Твои бандиты мне последний зуб выбили, кровь не могу остановить.
Полощи дубовой корой, здесь этого добра навалом. Только про Джугашвили забудь. Это все не правда. Сталин есть Сталин, и другого имени я не признаю.
Я напишу ему, не унимался старик. Так не должно быть. Советская власть не против народа, она не может воевать с собственным народом, потому что тогда она уже не советская власть. А вы тут мясорубку устраиваете, ищете врагов среди друзей. Это плохо кончится когданибудь.
Еще никакой мясорубки не было, повысил голос капитан. Вся борьба еще впереди.
Все к тому идет, сказал Забодайко, направляясь к двери.
Горбун стоял ни живой ни мертвый от злости и бледный, как полотно. Пот выступил на его невысоком лбу, горб стал еще выше.
Наглый старик, сказал Фокин.
Настоящий ураг народа. Надо его ликвидировать и незамедлительно, вынес приговор горбун. Это будет хороший пример для других. Так и в семье: одного ребенка наказывают, чтоб остальным неповадно безобразничать.
А тебе это интересно? У тебя есть дети, Иван Павлович?
Страшно интересно. А детей нет и никада не было.
Тогда возьми на себя эту боевую операцию, я не буду в это вмешиваться. В случае провала
Да какой может быть провал? Здесь мы с вами хозява: что захочем, то и будет. Короче, дело будет сделано как нельзя лучше, комар носа не подточит, даю слово чекиста. Незачем старику враждебными ногами советскую землю топтать.
Фокин улыбнулся и протянул руку горбуну, что бывало очень редко.
Горбун на радостях схватил руку своего босса обеими руками и стал покрывать ее поцелуями, долго тряс, приговаривая:
Я очень рад, что вы у меня поселились, я даже спокойнее спать стал: знаю, что за стеной мощная опора советской власти и ничего не страшно, а то знаете, как одному чижело?
6
Иван Забодайко шагал по размытой не мощеной дороге, сверкающий лужами, по направлению к дому, но дома его никто не ждал, разве что голодная кошка, такая же неприкаянная, как и он сам. Она часто устраивалась у его ног поздно ночью, когда уставала от напрасного ожидания, не покажется ли где мышь или хотя бы молодой неопытный крысенок.
Мало счастливчиков, баловней судьбы, у кого счастливая старость, у кого дом полон детей и внуков вместо кучи болезней. Забодайко не принадлежал к таким счастливчикам. Три года назад умерла его спутница жизни Мария, с которой он прожил ровно 51 год в мире и согласии, сын погиб на восточном фронте в 43 году. Довольно приличное хозяйство пошло на убыль, и вскоре Забодайко остался с одной козой, которую привязывал к кусту лещины веревкой, а она однажды обмоталась вокруг куста, и задохнулась. Дом, его единственное пристанище, как у любого смертного, теперь не манил его своими надежными углами.
Уйду, совсем уйду. Хочу домой, но не в этот дом, он опротивел мне, я хочу в тот, вечный дом, куда поселились все мои сверстники, родственники, супруга. Не хочу возвращаться к себе домой. Тоска. К кому бы зайти, поболтать о том, о сем? Раньше бывало, в каждом доме гул, смех. А теперь все словно вымерло, и дома все закрыты. Постучать, так никто и не откроет. Люди прячутся, боятся друг друга, и особенно тех в фуражках, избегают любого контакта. Тяжелые времена настали. О Господи!
Домики, липнувшие друг к другу, ютились вдоль извилистой грунтовой дороги, носящий имя Ильича, выглядели так же сиротливо и неприкаянно, как и их обитатели.
Боже! Возьми мою душу, избавь меня от мучений, я ведь так их много уже перенес сил больше нет.
Дядя Ваня, куда вы направляетесь? Поздно уже, спросила его соседка, что возвращалась домой из соседнего села.
Как куда, Аннушка? Спешу домой.
Так ваш дом в Водице, а вы уже в Апше, в соседнем селе. Что с вами? Вы не туда путь держите, о мать моя, да вы совсем того, идемте со мной.
А все равно, куда идти. Лишь бы не стоять на месте, повторил он свое излюбленное выражение.
Давайте, поворачивайте к дому, а то еще заблудитесь, и вы уже заблудились.
Да уж придется, дочка, спасибо, что подсказала.
Иван Забодайко вернулся домой довольно поздно, в первом часу ночи. В его доме его поджидали убийцы Миша Костяк и Дима Покривчак и начальник караула горбун. Они уже сидели в его спальне, не зажигая керосиновой лампы.
Не подозревая об опасности, старик бросился к печке, где у него всегда хранились спички, чтоб зажечь керосиновую лампу, но коробки там не оказалось.
Что такое, кто здесь мог быть, кто у меня забрал спички? Может, соседка была? Пойти попросить, что ли, спички?
