Инесса Карловна находилась в обморочном состоянии, лицо ее позеленело, огромные лошадиные глаза выражали такую неземную скорбь, что при взгляде на директрису мгновенно вспоминались древнерусские иконы. Военрук заметался вдоль рядов, размахивая руками. Голоса его никто не слышал. И вся эта позорная сцена продолжалась не меньше двадцати минут. Такой случай тянул, без всяких натяжек, на че-пэ районного масштаба. «Если только какая-нибудь шмакодявка настучит РОНО, мне крышка», думала про себя Инесса Карловна. Она знала наверняка: донести о происшедшем кто-нибудь, да и догадался бы. А тут еще вандализм десятого «В». Безусловно, пришлют комиссию. Во что бы то ни стало требовалось принять упреждающие меры.
Как только линейка закончилась, Инесса Карловна вызвала к себе в кабинет военрука Рыбоглаза. У директрисы в голове созрело решение проблемы.
Знаете что, дорогой Альберт Львович? Я отправлю вас в разведку. Произнесла директриса, внимательно разглядывая одутловатое лицо собеседника.
Меня? С удовольствием! Когда я служил в армии, полевая разведка была моим, так сказать, коньком. Но куда же, позвольте спросить?
Пойдете вечером к железной дороге. Туда, где собирается вся эта мразь. Где-то возле депо находится их любимое место. Разберетесь на месте.
Хорошо, и что я должен делать?
Возьмите бинокль, понаблюдайте, запишите фамилии. Составьте докладную записку. Хорошо бы еще провести беседу, выведать их намерения. Не знаю, справитесь ли вы? Тут нужен тонкий психологический подход.
Может быть пригласим нашего участкового психоневролога?
А вы с ней знакомы?
Да, мы с Ривочкой давно дружим. Она отличный специалист и мне ни в чем не откажет.
Вот и славно. Решено, идите завтра же вдвоем. Оденьтесь только потеплее и захватите термос.
Инесса Карловна отпустила военрука, села за стол и криво улыбнулась. Наконец, она разгромит всю эту отвратительную банду. Ей нужен лишь документ, а дальше все пойдет как по маслу. Она учинит показательный разнос, а заодно прикроет задницу от кусачей сволочи из РОНО. Исключать из школы этих вандалов, увы, не с руки. Но испортить им выпускные характеристики сам бог велел.
Спивун
Выписка из истории болезни:
Рива Вениаминовна Спивун, еврейка, врач-психоневролог, 52 года. Госпитализирована в ноябре 1982 года. Обморожены пальцы рук, частичная амнезия. Беспокойна, раздражительна, озлоблена. Страдает манией преследования. Убеждена, что ее личность принудительно «трансформирована в параллельный поток реальности». Легко впадает в возбуждение, переходящее в неконтролируемую двигательную активность. Имеет повышенный аппетит, склонна к перееданию и полноте. Позитивный отклик на клопиксол и галоперидол.
Информация к размышлению: некоторые вычурные детали бреда пациентов Э. Мишина, Р. Спивун и А. Рыбоглаза подозрительно совпадают. Причины не установлены. Как вариант, взаимно наведенный психоз.
Профессор Йолкин О. И.
Как и было оговорено с Инессой Карловной, два разведчика добровольца: психоневролог Рива Спивун и военрук Рыбоглаз на следующий день отправились к железной дороге. Вечер выдался тихий, падал сырой снежок, подмораживало. Гудели скорые поезда, мчавшиеся на восток. Стемнело, и бинокль вряд ли мог пригодиться. Оделись наблюдатели по-зимнему, надежно, но немного экстравагантно. На Риве Спивун было длинное черное пальто с каракулевым воротником, валенки и пушистая шапка-ушанка. Военрук облачился в офицерскую шинель без погон, из-под которой выглядывал красный шерстяной свитер.
Учеников заметили на откосе, у самого полотна. Несколько мальчишек и одна девочка в яркой малиновой шапке с помпоном. Военрук признал в девочке заводилу и лидера компании Лидочку Апрелькину. Подростки направлялись к заброшенному бетонному фундаменту. Разведчики, соблюдая дистанцию, следовали за ними. Было видно, как на фоне еще светлого зимнего неба юркие тени, одна за другой, проскользнули в люки. Полковник и докторша выждали минут пять и осторожно взобрались на бетонные плиты. Они легли рядом, у люка, и устремили любопытные взгляды внутрь фундамента. Их глазам предстало странное зрелище.
Школьники уже успели зажечь несколько факелов, и в мерцающем свете засверкал, как хрусталь, лед на полу подземного зала. И вот ужас, военрук усмотрел, что в толщу льда вмерз труп человека в синем рабочем комбинезоне. Была отчетливо видна каждая деталь. Мертвец лежал лицом вверх и упрямо держал во рту навеки потухшую папиросу. Открытые глаза его выделялись во льду как два маленьких зеленых шарика. Военрук переглянулся с Ривой Спивун. Похоже, докторша тоже обратила внимание на мертвеца. Глаза у нее расширились от испуга, изо рта повалил пар.
