Границы употребления этого термина обозначить сложно. Большинство специалистов склоняется к мнению, что он распространялся и на другие скандинавские народы в зависимости от увеличения или сокращения влияния шведских королей. Только в конце XIX начале XX века, во избежание путаницы, эндоэтноним «svear» стал употребляться исключительно в отношении древних шведов в противоположность этнониму «svenskar», под которым подразумеваются современные шведы. Это искусственное чёткое разделение стало возможным благодаря употреблению обоих слов в соответствующих разделах официальной шведской двадцатитомной энциклопедии «Nordisk familjebok» (издавалась с 1876 до 1899). Термин «suiones» впервые был употреблён древнеримским историком Тацитом (55120 гг.) в труде «De Origine et situ Germanorum» и не касался непосредственно шведов, но под ним подразумевались германские племена, жившие на северной границе Европы. Похожий термин встречается в древнеанглийском языке «sweon (as)» и в труде германского историка, теолога, дипломата, преподавателя Адама Бременского (Adam Bremensis) (род. ранее 1050 ум.12.10.1081/85) в его главном сочинении «Gesta Hammaburgensis Ecclesiae Pontificum». В этом трактате, посвящённом деятельности гамбургско-бременских архиепископов, употребляется термин «Sueones», которым обозначаются жители Скандинавии вообще. Согласно одной из версий, слово «svear» происходит из древнегерманского «saiwi» («озеро» или «море») и напрямую связано с понятиями «siwíoniz» или «swioniz» («морской народ»). По мнению профессора Уппсальского университете Адольфа Нореена (18771919 гг.), термин «suiones» представляет собой латинизированную форму древнегерманского «Swihoniz» («принадлежащий кому-то», выраженное в рефлексивной форме), имеющего древнеиндоевропейские корни. В латыни это понятие нашло отражение в виде «suus» («принадлежащий ему»). В современных скандинавских языках эта форма осталась в таких словах, как «svåger», «esvägerska» (шведск.), «svoger», «esvägerska» (датск. и норв.) и практически без изменений существует в белорусском и польском языках (соотв. «швагер», «швагерка»; «szwagier», «szwagierka»). По другой версии, древнегерманское «swihoniz» приобрело в норренском языке готскую форму «swaíhans», а позднее трансформировалось в «suehans», употребляемое византийским консулом (470 г.), вандалом (скорее всего, готом или лангобардом) по происхождению, Флавием Иорданом (Flavius Iordanes) в труде «De origine actibusque Getarum». Уже в границах норренского языка оно превратилось в «svíar» в западном и «Swear» в восточном диалекте этого языка. Наиболее достоверной кажется гипотеза профессора Уппсальского университета Отто фон Фрисена (Otto von Friesen, 18701942 гг.), который предположил, что латинское слово «sueoni» происходит из древнегерманского «sweoniz» (родственник, свояк).
Основываясь на созвучии слова «sueoni» с появившимся позднее этнонимом «svear», большинство исследователей сходится во мнении, что названная группа людей, представившихся (или представленных) императору как «люди рось», предки современных шведов. Ещё одним основанием для этого предположения является то, что больше всего Священной Римской империи досаждали в первой половине IX века именно они, что подтверждается многочисленными историческими фактами.
Большая часть учёных склоняется к мнению, что именно викинги-шведы, но не предки норвежцев или датчан в 820 г. разграбили Фландрию, были изгнаны, но направились в Аквитанию. В 824 г. они же совершили набег на охранявший устье реки Луары остров Нуармутье. В 825 г. такая участь постигла Фрисландию и Бретань. В 828 разграбление Саксонии, а ещё через два года повторно сравняли с землёй укрепления на Нуармутье. В начале 830-х шведы сделали несколько удачных набегов на порт Дорестад, значительно усложнив связь материка с Британскими островами. 835 год вновь Фрисландия, 837 Антверпен, Доорних, Мехелен. В том же году ими была основана база-поселение для набегов на острове в устье Шельды. Этот список можно не продолжать он и так достаточно красноречиво говорит об отношениях между скандинавами и Священной Римской империей, вынужденной постоянно держать войска «на чеку» и в постоянной готовности быть переброшенными в точку всегда внезапного нападения. Маловероятно, что Людовик Благочестивый отпустил попавшую к нему в руки группу потенциальных врагов, прибывших в его государство хоть и под косвенным, но дипломатическим прикрытием, да ещё и под странным именем.
