Городской дневник. Стихи, 2010 - Маша Халикова

Я не ходила на курсы
Психологической кройки.
Поезд. Под голову куртка.
Баночка «Балтики-тройки».

Сборник рассказов. Набоков.
Не перечитанный даже.
Нижняя полка. Из окон
Видно степные пейзажи.

Были Уральские горы,
Будто картинки на блюде.
Мерно текут разговоры.
Разные-разные люди.

Кто с пирожками с капустой,
Кто с самодельной мочалкой.
Всем им по-своему грустно,
Всех их по-своему жалко.

Жизни и много, и мало.
Белые лампы задуй ты.
Я ничего не писала
По долгосрочной задумке.

А на стихи не любуйся.
Город в полуночи тонет.
Всё это были не курсы 
Сутки в плацкартном вагоне

Незнакомый чуждый город,
Бесприютная зима
С ощущением повтора.
Тело просится в дома,

Где уютно и не грустно,
Где не крепость  так хоть щит.
Но его туда не пустят.
Сердце знает и молчит.

Разум, нитями повязан,
А с тобой поговорим? 
Ухмыляется с сарказмом:
«Вам ведь нравится экстрим».

Что же, стряхиваю морок.
Взгляд в трамвае из окна:
Мой красивый светлый город,
Чистый снег и высь без дна

Ты думаешь, от горечи ушла ты?
Объятия, пропахшие вином,
Оттягивают трудный миг расплаты 
Но бесполезны в чём-то остальном.

Когда весной грохочущие ливни
И чёрных крыш проржавленная жесть,
Ты станешь ли от этого счастливей,
Свободней и осознанней, чем есть?

Уставшие от вечных ссор и лжи, мы
С рассветом заступаем за порог.
Пора вернуться к прежнему режиму,
Где ночь без сна и полстраницы строк

Не знаю, хорошо ли я пишу.
Прозрачная от внутреннего шарма,
Стекаю светом по карандашу.
И кто докажет мне, что я бездарна?

И кто меня посмеет упрекнуть
В нелепой необдуманности шага,
Когда февраль и мой чернильный путь
Затягивает с жадностью бумага?

Никто во мне не вызовет испуг.
Жизнь, как строка, подкатывает к горлу,
И видно вдруг, что этот мир вокруг
Такой анестетически-снотворный

Если осознанно вникнуть,
Ясно, насколько легки
Позолочённые нити
В бархате чёрной реки.

Трудно за них ухватиться:
Всмотришься  и не спасут.
Только встречаются лица,
Преобразившие суть.

Воды мерцают, и дразнят,
И отнимают покой.
Чтобы наполниться, разве
Нужно коснуться рукой?

Каждый, кто этого хочет,
Видит: попытка пуста.
Переливаются строчки
На сердцевине листа.

А иногда, и может, даже часто
Мне кажется, что жизнь моя течёт
Из-под пера писателя-фантаста,
И я веду себе её учёт.

Порывисто исписаны страницы.
Увесистый читательский дневник 
Возможность невзначай освободиться
От впечатлений чьих-то странных книг.

Мне видится порой, что это ложь всё
На глянцевой поверхности листа,
Что ночь к утру и что вот-вот проснёшься 
А жизнь вокруг убийственно-пуста;

Наброшенная паутиной скука,
И, жалких стариков опередя,
Толчёшься за дешёвой пайкой супа
В безликих городских очередях;

Что все давно чужды и ненавистны
Под листьев равнодушный смертный пляс.
На стенку алюминиевой миски
Из побледневших осторожных глаз

Сорвутся слёзы. Моросящий дождик
Встряхнусь  и боль уходит под ребро,
Но остаётся шепот: правый Боже,
Храни мой сон и мудрое перо

Рисую углем серый дождь.
Асфальт сжимается от вздоха.
А я, конечно, не художник 
Потому выходит плохо.