Школьники уже успели зажечь несколько факелов, и в мерцающем свете засверкал, как хрусталь, лед на полу подземного зала. И вот ужас, военрук усмотрел, что в толщу льда вмерз труп человека в синем рабочем комбинезоне. Была отчетливо видна каждая деталь. Мертвец лежал лицом вверх и упрямо держал во рту навеки потухшую папиросу. Открытые глаза его выделялись во льду как два маленьких зеленых шарика. Военрук переглянулся с Ривой Спивун. Похоже, докторша тоже обратила внимание на мертвеца. Глаза у нее расширились от испуга, изо рта повалил пар.
А школьники занимались своими делами и не обращали на труп никакого внимания. Ребята похоже готовились к какому-то театрализованному действию. Они скинули с себя куртки и шапки и нацепили поверх одежды белые балахоны, сшитые из простыней. На голову каждый одел картонный колпак коническим верхом, увенчанным маленькой кисточкой. Включили портативный кассетный магнитофон, заиграла экзотическая ритмичная музыка. Послышался завораживающий струнный перебор, перестук барабанов, завывание каких-то древних шаманских труб.
Военрук мог поклясться, что такую музыку он слышит впервые в жизни и она точно не отечественная. Против его воли, ритм увлекал поток сознания, гипнотизировал и отуплял. Сопротивляться этим чертовым звукам было невмоготу. Рыбоглазу почему-то вспомнилось, как в военном училище их роту подвергли наказанию: заставили весь день маршировать на плацу с песнями. Тогда он, еще молодой лейтенант, впал в самый настоящий животный гипноз, и потом долго еще не мог прийти в себя.
Тем временем в подвале начался невообразимый танец вокруг магнитофона. Жаль, учеников не видел сейчас физрук Суцкандер. На уроках физкультуры такому явно не учили. Ребята вертелись вокруг своей оси в такт ритма, били друг друга по плечам и спинам руками, приседали, подпрыгивали к самому потолку, синхронно вскрикивали, бесновались. А музыка все ускоряла и ускоряла ритм. Казалось, цепкая мелодия неизбежно придет к какому-то ошеломляющему финалу.
И вот, в самом разгаре демонического танца случилось происшествие: в зале зазвенел притаившийся где-то в темноте телефон. Школьники резко остановились, выключили музыку. После пятого гудка Лидочка Апрелькина уверенно сняла трубку и сказала: «Алло», и затем, после паузы, продиктовала: «Система ка-ха-пять-эм-восемь-бэ, левый выход, повторяю, система ка-ха-пять-эм-восемь-бэ, левый выход».
У полковника резко закружилась голова, перехватило дыхание. Он обернулся и растеряно посмотрел на свою напарницу по разведке. Рива Спивун лежала навзничь, лицом вверх, утратив всякий интерес к наблюдению. Полковник наклонился на ней женщина мерно дышала, но была без сознания. Полковнику и самому сделалось дурно, заныло сердце. Он схватился руками за грудь, непроизвольно издал звериный вопль и обессилено распластался на бетоне.
Очнулись оба неудачливых разведчика на узких кушетках в приемном отделении психиатрического отделения подмосковного невропатологического санатория «Бодрость». За окном в кромешной тьме вертелся назойливый мелкий снежок. Пришла медсестра для оформления документов на госпитализацию. Потерпевшие с трудом разговаривали и не смогли объяснить, что с ними случилось. Бледные, мучнистые лица у обоих слегка опухли, под глазами расползлись черные тени. Профессор Йолкин, прибывший на осмотр, приказал вколоть им успокоительное и отправить в палаты.
Йолкин
Прошло две недели, наступил декабрь. В окна невропатологического санатория «Бодрость» заглянуло зимнее солнышко. Во дворе лежали сверкающие двухметровые сугробы. Профессор Йолкин улучил свободную минутку и уединился в кабинете. Он проголодался и предвкушал маленькое пиршество. Расстелив на видавшем виды, поцарапанном письменном столе газету, профессор начал раскладывать заботливо приготовленные женой припасы. Наполнил водой помятый алюминиевый чайник, водрузил его на электрическую плитку и включил репродуктор. Кабинет наполнили знакомые звуки детской песенки:
А-а-а, в Африке реки вот такой ширины,
А-а-а, в Африке горы вот такой вышины,
А-а-а, крокодилы, бегемоты,
А-а-а, обезьяны, кашалоты,
А-а-а, и зеленый попугай!..
Профессор тихо напевал вслед за репродуктором и бормотал себе под нос:
А-а-а, крокодилы бегемоты, а-а-а Так-так, что у нас тут? Колбаска любительская, слово «колбаска» получилось особенно плотоядно. Что тут у нас еще? А-а-а, обезьяны, кашалоты и помидорчики спелые, хорошо. А это что такое? Ух ты, и зеленый попугай, а также яички, ага, лучок, хлебушек «Бородинский». А вот и свежий кефирчик, творожок, конфетка «Коровка» и пирожок с яблочным повидлом. Замечательно!