Грустный перечень моих убийств - Киктенко Вячеслав Вячеславович 3 стр.


величавые, милые женщины и становятся с годами лучшими жёнами, матерями,

что из-за них, глазастых тихонь и скромниц, насмерть бьются повзрослевшие

парни?..

Ту, что постарше, звали Верой, младшую Лилией. Поскольку тощая чернявая Нелька, дочка дворничихи из соседнего двора, нам уже надоела, мы с Коляном тут же, не сговариваясь, влюбились в Лилию.

Старшая, Вера, оказалась отличной выдумщицей и болтушкой. Ох, и рассказики она загибала на тёплой трубе летними вечерами! Не то, что наши байки про уборную-мя-

сорубку, про пирожки с человеческими ногтями и прочие послевоенные ужасы.

Она распевала нам, понижая голос, она ворковала про солнечные королевства

принцесс и принцев, про голубые сады, где пьют зелёный чай под золотою

звездой, про страны вечного тепла и ясного света


Но всё это позже, позже, в иные года. Потому что теперь стояла зима, и оставалась только неделя до Нового года, на который мы впервые в жизни были заранее приглашены. И старательно обхаживали нашу прыщавую принцессу, угождая, поддакивая. А она тихо, но неуклонно гнула свою линию, и уже командовала нами, как хотела. Впрочем, девочка была умненькая, и не просто отдавала распоряжения, а нежно и вкрадчиво подходила к нашим сердцам. Вот они уже распахнулись ей навстречу, вот мы уже готовы ко всему, вот мы уже сами страстно желаем того, о чём эта девочка лишь исподволь намекнула

Что ни день, «принцесса» приоткрывала завесу, заставляя с ещё большим нетерпением ждать предстоящего праздника. С природной тонкостью и расчётом (чтоб хватило на каждый оставшийся денёк) она интриговала программой новогоднего Бала.

 Перво-наперво  телевизор!..

Этого мы еще не видали. Слышать слышали, в кино видели эти скруглённые по бокам ящики с пучеглазыми линзами. И вот теперь один из таких должен предстать перед нами воочью.

 Это раз. Это пока готовится стол

 А что к столу?

 Ну, пирожные  лениво растягивала, видя наше нетерпение, девочка.

 Ну, лимонад

 А какой? Я лично лучше всех люблю «Крем-соду»!..

 И «Крем-сода» будет, и «Дюшес», и даже «Крюшон»  многозначительно

понизив голос, сообщала она

Про этот самый густо-пенный лимонад «Крюшон» говорили, что он хмельной, и детям наливать воздерживались. А тут, гляди-ка,  можно!

 И мороженое с вареньем. И чай с конфетами «Белочка», и «Мишка на севере», и «Мишка косолапый»  Много чего такого интересненького, застенчиво интимничая, обещала она.

Про основное блюдо мы и не спрашивали. В магазинах тогда было всё  икра, мясо, рыба по доступным ценам. И хотя нечасто перепадала та же икра, роскошествовали, бывало, и мы. Причём предпочтение отдавалось красной  она была так крупна, красива, зерниста! Точно смородина, аккуратно снятая с куста, тщательно очищенная от веточек и

соринок

 Ну, а дальше?

 А дальше  Бал! То есть, танцы

 Какие еще танцы?  ужасались мы с Коляном.

 Вокруг ёлки  успокаивала Лиля. Просто полька, хоровод вокруг ёлочки. Да вы не бойтесь, это же просто! Мама в два счёта научит

 А потом?

 А потом  игры, загадки, викторины.

 Ну, это ладно, это сойдёт А потом?

 А потом  загадочно улыбалась фея  потом лотерея с подарками


Вот это да!  ухало сердце  что же это за дом? Что же это за подарки такие?

 А что, что? Назови хоть что-нибудь!..

И вот тут, в этом коронном пункте, царица была непреклонна:

 Доживёте  увидите. А то неинтересно.

 Ещё как интересно! Ты чо? Ну скажи, жалко тебе, да?  Ещё продолжали мы тянуть жилы, но, убеждаясь, что уста царицы немотствуют окончательно и бесповоротно, сдавались. И, жалковато отыгрываясь, сквалыжничали:

 А всем подарок достанется?

 Всем, конечно же, всем  милосердствовала Снегурочка  лотерея беспроигрышная

 А сколько гостей будет? А кого позовут? (кроме нас, естественно)  ревниво любопытствовали мы.

 А взрослые будут?

 Нет, взрослых не будет. Они соберутся в другой раз. Отдельно.

Ух ты! Отдельно взрослые, отдельно дети. У нас так всё в кучу, в один присест. Да ещё после обеда обязательно выпрут в другую комнату Или на улицу

 А кто из ребят будет?

 Из ребят?..  Она задумчиво загибала пальцы  один, два, три

Вот уже кончились пальцы одной руки Вот уже загнут восьмой, девятый, десятый Куда, куда столько? Как можно? Зачем? Неужели хватит подарков?  ужасался я молча,

а вслух лишь предательски выдавил:

 Нелька будет?