И ничего не разобрать.
Наверно, так оно и лучше,
Когда любимый младший брат
Невдалеке выводит лучик.

Мир сам заботится о том,
Чтоб  даже после нервных встрясок
И в чём-то малом и простом 
Раскрепощать палитру красок

И трепетать, как дивный сад:
Любовь ты в нём увидишь, друга ль?
Я улыбаюсь невпопад,
Потом откладываю уголь.

Полётом синего мелка,
Ещё немного неуклюже,
Я оставляю облака
В глубоких сумеречных лужах

Ты отмеряешь ртуть и морфий
Ночами пасмурной весны 
Хоть так, возможно, будут стёрты
Твои циклические сны:

Кошмары падающей люстры
И зарешёченных дверей.
Проснуться в явь ещё не утро,
А страх и боли всё острей.

Но смерть во сне всегда неправда,
И ты отчаянной рукой
Напрасно смешиваешь яды
В надежде вымолить покой.

Постой. Вечерний воздух горький,
Прохлада в шёлковом шарфе,
И обволакивает горло
Конфетно-приторный шалфей.

Теперь шагни навстречу ветру
Но где же люстра, где же дверь?
В кошмаре главное  поверить,
Что можно выйти без потерь.

Отложим вещества и травы.
А время движется к утру.
Ты знаешь, как приятно править
Свою азартную игру

Любовь и странный дар владеть строкой
Ведут себя с душой, как с одеялом,
Стремясь перетянуть её покой
И, наконец, забыться сном усталым.

Но знать бы им, что бедная душа,
Уже не в силах вынести такое,
Бежит объятий и карандаша
И никому не может дать покоя.

Ей тоже нужно просто отдохнуть,
Побыть одной на этом свете  чтобы
Шуршать листвой и слушать звёздный шёпот,
За шагом шаг распознавая Путь

Крошится замедленно грифель,
Затачивается перо,
И переплетаются рифмы.
Но я забавляюсь игрой,

Которая кажется мелкой,
Подобно песчинкам в горсти.
Как медленно тонкие стрелки
Карабкаются к десяти.

И так это ежевечерне.
Да только посмотришь назад 
Написаны чисто и вчерне,
Огромные кипы лежат.

Оглянешься в зеркало: ты ли
Создатель порывистых строк? 
Тебе уже двадцать четыре,
И взгляд твой спокоен и строг.

А время всё каплет и каплет
На камень, который горюч,
И в маленькой выемке в камне
Скрывается солнечный луч

Как шаман, вызываю строку за строкой:
Пусть поведают древние тайны о мире.
Утомясь от бесед, отойду на покой
И проснусь далеко за полуднем, в четыре.

Между комнат, что так непривычно-тихи,
Буду вечер и ночью  до часу, до двух ли 
Разбираться в листках, потому что стихи 
Это мудрые и своенравные духи.

Без примерки крою эфемерную ткань,
Золотистая нить извивается странно,
Вышивая узор: человек, перестань
Запирать вековечную Душу-шамана

Тихо стекает вода дождевая,
Будто легко по стеклу вышивая
Или неспешный ведя разговор.
Я не запомнила странный узор,

Не поняла ни единого слова.
Суть же принять оказалась готова:
Прошлое высушит солнечный блик 
Жить нужно тем, что несёт этот миг

Городские пейзажи сутулятся.
Дождь с небес, что казались чисты,
Заливает вечерние улицы,
Искажает соборов кресты,
Намечает на сердце распутицу,
Долго перебирает листы.

Улыбаюсь уже не по-летнему,
С робкой грустью подросших котят.
Пятипалые листья замедленно
На холодную воду летят.
Меж сырыми тетрадными клетками
Лишь порой промелькнёт этот взгляд 

С тихой верой, что тело не сгорбится,
Ощущения станут острей,
Что в дождями пропитанном городе
Не случится чужих сентябрей,
Что заметки, сухие и горькие,
Станут строчками стихотворе
                                                ний