Профессор тихо напевал вслед за репродуктором и бормотал себе под нос:
А-а-а, крокодилы бегемоты, а-а-а Так-так, что у нас тут? Колбаска любительская, слово «колбаска» получилось особенно плотоядно. Что тут у нас еще? А-а-а, обезьяны, кашалоты и помидорчики спелые, хорошо. А это что такое? Ух ты, и зеленый попугай, а также яички, ага, лучок, хлебушек «Бородинский». А вот и свежий кефирчик, творожок, конфетка «Коровка» и пирожок с яблочным повидлом. Замечательно!
Тут Йолкин случайно бросил взгляд на текст, напечатанный в газете, попавший как раз в промежуток между любительской колбаской и вареными яичками.
Так-так, что у нас тут? Статейка, отлично! А что тут у нас за статейка? Ага, происшествия, прекрасно, а-а-а, и зеленый попугай.
Йолкин обожал читать за едой про всякие происшествия. В последние дни событий в городе было хоть отбавляй. Профессор углубился в чтение. Вот что публиковала газета под заголовком «Куда смотрят народные дружинники?»:
«Депо метрополитена Краснопресненской линии признано недостойным звания передовика пятилетки. Размеренный ход социалистического соревнования нарушен, сорван план по ремонту вагонов. А в основе всего лежит несознательное отношение к труду. Среди нарушителей дисциплины числится старший электрик депо Э. И. Мишин, неоднократно замеченный на работе в нетрезвом виде. Виновный уволен с работы и отправлен на принудительное лечение. Но на этом злоключения депо не закончились. По недосмотру сторожа, также уличенного в пьянстве, здание ремонтного цеха неоднократно подверглось нападению вандалов. Государству нанесен значительный материальный ущерб. А хулиганы до сих пор не наказаны. Народная дружина, по мнению редакции, не проявляет должной сознательности и не пресекает разгул хулиганствующего элемента. В последнее время территория депо превратилась в какой-то плацдарм для пьяных выходок. Так к примеру, две недели назад милицейский патруль обнаружил неподалеку от ремонтного цеха странный тандем: гражданин А. Л. Рыбоглаз в преступном сговоре с гражданкой Р. В. Спивун, в нетрезвом состоянии громогласно выкрикивали непристойные слова и отказались подчиниться законным требованиям стражей правопорядка»
Йолкин так увлекся чтением, что перестал жевать колбаску. Статейка представлялась ему занимательной, в ней упоминались пациенты санатория. В психиатрическое отделение за последнее время поступило четверо больных со схожими и весьма тревожными признаками. Среди симптомов наблюдались проявления диссоциативной фуги загадочной и мало изученной болезни. Пациенты забывали ключевую информацию из своей жизни и входили в новый, созданный ими самими, образ.
Йолкин пасовал пред коварной болезнью. Медикаменты плохо помогали, ничего достойного доктор предложить не мог. Профессору показалось удивительным, что в рассказах всех четверых пациентов усматривались схожие обстоятельства. Все они настойчиво твердили о каком-то заброшенном фундаменте, в котором, по их словам, находилась машина, перемещающая сознание в параллельные слои реальности. Бред, конечно. Но почему этот бред совпадает у четырех совершенно разных людей? Профессиональное любопытство профессора и его научная интуиция заставили его объединить истории болезни в одну папку с ироничным названием «Сектор трансформации». Такое выражение Йолкин не раз слышал от самих пациентов во время бесед.
Загадку четырех пациентов еще предстояло раскрыть, но времени у профессора категорически не хватало. Санаторий в последнее время был переполнен. Держать слишком долго эту группу, в общем-то безобидных, больных Йолкин не имел права. Начальство строго контролировало использование коек. Даже на запись в невропатологию существовал своеобразный «блат». Что поделаешь, эпоха всеобщего дефицита. Йолкин решил подержать всю четверку еще несколько дней на групповой терапии, а затем выписать их. Можно было предполагать, что пациенты не опасны окружающих.
Йолкин доел припасы, запил крепким чайком с домашним пирожком и конфеткой, потом он аккуратно свернул газету, вызвал по телефону дежурную медсестру.
Как там себя чувствуют наши четверо заговорщиков с фугой? спросил он.
Олег Исаевич, вы знаете, ответила старшая медсестра, им заметно полегчало. Правда, держатся они особнячком, замкнуто, в контакты с другими пациентами не вступают. Все свои теории заговора обсуждают.