 И Неля будет. Мама сказала, в первый раз пригласим всех ребят, посмотрим, кто умеет себя вести прилично, а кто нет.

Вот это да! Это по-королевски.


обидно, правда, что старались зазря, обхаживали принцессу впустую  позвали б и так. Но жалеть теперь поздно.

Да нам с Коляном, честно говоря, и жалеть-то было не о чем  игра в поддавки принята, негласно одобрена, и яблоко раздора, нежно подброшенное судьбой, с каждым днем становилось всё соблазнительнее, всё слаще,  наливаясь, дозревая до своей окончательной полноты, до промысленного свыше исхода


***

Свежо, празднично пахнуло мандаринами, вынутыми из буфета, остро запахло ёлкой, оттаявшей в чулане и уже с самого утра, покуда я досыпал, вставленной в крестовину, сооружённую из перевернутого табурета посреди комнаты.

Теперь предстояло нарядить её с тонким, вечно непредсказуемым выбором, с учетом зияний и выпуклостей кроны, её мутноватых, иззяблых глубин; нарядить хрупкими шарами, витыми стеклянными сосульками, морозно облитыми звёздами, перевить канителью, пересыпать блёстками, увешать конфетами и грецкими орехами, звонко обёрнутыми в золотую и серебряную фольгу  в общем, свершить весь тот волшебный, радостно-хлопотливый обряд, который ожидался каждый год с таким нетерпением, с предвкушением чего-то неизмеримо большего, чем может дать любой, самый замечательный праздник на свете. Каждый год ожидалось Чудо.

И оно не совсем обманывало, нет

Оно мерцало в какие-то забвенные доли минут, скрадывалось, и снова вспыхивало  вон там, над зажжённой свечой, внезапно озарившей медленный поворот

стеклянного шара в густой тёмной хвое

Оно проскальзывало в незнакомо-праздничной улыбке старых знакомых, весело и шумно отряхивающих снег у порога, в ласковом слове, в обещании

Но уплывало, обязательно уплывало куда-то в долгую морозную ночь, таяло золотыми отблесками на стене, весело-приглушёнными голосами из соседней комнаты, где всё ещё длился взрослый праздник, а тебе оставалась лишь узкая полоска света, яркая щелочка в двери, да и та всё мутнела, дробилась, гасла

И только мраморно мерцавшие слоники на комоде всё продолжали свой баснословный поход за счастьем, семь бессонных, от мала до велика, путников, крутолобо бодающих тьму. А из тьмы выходил и, сгустясь над кроватью, окутывал мягкой паволокой Сон


Наутро было уже не то. Чудо истончилось, иссякло, выдохлось. Оставалось доживать остатки праздника  колоть орехи, сосать конфеты, грызть семечки

А потом, через недельку-другую, виновато расставаться с ёлкой, чей постыдно желтеющий костяк ещё долго, безмолвным укором, чуть ли не до самой весны будет

дотлевать на задворках в жалкой кучке таких же горемычных предвестниц Чуда.

Оставалось перекладывать ватой игрушки, убирать в ящик, а потом снова ждать, целых двенадцать месяцев дожидаться Нового года

И вот он вновь наступил.

Ну, уж в этот-то раз всё будет не так, как бывало: в этот раз нас позвали на Бал!

И Чудо не ускользнёт. Стоит только поосторожнее, повнимательнее выследить его

Ёлка наша, домашняя, это, конечно, хорошо. Это просто замечательно.

Но как же медленно тянется день!

Двенадцать Час Два Вот уже наряжена ёлка. Вот мы уже пообедали. Я слоняюсь по дому. Я сдерживаю себя.

Я не выхожу на улицу, где сейчас так интересно. Я лишь смотрю из окошка. Там пацаны подманивают чужого голубя.  Вот уже на снег, кружочком, рассыпали зёрна. Вот уже доверчивый чужой сизарь вместе с нашими дворовыми голубями, заманившими его с поднебесья, ходит по этому кругу, погуркивает, поклёвывает просо, не замечая того, что хитрый пацан тихонько подкрался, распахнул полушубок и, выбрав момент,  коршуном падает на него

Молодчага!

Он накрыл его полою, зарылся в неё с головой, зарюхался в собственный полушу-

бок. Нелепо елозя, покопошился в нём и, наконец, радостно крича, покатился

по снегу с пойманным сизарём в руках!..

Ну, нет! Я с утра чисто вымыт, меня дожидается глаженая белая рубаха и чёрные  в диагоналевый рубчик  штаны. Мне нельзя кататься по снегу.


***

дубовая дверь отворилась. Вот они, иллюминаторы. Они густо

замазаны краской. Это подводное царство давно затонуло, нечего в него

заглядывать попусту  так, видать, рассудил домуправ и однажды замазал оконца.

Назад Дальше