Что ты решил?
Не обращай внимания. Я. приветствую широкие массы, пришедшие проводить меня из большого спорта Видишь эти, в шляпах? Начальство! Мы парились вместе.
Я спросила, что ты решил?
Подожди, сейчас пройдет оркестр, и мы поговорим, я ничего не слышу
Трубач старается, дует в трубу, что есть мочи. Он не совсем нормальный. У него пластинка в голове. После травмы. Ему в драке пробили голову, и врачи поставили пластинку. Из кости, как заплатка. В голове Странно.
Все ушли, цветы валяются на земле. Растоптанные, как после похорон.
Так, что ты решил?
Что? Я решил изменить тональность. Взять на тон выше.
До мажор
До мажор
Я уже говорил, что все началось с того, что ко мне зачастил Генка. Мы не виделись с ним лет пять. Генка, как всегда, был веселый и заджинсованный. Все это время, пока я своим носом пахал борцовские ковры в разных городах страны, он играл в группе. Гешка совращал меня, как библейский Змий первую женщину Земли. Зацепившись хвостом за ветку, он спустился ко мне, обвив ствол. Расхваливал очередное райское яблочко.
Не будь фраером! Ты должен петь и лабать, а не мучить себя и пацанов. И ходить ты должен не по тому ковру.
На меня вдруг дохнул ветер из нашего цветущего двора райского сада детства. Я почувствовал острый запах лака, которым я покрывал свою первую пенопластовую гитару. Рядом разрушили барак, чтобы на его месте построить двенадцатиэтажный дом. Среди битых камней валялась выполненная фотоспособом базарная икона. «Искушение Адама и Евы». Ядовитые зеленая и фиолетовая краски преобладали на этой кичевой иконе. Такие же ядовитые, как лак.
Эх, яблочко, куда ты котишься, мне в рот попадешь, не воротишься!
Гешка продолжал.
Ты вспомни институт! А?! До мажор. У нас в гитарах динамит! пропел он, -Да с твоим битловским тембром нас будут на руках носить! Ну, окажи, что ты теряешь в этом зале, кроме собственного веса и пары чучел из ваты? А эстрада это живые люди!
Яблоко было красивым, сочным. Так и хотелось захрустеть им в душном борцовском зале.
Полгода Генка приходил ко мне на тренировки, и мы брели о ним по пустому городу к магазину «Соки-воды», оттуда к остановке моего троллейбуса и все время он не давал мне рта открыть.
Гастроли! По городам и селам с песней веселой! Поклонницы, не то, что твои чучела! И вообще, слава, успех. Ну, кто тебя в эпоху электромагнитных волн и записей знает, как борца? Пусть даже «классического» стиля?! Кто? Тетя Паша, потому что греет воду в вашей душевой. Сейчас время модерна, рока, а не классики!
Но мне только двадцать четыре, ладно, почти двадцать пять. Тренер говорит, что это только начало. Ради чего я должен все это бросить?
Ради чего?!
И Генка рассказывал мне об американских гастролях Битлов, ловко вписывая меня и моих будущих коллег в декорированную усилительными колонками сцену, установленную на стадионе «Шей». Отбивал ритм большой барабан, выла соло гитара, ревели поклонники, и полицейские выносили доведенных до обморока поклонниц к палатке, где был развернут передвижной госпиталь.
Стать плохим врачом или тренером в спортивной школе ты всегда успеешь, подводил черту Генка. Ну что?
И я решился. Не знаю почему. Но я пригласил оркестр.
Буб, буб бил барабан, и ц-па, цааа шипели тарелки, ц-ц-цааа. Звенели Как на выпускном вечере.
Почему? Я часто задаю себе этот вопрос в последнее время, Почему я это сделал? Захотелось вернуться назад, в прошлое? Стать школьником? Вырезать гитару из пенопласта, покрыть черным вонючим лаком
Мы ехали в такси куда-то на окраину. Кривые улочки, мощеные булыжником. Генка сидел впереди и, перевалившись через спинку, рисовал картины будущего. Краски выбирал розовые и голубые. Получалось похоже на цветные открытки, которые продавал инвалид в трехколесной коляске, у входа в Центральный рынок. Розовая, райская жизнь. Он и она, глядящие друг на друга из углов по диагонали, голубки Целуются среди тропической растительности. Я почти не слушал. Уговаривать меня больше не требовалось, я принял решение.
Вот здесь, сказал Генка и протянул деньги водителю.
Карета моего прошлого зажгла зеленый огонек и укатила в поисках клиента, которого тоже смогла бы доставить в новую жизнь. Такой современный Хорон. Только перевозящий души живых.
Мы стояли перед огромным сараем. В дверную щель пробивался свет. Так в мультфильмах горят сокровища в огромных сундуках, когда крышка начинает открываться.
