумы в братской могиле.
В тот год Анне исполнилось двадцать четыре. Она разбирала альбом с фотографиями бабушки и наткнулась на снимки Александра Михайловича. Родственник будто ожил и подмигнул ей одним глазом, прищурившись, холеной рукой подкрутил ус. Анна почувствовала тепло, разлившееся в животе и груди, и резкий прилив жара к шее. Она захлопнула альбом и отложила его на полку.
Доподлинно известно, что мы наследуем от предков не только цвет глаз, расположение родинок, толщину губ и форму носа, но и характер, талант, предрасположенность, желания и даже привычки, например, любовь к тонкому слою сливочного масла, намазанного на хрустящий хлеб, или привычка дремать в полдень.
Анна же не только унаследовала многочисленные таланты и пороки своих прародителей, но и умение различать, кому они принадлежат. Так она наверняка знала, что любовь к рыжебородым мужчинам и английскому луковому супу достались ей от сестры бабки Александры Львовны, но Анна не позволяла этим желаниям брать над собой верх, потому что человек состоит из желаний, а желания это именно то, что может даже покойника вытянуть с того света.
В тот год Осенние Деды наступали медленно, они принесли первый снег, перемешанный с дождем, и острый северный ветер. Вороны появлялись у окна, чтобы склевать поздние яблоки китайки, ярко красные на фоне черных ветвей, припорошенных снегом. Короткие дни уступали место длинным ночам, ночам наполненным волшебством, и теперь она особенно остро чувствовала это. Его присутствие. Она поняла, что он рядом, и что она интересна ему ровно также как и он ей. Ведь Александр Михайлович умер в самом расцвете сил, и хотя он всю жизнь был верен своей жене наполовину немке, которая скончалась раньше него, он забрал в могилу все нереализованные желания и не созданные устройства.
Духи бесплотны, они утратили мешок из кожи, костей и мышц и даже сознание. Но сила их воспоминаний и желаний живет так долго, словно она впечатана в пространство.
Духи привязаны к своим домам, сундукам, вещам, платьям и ботинкам, домашним животным, единственным свидетелям их мертвого состояния, безделушкам, постелям, сохранившим следы любовной страсти, к людям, с которыми они чувствовали что то ранящее и глубокое, будь то испепеляющая страсть, нежная любовь или слепая обида, словом, они привязаны ко всему тому же, к чему и живые.
Анна металась, меняла любовников как перчатки, они водили её в рестораны, покупали белое вино, рислинг или совиньон блан, биодинамическое вино из лучших виноградников, растущих на коровьем роге, опрыскиваемых отваром из одуванчиковых листьев на седьмой день лунных суток, вино, впитавшее в себя во время выдержки в погребах десятую симфонию Шостаковича и остатки лунного месяца. Они водили её в театры, на вечерние прогулки по набережной от Юсуповского дворца до Исаакиевской площади, но она жила как в чаду, боясь, как бы любовники не заметили, что теперь их трое.
В главную ночь Осенних Дедов, она предупредительно погасила электричество, зажгла восемь белых и восемь розовых свечей, и обойдя по часовой стрелке большой солнечный круг три раза, как это делали её предки больше двух тысяч лет, обратилась к духам с вопросом о суженом. Ответ показался ей в мутном зеркале воды, разрезанном криком из глубины горла. Лицо приобрело черты покойного родственника.
После той ночи стало совершенно ясно: зверь вырвался из клетки, он больше не жил в её плоти, подогреваемый желаниями, теперь он жил так как она и хотела рядом с ней. Александр Михайлович стал нетерпим. Ревновал, прогонял гостей дребезжанием стекол и скрипом паркета, по вечерам усаживался в большое кожаное кресло и требовал кофе с молоком, по утрам чтения газет и финского масла, намазанного на тонкий ломтик бездрожжевого хлеба. Анна Леонидовна потакала всем желаниям возлюбленного, пока они не стали такими тяжелыми, что упали из головы через шею прямиком в живот. Тогда ровно в полдень она взяла старую коричневую сумку, с которой ходила за покупками, вышла из дома, оставив гостя в кресле с сигарой, дошла до самого лучшего европейского ресторана около Таврического сада, заказала луковый суп (да, порой вызывать покойника легче заказав его любимое блюдо) и слёзно созналась во всём той самой сестре бабки, которая предпочитала рыжебородых мужчин, и та, в обмен на обещание наконец то найти достойного жениха и родить дочь, открыла ей тайну обряда по отправлению духов в потусторонний мир.
В ночь на Самайн Анна провела обряд. Абсолютно выжатая сопротивлением возлюбленного, его гневом и нежеланием покидать мир живых, тяжестью обряда и собственной сердечной болью, она лежала в ванне и вздрагивала от каждого скрипа. Раздался дверной звонок. Анна осторожно оделась, на цыпочках подошла к двери.