Никуда ходить не надо, старик, сказал Миша Костяк из темного угла.
Кто здесь, что вам надо? Вы пришли меня ограбить? Так у меня ничего нет.
У тебя есть твоя жизнь, это твое самое большое богатство. Мы явились за этим богатством, сказал Миша.
Вы пришли меня убить? но моя жизнь слишком дешево стоит, чтобы на нее покушаться, сказал Забодайко. Оставьте меня в покое, не берите грех на душу, прошу вас. Это вам ничего не даст, кроме заболевания души, если у вас еще есть душа конечно: спать дурно будете.
Мы греха не боимся. Мы верим только Ленину и Сталину, больше никому. А Ленин любит таких как мы. Он приказывал убивать непокорных. Жаль, скукожился.
Эти слова испугали старика. Он понял, что взывать о совести, морали, стращать их смертным грехом бесполезно.
Разрешите мне помолиться перед смертью.
Молись, только коротко, у нас нет времени.
Старик стал на колени и произнес «Отче наш». Молитва показалась ему длинной, как его бывшая жизнь длиною в 86 лет. Когда он последний раз перекрестился и еще не успел встать с колен, активисты набросили ему мешок на голову, затем веревку, приготовленную заранее, стянули на шее и подвесили на перекладину не мощеного потолка.
Старик быстро отдал Богу душу, несколько раз дрыгнув ногами. Убийцы раздели его, уложили в постель и накрыли одеялом, как будто он сам лег и заснул.
Инструктаж
«чем больше мы расстреляем тем лучше».
(Ленин)1
После двухмесячного пребывания в должности полпреда советской власти в Водице и Апше, капитана Фокина вызвали специальной шифрограммой в Рахов на закрытое совещание уполномоченных НКВД района. Около двадцати таких уполномоченных от лейтенанта до капитана трудились на Раховщине, выявляли инакомыслящих или просто объявляли их таковыми, оформляли соответствующие протоколы допросов. И человека, если следователи хорошо постарались, расстреливали или отправляли лет эдак на 25 в Сибирь на стройки коммунизма. Позже это называлось получить бесплатную путевку по ленинским местам.
Следует признать, объективности ради, что население Закарпатья в целом, избежало массовых расстрелов, в отличие от русского народа после большевистского переворота в 1917 году. И это понятно: не было в живых Ильичапалача, да и маленькая часть славян на далеком западе, не оказывала сколь заметного сопротивления большевистскому геноциду. Она, эта часть славян, как бы отделяла советских войскосвободителей, после шестисот летнего пребывания под гнетом чужих государств от большевистского закабаления. Закарпатские русины всегда были душой с восточными братьями.
Бандеровцы орудовали по ту сторону перевала, в основном в Прикарпатье, но их сопротивление было не больше укусов комара. Чекисты, дабы создать впечатление, что без них земля перестанет вращаться вокруг своей оси, раздували миф о врагах на каждом шагу. Они были мастерами делать из мухи слона. Советская пропаганда им в этом потворствовала.
Капитан даже сокрушался, что в Водице и Верхнем Водяном, как в тихом болоте никакого сопротивления. Хоть бы где хулиганы появились: их можно было бы выдать за бандеровцев, а затем окружить, обезвредить, после чего написать содержательный рапорт, а там сидижди очередной звездочки или повышения по службе. А он, Фокин, уже который год в капитанах сидит. Последнюю капитанскую звездочку он заработал еще в 1946 году в Восточной Германии. Тогда он спровоцировал одного немца к побегу в Западный Берлин и еще взятку получил, а когда обманутый немец ступил на территорию запретной зоны, по нему дали очередь из автомата. Командир сочинил хороший рапорт, и старший лейтенант Фокин стал капитаном.
В зале окружкома партии было немного народу: в зале сидело почти столько же, сколько в президиуме. Начальник НКВД Раховщины Шибайло в гражданском костюме, постучал карандашом по графину, наполненном водой, и все в зале втянули головы в плечи и приготовились слушать.
Внимание, товарищи, сказал Шибайло, улыбаясь во весь рот. На нашем сегодняшнем закрытом совещании присутствует заместитель начальника НКВД области полковник Гнида Петр Ефимович! Прошу приветствовать Гниду и не путать с другой гнидой! Петр Ефимович сделает доклад на тему: «Учение Ленина Сталина бессмертно». А слева от меня начальник окружного отдела милиции полковник Горбатенко. Вы его все знаете, это тот самый полковник, который зимой в десятиградусный мороз бросился в Тису, чтобы обезвредить преступника, пытавшегося пересечь государственную границу и обосноваться на румынской территории. Он его изловил таки, но, к сожалению, тот оказался гражданином Румынии. Итак, начнем с доклада. Слово предоставляется Петру Ефимовичу, лучшему оратору области.