Возможно, так оно и было. К Людовику Благочестивому в 839 году вполне могли попасть именно предки современных шведов. Но это совсем не значит, что ими не могли быть представители какого-то другого скандинавского племенного объединения. Маловероятно, чтобы остальные скандинавские народы в то время не обращали внимания на удачные военные набеги тех же древних шведов, спокойно ловили рыбу в прибрежных водах и при случае занимались охотой, свято соблюдая целостность границ ближних и дальних соседей. Напротив, они наверняка искали применение своим силам где-то чуть дальше от территорий, уже вошедших в область интересов их более активных соседей-шведов. Да и чёткого государственного деления между скандинавскими народами в тот период не существовало. Их культура была схожей. Антропологические характеристики тоже. Конечно, существовали языковые отличия, но все три скандинавских народа, ещё находившиеся на стадии племенных объединений, в IХ веке говорили на норренском22 языке, и чёткой границы употребления разных слов между живущими на полуострове племенами не было.
Поэтому для западноевропейцев они представляли более-менее одно целое варяги-sueonom, то есть северные люди (норманны). На практике же разделение между ними, безусловно, было, но для христианской Священной Римской империи оно появится примерно только через полтора столетия, вместе с постепенным крещением скандинавов прибывшими туда из материковой Европы около 1000 года миссионерами.
Попав в Скандинавию из Священной Римской империи, христиане volens nolens стали более эффективным средством борьбы с варягами, чем многочисленные укрепления на границах с ними. Первая церковная административно-территориальная единица (диоцезия с центром в г. Сигтуна) была создана при самом древнем, достоверно известном короле (konung) шведов Олофе III (Olof Skötkonung, Skottkonung, 9951022 гг.).
Поэтому с точностью определить национальность попавших ко двору Людовика Благочестивого людей невозможно, так как её попросту не было все скандинавы в понимании западноевропейцев середины IX века являлись единым народом, жившим на севере.
По этой причине императору ничего и не говорило название народа «rhos», о существовании которого он и приказал провести следствие. Мало того, слово «rhos» должно было вызвать у него вполне обоснованные опасения, поскольку им представились люди, внешне очень напоминавшие опасных врагов. Из текста манускрипта совершенно ясно: в результате дознания император пришёл к выводу, что с греками прибыли именно люди «sueonom», а это на языке Священной Римской империи в данном контексте означало одно «враги-скандинавы»
Интерес императора к термину «рось» на том и закончился. Кем бы не представлялись эти люди, для него они оставались соплеменниками врагов, совершавших нападения на прибрежные районы его государства.
О дальнейшей судьбе прибывших в Ингельгейм с греческим посольством людей летописец ничего не сообщает. Сведений о проведении какого-либо дознания по поводу происхождения названия «рось» или точного местожительства назвавшихся так людей в хронике тоже нет. Всё, для императорских чиновников инцидент исчерпан, но в отличие от людей Людовика, которым всё стало понятно, у потомков такой ясности нет. Напротив, есть вопросы.
Были или нет упомянутые люди предками тех, которые позднее станут именно шведами, непонятно. Большинство учёных считает их шведами, основываясь не только на эндоэтнониме «svear» и его производных, но и на географическом расположении возникшего через несколько столетий государства Швеция, находящегося ближе всех скандинавских стран к восточным славянам и, соответственно, к Константинополю. Так ли это на самом деле, утверждать сложно. С полной уверенностью можно полагать одно: это были жители Скандинавии.
Во всей этой очень похожей на детектив истории, описанной автором Бертинианской хроники, пробелом остаётся немаловажный вопрос: кем были названные «люди рос» для греков? Друзьями вряд ли. Почему греки, известные своим коварством и за века изрядно поднаторевшие в составлении хитроумных интриг, должны были не только принять у себя, но ещё и обеспечить дипломатическим прикрытием группу странников, опасающихся при возвращении домой встречи со «свирепыми и дикими людьми». Чего ради в Константинополе так близко к сердцу приняли их проблему?