Возьму обязательно, ты не переживай. Приходи только без опозданий, поможешь нести сумки. Один я не справлюсь.
2
14 октября 1944 года, у обочины грунтовой дороги, построенной венграми еще в 1939 году через перевалы из Верхнего Водяного до Рахова, на случай непредсказуемого поведения реки Тисы, вдоль которой проходит единственная дорога, соединяющая районный центр с западным миром, собрались толпы людей встречать дорогих, долгожданных русских братьеврусин. Ктото даже нашел красную тряпку, прикрутил ее проволокой к длинной тонкой палке из лещины и выставил впереди толпы в качестве флага. Люди принесли с собой длинные скамейки, расставили вдоль дороги, накрыли их яркими домоткаными ковриками, разложили свое добро для угощения воинов освободителей.
Вон они, родненькие, идут! закричала женщина, заметив солдат, вынырнувших вдруг изза поворота.
Волнение передалось толпе. Мальчишки бросились на встречу, не дожидаясь приближения солдат. Солдаты снова скрылись за вторым поворотом, а вынырнули уже более организованным строем и затянули песню:
Нас в бой ведет товарищ Сталин,
Наш мудрый вождь, учитель дорогой
Слава советской армии освободительнице! Ура! заревела толпа.
Добро пожаловать, дорогие братья!
Навеки вместе!
Р рота! Стой! скомандовал капитан. Вольно!
Солдаты, вооруженные легким стрелковым оружием, остановились, стали лицом к встречающим. Их худые, изможденные лица и усталые от бессонных ночей глаза, тоже светились, хоть и не столь заметно, радостью от встречи со своими младшими братьями.
Дорогие наши братья и друзья! начал капитан. Поздравляю вас с освобождением от германсковенгерского порабощения! Желаю вам успехов в дружной семье братских советских народов, строящих коммунизм! Теперь мы навеки вместе, никто и ничто нас разъединить не может: наша взаимная мечта о воссоединении сбылась, это навеки.
Встречающие бросились обнимать солдат и угощать своим добром.
Ах, миленький, да какой же ты красивый, не стесняясь, говорила Оксана, повиснув на шее самого длинного и худощавого ефрейтора с автоматом наперевес.
Василий Степанович с кружкой и ведром молока угощал всех подряд.
Многих немцы угнали в Германию? спрашивал капитан.
Никого, кроме евреев. Мы немцев в глаза не видели, только мадьяры, а мадьяры нас не трогали, ответил Василий Степанович. Угощайтесь, товарищ офицер. Чем богаты, тем и рады. Здесь свежее молоко, хлеб и немного водочки.
Самогон, что ли? спросил капитан.
А что такое самогон?
Не знаете, что такое самогон? Хаха, вот это да! Ну, мы вас научим! Сами начнёте варить водку, вон, сколько у вас фруктов! А за дары спасибо, но у нас своя походная солдатская кухня и у населения мы, как правило, ничего не берём мало ли что.
Я сам попробую, чтобы вы не думали о нас плохо, Боже сохрани! Василий Степанович выпил из горлышка, закашлялся и запил молоком. Капитан пустил бутылку по кругу, а солдаты начали угощать население махоркой.
Товарищ охвицер, можно вопрос? подступил Пицар к капитану.
Можно, отчего нельзя.
Как понять: кто был ничем, тот станет всем? Я бедный человек, а мой сосед богач: у него коровы, лошади, овцы и добротный дом, как мне с ним быть?
Это сложный вопрос и отвечать на него придётся очень долго, сказал капитан. Мы фронтовики, мы освобождаем территорию, расчищаем путь, а помогать строить социализм и коммунизм будут те, кто следует за нами. Выходит, мы враги, повернулся он к Василию Степановичу. Ты кулак?
Какие мы враги, товарищ офицер? спросил с тревогой в голосе Василий Степанович. Я не враг вам, честное слово. Если мне скажут: отдай две коровы соседу отдам, и дело с концом. Лишь бы он не пропил, не прогулял с бабами. Он на чужое добро падкий, а чтобы иметь свое надо трудиться, а ПИцар трудиться не хочет. Детей нашлепал, а теперь за бабами шастает.
Ладно, примирительно сказал капитан, это я так, к слову, пошутил, малость. Не принимай близко к сердцу. Он взял под руку Василия Степановича, отвёл в сторону. У меня, браток, до войны, а я тоже деревенский, дома даже козы не было, а семья братья, сестры полная изба. Картофельными очистками питались. Не знаю, как они теперь там
Боже мой! Да, как же так можно? А из каких вы краёв будете?
