Короче, кассету я извлек с нужной наклейкой, однако заиграл почему-то не Моцарт, а «Мунлайт ин Москоу» Криса де Бурга. Этого ирландца я тоже уважал. Ирландцы вообще талантливый народец. Дружок мой Вараксин как-то утверждал, что талант закономерная черта всех угнетаемых племен. Вроде компенсации за невеселую жизнь. И те же гонимые поляки в труднейшие из своих времен подарили миру Митцкевича, Шопена, Огинского. Ирландцы тоже сплошь и рядом удивляют музыкальным даром. Может, и правда, что, не пострадаешь, не поешь? В смысле, значит, не сотворишь В общем пока я балдел от аглоязычного музона, Катерина потихоньку раздела меня и уложила на застеленный диван. На нос, на виски и под глаза налепила свинцовых примочек, поставив рядом таз, обтерла меня с ног до головы сначала водой, потом лосьоном. Это я давно заприметил, запах пота ей почему-то не нравился, а вот терпкий, кувалдой бьющий по мозгам лосьон как раз наоборот. Одно слово женщины. Трудно их понять, но я привык. Принял, как говорится, за аксиому. Впрочем, черт с ними с запахами, другое обидно очень уж деловито обихаживала меня Катюха. Без трогательной нежности я бы сказал, без щемящего трепета. Именно поэтому, вторя напевам Криса де Бурга, я проныл:
Катюх, сегодня меня в пах били. Грубым и толстым коленом. Как последнего пацака!
Не ори! она постучала себя пальцем по уху.
Тут она была права. Когда я в наушниках, я всегда ору. И все же мне хотелось поплакаться.
Теперь я не смогу заниматься с тобой ничем. Врач сказал, воздержание три года, представляешь?
Вот дурак!
Ты меня теперь бросишь, да?
Такого хилого и глупого грех не бросить.
Сам знаю. Таких любить трудно. Это сильных да умных просто, а ты меня попробуй. Как Сергуня.
Уже пробовала.
И как?
Горьковато
Я подумал, что она снова намекает на запахи, и еще раз уточнил:
Так ты меня разлюбишь или нет?
Или да, если ты не бросишь свой носорожий спорт.
Я призадумался.
Больно заковыристо для сотрясенного разума. Или да, если не
Я говорю, бросай спорт, тогда потолкуем! крикнула она, приподняв один из наушников.
Брошу. Обязательно и наверняка. Ты же знаешь, я еще ни одного дела до конца не доводил. Так будет и с боксом.
В наушниках загремел рок-н-ролл Меркьюри. Не выдержав, я вскочил с дивана. Примочки посыпались на пол.
Слушай, нам надо немедленно потанцевать!
Ты сдурел? У тебя голова разболится!
Она и так болит. Давай, пока он поет.
Кто он?
Неважно, я задвигал руками и ногами, изображая танец. Жаль провод не давал далеко разбежаться. Словно собачонка вокруг конуры, я вертелся вокруг магнитофона, выделывая голым телом довольно рискованные пируэты. Не верите, попробуйте сами с сотрясенной головой да под Меркьюри. Катька держалась за живот и покатывалась со смеху. Блондинки они все смешливые. Ленка, к примеру, шатенка, а потому любит молча вздыхать, то и дело ныряя в океан своих внутренних миражей. Потому, наверное, и не поехал к ней. Какая, к черту, медпомощь! Положит мне руку на лоб и сочувствующе замолчит. Катька же дама активная, а по части похихикать да похохотать и вовсе сущий талант! Час может смеяться! Правда-правда! Мне через пять минут плохо становится, а ей и через час хоть бы хны. И что с нее взять? Глупая она у меня Катюха. Хоть и с феноменальной грудью. Куда там Мэрилин Монро до ее бюста! Если бы еще ума побольше, цены бы девочке не было. Но, видно, ум ее весь в грудь ушел в оба, так сказать, полушария. Потому и судит всех подряд, причесывая под одну гребенку. И я у нее всегда самый худший, самый ленивый, самый тупой и нескладный. Но мне не обидно. Годика через три, когда ей натикает, как мне сейчас, девочка, разумеется, поумнеет и все поймет. Правда, что именно поймет, я себе не слишком представлял, но так уж талдычат седобровые старики. Не врут же они всем скопом! Что-то ведь мы должны понимать в свои двадцать три года. Как ни крути возраст! Дартаньян у Дюма был куда моложе. В сущности юнец сопливый, а туда же влюблялся, за моря плавал, людей мочил направо и налево. При этом музыки нашей не слушал. Ни Меркьюри, ни Патрисии Касс, ни Поля Мориа. Несчастный, если разобраться, парень.
Сильных любить легко! напевал я. Ты слабака, подруга, полюби! Чтоб грязный, потный и без глаз. Вот это, стало быть, любовь! Вот это чувство! Ну, а сильных Сильных, моя голуба, если хочешь знать, вообще не любят!