Ну ничего-ничего, готовьте их к выписке к понедельнику, у нас и без них аншлаг, распорядился профессор. Куда только катится эта страна?
Медсестра ушла, а Йолкин, довольный вкусным обедом, продолжал напевать:
А-а-а, крокодилы, бегемоты,
А-а-а, обезьяны, кашалоты,
А-а-а, и зеленый попугай!..
III. Институт радиотехники
Мельхиоров
Незаметно протекло время, дорогой Леонид Ильич давно канул в лету вместе с беззаботной эпохой застоя. К власти пробрался энергичный Михаил Сергеевич, затеявший перестройку, народу пока не понятную. С экранов телевизора на головы граждан посыпались слова-лозунги: интенсификация, гласность и ускорение. Наступил 1986 год, взорвался реактор на Чернобыльской АЭС. Резко упали цены на нефть. Жители великой страны пока не замечали особенных перемен в жизни, разве что спиртное подорожало и за ним выстроились длиннющие очереди. Москвичи пребывали в суете и какой-то всегдашней гипнотической спячке. Никто ни на что не обращал внимания, да партийное руководство не делилось информацией. А тем временем происходили невидимые глазу тектонические сдвиги. До «крупнейшей геополитической катастрофы столетия» оставалось чуть-чуть.
И конечно, ни один человек в столице не мог догадываться, что какой-то малоизвестный захудалый научный Институт радиотехники незаметно вкладывает свою толику в происходящий тайный развал страны. Нет, этот институт и его руководитель Вилен Мельхиоров не участвовали в высокой политике, не готовили судьбоносных решений и не вели переговоров с республиками. Речь шла всего лишь о физических экспериментах в мало изученной, совершенно туманной даже для специалистов, области физики. В основе всего, как это часто бывало в те годы лежало тривиальнейшее разгильдяйство. Никто не думал о безопасности людей, никто не просчитывал рисков, никто не знал, как повлияет излучение самой мощной в мире лазерной установки на сотрудников, да и просто на случайных людей, оказавшихся в зоне поражения. Как и в случае с Чернобыльской аварией, широкая публика не владела информацией
Случайно или нет, в это еще предстояло разобраться компетентным органам, летом 1986 года на работу к Вилену Мельхиорову устроились два уже знакомых нам человека: Лидочка Апрелькина и Игорек Стасин. Они представляли собой нетипичную пару. Никто из сотрудников не понимал, познакомилась ли они в институте или знали друг друга раньше. Во всяком случае, эти двое были неразлучны. Они раздражали коллег своим поведением: уединялись подолгу в длинных коридорах института, шептались напряженными голосами, иногда целовались, прятались с видом заговорщиков. Их выходки пока терпели, но терпению этому мог наступить предел.
Лидочка повзрослела, оправилась от нервных болезней и похорошела. На девушку оглядывались почти все мужчины института: худая, длинноногая, бледная. Ее выразительные синие глаза смотрели на окружающих свысока, с какой-то скрытой издевкой. Сейчас бы ее внешность назвали «модельной», но в те годы еще существовали более консервативные стандарты женской красоты, Лидочка опережала свое время. Обязанностей у нее, как у секретаря-машинистки, было мало: Мельхиоров вечно пропадал в зарубежных командировках. Польет цветы, напечатает пару научных текстов и гуляет по институту, заглядывает всюду, изучает. Замкнутая, настороженная, молчаливая, она вела себя как шпионка из кинофильма. Отказывалась от традиционных чаепитий, проявляла полное равнодушие к общественной жизни. Не брала в профкоме билетов в театр и на выставки.
Никто не мог объяснить необычной дружбы Апрелькиной с Аллой Васильевной, руководительницей канцелярии. Эта красивая и энергичная женщина пользовалась неограниченной властью в коллективе, и Мельхиоров, даже на публике, пресмыкался пред ней. По слухам, Алла Васильевна, хоть и была замужем за инженером из соседнего института, состояла в любовной связи с Мельхиоровым. Они даже отдыхали вместе где-то в Юрмале, и там их случайно застукала сотрудница бухгалтерии. Отсюда и пошли сплетни. Что нашла эта респектабельная и властолюбивая дама в Лидочке? Никто не знал. Но женщины были очень близки. Делились информацией, ходили вместе обедать и даже носили одинаковую одежду: импортные дорогие синие платья на пуговицах и белые босоножки на шпильках. Обе постриженные «под мальчика», строгие, неприступные, холодные, благоухающие французским парфюмом. Наверное, их можно было принять за мать и дочь разница в возрасте как раз соответствовала.