Карета моего прошлого зажгла зеленый огонек и укатила в поисках клиента, которого тоже смогла бы доставить в новую жизнь. Такой современный Хорон. Только перевозящий души живых.
Мы стояли перед огромным сараем. В дверную щель пробивался свет. Так в мультфильмах горят сокровища в огромных сундуках, когда крышка начинает открываться.
Ну, пошли? и Генка распахнул дверь.
Мы оказались сразу на сцене. В глубине зала желтели фанерные кресла с откидными сидениями, а вокруг высились небоскребы самодельной аппаратуры. Прокопченными лианами свисали соединительные провода, пахло канифолью и горелой пластмассой. Иногда вскрикивал неведомой райской птицей самодельный ревербератор. В зале, в первом ряду, трое ребят что-то мурлыкали под гитару. Еще один паял на сцене провода, а когда делал шаг, наступал стоптанными туфлями на широченные штанины джинсов. Парни были молодые и длинноволосые.
Это он? спросил прыщавый рыженький паренек, обращаясь к Генке.
Он, ответил я.
Хрюкнули будущие коллеги, прокричала птица ревербератора.
Тогда, может быть, начнем? это уже сказал брюнет, все время старавшийся дотянуть свои кудри до рта.
Может быть, познакомимся сначала? предложил я.
Ты спой, может, и знакомиться не надо будет, сказал длинный худой парень.
На вид он был старше всех. При желании я мог бы просто переломить его о колено. Каким-то образом он, видимо, уловил мой порыв и буркнул:
Меня здесь все зовут Шеф.
Кырла. Кыр-ла, повторил по слогам свое странное прозвище ширококостный блондин с остановившимся взглядом и взял в руки гитару.
Шеф устроился у открытой пасти обшарпанного фоно, Генка сел за барабаны, а я подошел к хромированной стойке с микрофоном.
Только не целуйся с ним! крикнул из зала паяющий лианы человек, устраиваясь за пультом, Долбануть может! И он смешно ударил себя кулаком в челюсть.
Так, чего лабать будем, пан спортсмен? Шеф повернулся ко мне на вращающемся табурете.
Давай из Битов чего-нибудь, предложил Генка, «Yesterday», например. Он классно это делает Гешка пытался меня приободрить.
В Фа мажоре, по фирме? спросил Шеф и взял аккорд.
Нервная волна пробежала по выстроившимся в ряд деревянным молоточкам. Я кивнул, хотя мне удобнее было бы петь в «До». Естественно, мажоре.
Я пел. Про вчерашний день. Про чужой вчерашний день, хотя в нем все было почти, как у меня. Только не было классической борьбы. Мне это казалось символичным. В припеве мне подпевал Кырла. Я слышал, что получалось неплохо. Только в конце я увлекся, не уследил за микрофоном и, как было обещано, он меня «долбанул». И довольно сильно, я едва не выпустил его из рук.
Ты поосторожней с ним, оказал Шеф, а то денег не хватит расплатиться.
Я допел балладу, а когда последнее «у-у-у» сделал с битловской интонацией. Шеф подошел ко мне.
Теперь можно и познакомиться Саша, он протянул мне свою куриную лапу.
Арсен, кивнул мне второй гитарист и потянул свои кудри в привычном направлении.
Прыщавого паренька звали Юра.
А это Маэстро, сказал Шеф, на имя он все равно не отзывается.
Маэстро на секунду оторвался от паяльника, услышав свое имя.
Все, что стоит на этой сцене, сделано этим народным умельцем
Без единого гвоздя, топором! оказал Маэстро и отвесил поклон.
Аромат цветов нашего двора вперемешку с едким запахом лака заполнили сцену.
Может, ты хочешь послушать, на что мы способны? спросил Шеф, когда церемония знакомства подошла к концу. Я не возражал.
Тогда валяй сюда! крикнул мне Маэстро. Там обалдеешь о непривычки.
Спускаясь в зал, я увидел сидящих на последних рядах двух поклонниц ансамбля. Они говорили без умолку и жевали резинку. Вид их максимально приближался к фирменному. Выщипанные брови, атласные косынки, яркие губы. Умолкнув на несколько секунд, чтобы проводить меня взглядом, они, после моего приземления на изрезанный перочинным ножом стул, продолжили свои дебаты.
Генка дал отсчет палочкой о палочку и, на сцене заиграли.
Я терпеливо ждал. Было очень громко и мало понятно, на каком языке. Мои познания в популярной музыке остановились в начале семидесятых, на классических «Beatles» и тех, кто шел за ними. Парни же играли тяжелый рок. Во всяком случае, они так думали. Эта музыка прошла мимо меня. Гремели барабаны и огромные ящики колонок, казалось, разваливались по швам.