Сильных любить легко! напевал я. Ты слабака, подруга, полюби! Чтоб грязный, потный и без глаз. Вот это, стало быть, любовь! Вот это чувство! Ну, а сильных Сильных, моя голуба, если хочешь знать, вообще не любят!
Как это? Катька, сбросив с себя халатик и трусики, заприплясывала рядом со мной. Тяжелые, удивительных форм груди покачивались совсем рядом, дразня и отвлекая внимание, заставляя тянуться и тянуться к ним руками. Музыки она, понятно, не слышала, но копировала мои движения довольно точно. Я же говорю, талантливая девка!
А так, заорал я. Любовь к сильному это эгоизм, а не любовь! Могучая спина, здоровое потомство при чем здесь любовь? Чистой воды эгоизм! Поэтому платоники самый передовой народ на земле. Даже лучше ирландцев.
Чего же ты возле меня отираешься?
Потому что с самого начала чуял в тебе душу, потому что знал, рано или поздно этим кончится, я весело помахал руками, изображая улетевшее счастье. Коленом в пах и адью! Но платонически я буду тебя любить еще довольно долго. Может быть, даже лет до сорока трех.
А дальше?
Не знаю. Дальше ты станешь пенсионеркой, а этого я еще не проходил.
Ой-ей-ей! Катька скосила глаза куда-то вниз. Похоже, с травмой у тебя не слишком получилось.
Точно, я сконфузился, как же оно так
А через минуту, накрывшись пледом, мы уже вовсю копошились на диване. Наушники с меня слетели, но мне было не до них. Платонизм, конечно, славная штука, но ведь как-то обходился я до этого без него, правда?
За нашими спинами скрипнула дверь, и, подняв голову, я рассмотрел мокрого Серегу. Часть своих веснушек он то ли просыпал по дороге, то ли смыл водой. Чистенький, кудрявый, румяный, аки ангел, он таращил на нас глазенки и ничего не понимал. Так и чудилось, что сейчас спросит: «А чё это вы тут делаете?..»
Ой! Катька высунула голову из-под одеяла и прыснула. Я думала, он уже ушел.
Я это Насчет полотенца.
У них в общаге нет воды. Ни горячей, ни холодной, пояснил я.
И полотенец тоже нет?
Серега ошарашенно кивнул. До него наконец дошло, чем мы тут занимаемся. Грамотный сорванец!
Я тебе его принесу, Катька пальцами изобразила идущего человека. Только ты выйди на пару минут, ага?
На пару? удивился Серега.
На три, уточнила Катька.
На восемь, подытожил я.
Ой-ли? Катька хихикнула.
А вот увидишь!..
Голова болела, сердце екало от радостных и непонятных вещей. Хотелось танцевать и жаловаться на измученный ударами мозг. Я и жаловался. Таким вот заковыристым образом. Меня ласкали и как бы жалели.
Один из моих соседей девятилетний мальчуган частенько прогуливает во дворе свою трехлетнюю сестренку, беспрерывно тетешкаясь с ней, целуя в пухлые щечки. Спровадив ее домой, он с удовольствием хулиганит. Временами мне кажется, что я это он, а он это я. И когда я бываю пьян, я протягиваю ему руку, как мужчине. И вы мне не поверите, он снисходит до меня. Мы садимся на лавочку, лузгаем семечки и беседуем. Я рассказываю ему про Катьку с Ленкой, про тренера Володю, мечтающего о чемпионах, про электрогитары и политических врагов страны. Он хвастается ростом сестренки и говорит, что у них в классе тоже есть пара гадов, с которыми он дерется по три раза в день, а потом, демонстрирует мне корявую рогатку, торжественно обещая, что, тренируясь каждый день, постепенно доведет меткость до фантастических результатов, научившись попадать с пятидесяти шагов в спичечный коробок. И что вы думаете? Я ему верю! То есть сам-то я с пятидесяти шагов в коробок никогда не попадал. Даже из мелкашки. Но что с того, черт подери? Дети должны идти дальше своих отцов, разве не так?..
Глава 3 ЧЕРТИК ИЗ КОРОБОЧКИ
Ночь прокатила на ять, утро прошло без зарядки. То есть зарядка, разумеется, была, но в основном тазобедренная, без гантелей и эспандеров. Завтрака, правда, толкового не получилось, спешили. Поэтому у Катюхи я только заморил червячка, более же основательно решил подкрепиться дома. То есть, конечно, если найдется чем. Но нашлось, тетушка не подвела. Правильно пел Мягков в той славной песне: если у вас нету тети, то вас отравит сосед. Мне подобная жуть не грозила. В холодильнике оказались остатки грибной пиццы, наваристый борщ и початая бутылка «Монарха». Пиво, надо полагать, не допил тетушкин ухажер. Нашел занятие более приятное. Что ж, молодец, коли так! По жизни оно вернее не отвлекаться на мелочи.