Боже мой! Да, как же так можно? А из каких вы краёв будете?
Из Алтайского края, слыхал про такой?
Признаться, нет. У вас колхозы?
А как ты думал?
И это счастливая жизнь?
Не хлебом единым жив человек, загадочно сказал капитан.
У нас тут слухи прошли, что в колхозе как в раю, всего полно. Вручную не работают, всё техника делает, сказал Василий Степанович.
Один трактор в поле два в ремонте. Урожай соберёшь хранить негде, под открытым небом гниет. Вот тебе и вся техника. Но война кончится легче будет: товарищ Сталин обещал.
Дай то Бог.
Ты Бога не вспоминай: Бога нет. Наш Бог Сталин, а ты со своим Богом не выпячивайся. И ещё, послушай моего совета: распродай весь свой скот, оставь себе козу, иначе у тебя будет конфликт с советской властью. Желаю удачи.
Капитан пожал Василию Степановичу руку и оставил его в растерянности и тревоге. С тяжелым чувством Василий Степанович возвращался домой. Не продать ли действительно две коровы, пока не поздно?
О чем с тобой наедине говорил офицер? спрашивал Пицар.
О том, что такие, как ты станут богатыми, а такие, как я нищими.
О, я так и знал, я так и знал, я же партсобрания посещал, даже в Бычково не ленился ходить. А идтито далеко, четырнадцать километров пешком. Эх, жаль, что я не вступил в партию.
Теперь вступишь.
Незамедлительно.
3
У маленького народа, живущего в центре Европы «Подкарпатских русин», как у любого народа, своя история, подчас грустная, трагическая и непредсказуемая. Незадолго до Второй мировой войны Закарпатье находилось под протекторатом Чехословакии. Издавалась своя газета, функционировали школы, велось делопроизводство на родном языке. В тридцать девятом году согласно пакту Риббентропа Молотова край оккупировали венгерские фашисты. Началась погоня на коммунистов: их отлавливали, пытали, сажали, расстреливали. Это привело к массовому, тайному переходу венгерскосоветской границы в районе Яблоницкого перевала и в других местах. Но, как это ни парадоксально, по ту сторону границы перебежчиков ждали страшные испытания. Их отлавливали советские пограничники и обходились с ними не как с братьями, а как шпионами: надевали наручники, жестоко пытали и, добившись нужного признания, отправляли в сибирские концлагеря. Все шло по Ленину. И только в самый разгар войны, был организован чехословацкий корпус во главе с генералом Свободой, их, закарпатских узников, кто остался в живых, а таких было немного, отпускали сражаться с фашистами на полях сражений.
Те, кому посчастливилось вернуться в родные края после войны, были обласканы советской властью. Однако были и такие коммунисты, кто вступил в партию при чехах, а когда пришли венгры, убрали партийные билеты куда подальше и таким образом избежали репрессий, а теперь, когда в крае установилась советская власть, извлекли свои маленькие красные книжечки с торчащей бородкой Ильича и стали претендовать на должности. Это в основном была голь перекатная, те, кто плохо трудился, не имел ничего за душой, кроме рваной рубашки, да самодельной обуви, как правило, из свиной кожи; из такой обуви во всякое время года вылезали пальцы. Сюда можно отнести и отпетых пьяниц, мелких воришек, местных драчунов, состоящих на учете в управах венгерской жандармерии.
В селе Водица на Раховщине таких коммунистов было немного. Один старичок, опиравшийся на палочку по фамилии Сойма, сразу же после установления советской власти, откопал свой партийный билет и тыкал всем в нос до тех пор, пока не смилостивились над ним и не назначили его заведующим библиотекой, хотя он плохо знал алфавит и не умел писать. Формуляры за него заполняла учительница, по «совету» начальника НКВД капитана Фокина.
Второй коммунист Илья Сойма был еще довольно молодым, но придурковатым, малограмотным мужиком, ставшим главой села. А должность его именовалась председатель сельского совета. Его никто не избирал, поскольку в этом не было необходимости. Просто назначить главой села меньше хлопот, не надо возиться с выборами. Жители села безразлично отнеслись к этому, поскольку и венгерские фашисты просто назначали, а не избирали главу села.
Расскажи нам, что такое советская власть! просили Илью односельчане.
Илья доставал кисет, набитый махоркой или самосадом, неторопливо набивал трубку, потом долго сморкался и, наконец, с ученым видом изрекал: