Низкая самооценка людей призывает их воспользоваться ситуацией и поднять ее за счет другого, более слабого и уязвимого. Я бью тебя, потому что избить того, кого хочется, не получается. Избить себя, наказывая за бездуховную и ущербную жизнь, тоже не могу. Я критикую тебя, сравнивая с другими потому, что сама ничтожна. И чтобы всего этого не чувствовать, не понимать, не осознавать, обрушу на слабого все то, чем переполнена изнутри: злость, ненависть. Внутренняя уродливость порождала внешнюю. Вот тут моя «польза» для всех становится очевидной.
Что делала мать? Добавляла то, что не могла злобная старуха. Свою несостоятельность, невозможность жить так, как хочется, вымещала на мне, не любя, отторгая, предавая. Никогда не делая выбор в мою пользу, подтверждая мою ничтожность, неважность, ненужность. Я-обуза, от которой хотелось всеми силами избавиться.
Вот так в этот мир приходит жертва. Для которой боль и отвержение становится нормой жизни. Почему? Потому, что ничего другого она не знает. Она срастается с этим, живет с протянутой рукой, надеясь, что однажды мама изменится, станет другой, проснется, как Спящая красавица, станет заботливой, внимательной и доброй. С этой фантазией дети, даже брошенные своими непутевыми матерями, попавшие в детские дома, живут всю жизнь. Надеются вырасти, найти своих беспутных родительниц и спасти их от «дракона», вылечить, дать им счастливую жизнь, позаботиться о них, чтобы их, наконец-то оценили. Удивительный парадокс. Бессознательное «вымаливание» и ожидание любви становится основной программой, частью личности, судьбой, если хотите.
Младенец не знает своей истории, придя в эту жизнь. Все, что ему надо-это забота, любовь и безопасность, без этого ему просто не выжить. Желание находиться рядом с тем, кто это ему дает, встроено в нас, как программа. Поэтому даже незначительное отдаление матери от ребенка вызывает в нем реакцию боли, он плачет. Нежелание матери приходить на зов лишь усиливает переживания ребенка, это уже не только физический уход, а эмоциональное отстранение. «Тебе плохо, ты плачешь, а мне плевать на тебя.» «Поплачет-поплачет и перестанет, не беги». Когда я слышу такой совет «бывалых и опытных», мне хочется вырвать им язык. Они даже не представляют к каким проблемам в жизни это может привести.
Ребенок, чьи чувства не признаются как важными и нужными, уже и сам не понимает, зачем они ему. Надо ли их проявлять? Или лучше от них отказаться? Принимающие и понимающие родители создают вокруг ребенка зону безопасности, сигнализируя ему, что его любят и он важен. Из этого создаются установки:
быть собой безопасно
людям можно доверять
меня ценят
я могу что-то делать неправильно, ошибаться
со мной все хорошо
мои чувства важны, я имею на них права
я не одинок
обо мне заботятся
меня любят
Лишенный этого, ребенок обречен сам искать свое безопасное место, прогибаться под требования взрослых, которые лишают его любви, тактильного контакта, чтобы не испортить, не избаловать. Исключительно из «добрых побуждений». Особенно это касается мальчиков. «Тебе больно, ты ударился? Не плачь, ты же мужчина. Ты же не девочка!»
Мальчик не имеет права чувствовать свою боль, переживать свое горе. Если плачет девочка, то не потому, что ей больно, а потому, что она девочка. Из этого набора вырастает мальчик, имеющий проблемы со своими чувствами, не умеющий чувствовать других, холодный и равнодушный.
Эмоциональная брошенность-это отказ от участия в жизни ребенка: почитать ему книгу, погулять с ним, поиграть, разделить его чувства. Недовольство ребенком, «что ты ноешь, ты уже взрослый». Отказ в утешении: «нашел из-за чего переживать». А еще это омерзительное сравнение с другими. Проявление скрытой агрессии, демонстрация своего отношения: «Ты просто не заслуживаешь любви. Либо старайся, либо иди вон!»
Есть желание видеть ребенка идеальным: вовремя ест, ходит на горшок, молчит, когда взрослым надо, разговаривает, когда спросят, удобный, не мешает, делает только правильные вещи. А что он чувствует, из-за чего переживает, это никого не касается. Никому не нужно. Если будет вести себя неподобающе, то «отдадим чужой тете» (дяде, цыганам, в лесу оставим, отправим к бабушке навсегда). «Отойди, мне такой не нужен!» звучит от матери, как приговор. На самом деле, это очень страшная фраза для ребенка, может испугать и травмировать, но как часто мы слышим ее от раздраженных «неправильным» поведением детей мамочек.
Не имея поддержки в лице взрослых, ребенок не в силах излечить свои душевные раны, все, что он может, это закрыться от собственных чувств, навсегда сжившись с этими ранами, становясь тревожным, угнетенным, подавленным, замкнутым, неуверенным в себе, несчастным и зависимым. Формируются установки: «полюбите меня, пожалуйста, я хороший» или «я никому не нужен, но тогда и мне никто не нужен». И то и другое рано или поздно приведет к проблеме в отношениях. Он не сможет сделать их здоровыми, гармоничными, полноценными. Они всегда будут кривыми и зависимыми.
Порой, вину за отверженность других, ребенок принимает на себя, формируя комплексы. Отсюда перфекционизм и желание заслужить свое право на любовь. Отсутствие самоуважения, проявление неполноценности, отсутствие любви к себе, внимания к своим потребностям. Вся жизнь уходит на то, чтобы сделать хорошо другим, в ущерб себе. Появляется устойчивое ощущение своей ненужности, чувства одиночества и внутренней пустоты, в которое рука тянется запихнуть все, что можно, лишь бы почувствовать «утешение».
Чтобы удержать все это приемлемых и переносимых границах, мы приспосабливаемся к условиям нам созданным, принимаем это уже как норму. Бежим от любой ситуации, где можем быть не понятыми, покинутым. Ищем человека, который нас от всего этого избавит, спасет. Отсюда детские фантазии, создающие себе сильных, взрослых друзей, способных помочь, защитить. Если отсутствует один из родителей, то именно он наделяется качествами заступника, который, когда узнает, что происходит, придет и спасет. То есть, начинается создаваться параллельное пространство, где все иначе.
За неимением в жизни отца, я себе его создала. Придумала, как он меня любит. И начала транслировать это в мир. Сработала детская защита: «магическое мышление», желание создать себе другую реальность потому, что жить той, что была невыносимо. Бабка не смогла пережить такого развития истории и решила внести свои коррективы. Мне было 6 лет, я уже умела писать и читать, ну, как могла. Бабка, с тремя классами образования, как-то умудрилась научить меня грамоте. Она подсунула листок бумаги и карандаш, со словами: «Ну, пиши своему папочке, раз так хочешь. Посмотрим, что он расскажет про то, что пять лет про тебя не вспоминал!» Не старушка-ангел!
Письмо, полное слез и любви, было отправлено по адресу. Дело прошлого, папа ответил, что лучше ему писать «до востребования» на почту. Это все, что я запомнила. Не могу описать радость бабки, сообщившей мне, что и ему-то я тоже не нужна. То есть никому и ему тоже. Откровенность стоит дорого, мне кажется, я до сих пор за нее «должна» осталась.
Мне было 6 лет, когда на меня обрушился весь мир, в котором я была не нужна никому. Слава Богу, что осознать это я в таком возрасте невозможно. Но Подсознание не спит, все фиксирует, психика формирует свои защиты. Копит материал для будущей работы с аналитиком.
Понимая, что мое положение зависит от двух, ненавидящих друг друга женщин, каждая из которых в этом конфликте хотела иметь численный перевес в моем лице, я неосознанно начала ими манипулировать, жалуясь одной на другую, поддерживая каждую в отдельности, а по сути, стравливая их между собой. Разумеется, я это делала интуитивно, не имея никакой очевидной стратегии, я просто выживала. Меня ловили, но что предъявишь ребёнку? И все продолжалось по кругу. Я не понимала, что делаю, а им, видимо, не надоедало в эту игру играть.
Папа все же появился в моей жизни, стал приезжать раз в год, когда мне было 9 лет забрал меня летом и привез в свою семью, где я познакомилась с его детьми, женой, провела с ними месяц. Узнала бабушку, дедушку, тетю и дядю. Мне было очень хорошо, меня приняли, как родную, спасибо им за это. В моем детстве было мало светлых пятен, это одно из них.
Папа ушел из жизни рано. Погиб, разбившись на байке в горах. Его хоронили в закрытом гробу, так как показать то, что от него осталось, было невозможно. Ничего не осталось. Падал с огромной высоты. Я об этом узнала не сразу, получила письмо от его жены. Помню, как громко закричала, прочтя первые строки: «Папы больше нет!» У меня и так его было мало, а теперь и совсем не стало.
Понять, что живешь плохо, можно лишь тогда, когда есть с чем сравнить. Видя свою жизнь и своих друзей, невольно вторгаясь в их личное пространство, я завидовала многим. О них заботились, их любили, а для меня эта радость была недоступна, я не понимала, чем они лучше меня.