Хо-хо, как-никак старина Гринж! Давненько ты к нам не заглядывал.
Лесли.
Быстро приближающийся всадник когда-то был моим напарником и другом. Здоровяк северной крови с квадратной мордой и непривычными для этих мест пшеничными волосами. Кому-то может показаться, что он добряк: густая бородища, открытое лицо. Но мне не доводилось видеть людей более жестоких, чем Лесли Кортко. Он всегда возит с собой набор ножей, большой топор, хирургическую пилу, с десяток стальных крючков и крепкие, сплетённые им самим верёвки. Не раз я видел его за работой и уж точно не хотел бы оказаться на месте тех несчастных, кто на собственной шкуре испытал мастерство Кортко.
Лесли подъезжает ко мне близко, но не настолько, чтобы я мог его в чём-то заподозрить.
Ехал бы ты отсюда, говорит он сквозь зубы и сплёвывает густую, бордовую слюну.
Сколько Консул даёт за мою голову?
Что?
Сколько. Консул. Даёт. За. Мою. Голову?
Бывший напарник пожимает плечами. Что, сумма настолько огромна, что все боятся произнести её вслух, чтобы не спугнуть? Такое случается с удачей, большой суммой денег или именем особенно хорошенькой девушки, на которую ты положил глаз, молчи, и тогда всё получится. В эту дребедень верят многие.
Будем драться?
А ты хочешь?
Лесли хрустит шеей и плечами.
Да не особо.
Я тоже.
Тогда давай по-быстрому.
Он рвётся вперёд, в руке блестит громадный нож. В ближнем бою мне его не одолеть, потому я спрыгиваю с лошади так, чтобы между мной и им встал бок животного. Уж её-то этот урод не тронет?
Кровь хлещет из рассечённого бока, моя верная подруга падает на землю и бьёт копытами.
Всё.
Прощай.
«Вот же паскуда».
Лесли уже разворачивается и прыгает на меня. Доморощенный рыцарь желает биться на железе в мире поющего смерть свинца! Выхватив револьвер, я делаю три метких выстрела. Ни один не достигает цели. Двигается северянин не столько быстро, сколько умело. Лишь одна пуля чиркает его по руке, но он этого даже не замечает. Мне приходится ретироваться, чтобы не стать жертвой залитого кровью лезвия.
Кровью моей лошади!
Сволочь!
Мы пляшем, как разгорячённые влюблённые. Мне не хватает времени прицелиться как следует, ему не удаётся подобраться ко мне достаточно близко. В ход идут метательные ножи. Моя свежая серая рубашка расцветает алыми полосами. Царапины. Пустеет барабан револьвера, и доморощенный викинг думает, что это его шанс. Глаза Лесли горят безумным огнём, из глотки рвётся вопль берсерка. Слишком рано, друг мой. Лесли врезается в меня, так что на миг темнеет в глазах, мы падаем на землю. Одним револьвером я перехватываю лезвие ножа и клиню его так, чтобы оно лишь слегка царапало кожу над сердцем. Ствол второго револьвера вжимается в кадык мужчины. Он дёргается, мозг успевает догадаться, что загнал тело в ловушку. Выстрел оглушает.
Чуть придя в себя, я встаю и отряхиваю плащ. Лесли, словно дикое животное, ещё борется в пыли, сражается с самым главным противником в своей жизни смертью и терпит неминуемое поражение. Мне нет дела до его предсмертного хрипа. Перезарядив револьверы, я вхожу в Дерридж на своих двоих.
>>>
«Дом Дервиша» полыхает дьявольским пламенем. Им не стоило тащить порох внутрь. Видимо, дела у Консула идут так себе, если он нанимает проходимцев, ни черта не смыслящих в безопасности. Продолжи работать на старика Лукаш, Кингсли, Баттерфилд, я бы и на пятьдесят метров к особняку не подошёл.
Часовщик
Сборник рассказов
Марк Полещук
Дизайнер обложки Александра Карелина
© Марк Полещук, 2020
© Александра Карелина, дизайн обложки, 2020
АСТЕРОИД Б-613
Мне холодно. Не могу уснуть.
Годы, проведённые в палатках или белёных неприметных комнатах, сделали из меня выносливого человека, но иногда случаются ночи, когда, даже плотно сомкнув глаза, я не могу отвлечься от внешнего мира.
Поворачиваюсь на бок. Пружины тихо скрипят под грузным телом. Проблема небольшая, если только ты не пилот самолёта с издевательски узкой кабиной. Каждый раз я втискиваюсь на своё место, словно жирная крыса в тонкие стенные перекрытия, и мне кажется, что вокруг раздаются смешки. Точнее, должны, но никто не смеётся, и оттого страшнее всего. Они списали меня в запас. Наверняка готовят какую-нибудь каверзу, чтобы окончательно отобрать и мой «Лайтнинг», и моё право служить своей стране.
«Обидно», проносится мысль. Она мечется в черепной коробке, словно закинутый в рулетку шарик. Не важно, выпадет чёрное или красное, всё едино. И даже пальцы, привыкшие тасовать колоду, не спасут.
Покалывает левую руку. Последнее время она плохо слушается, лётный комбинезон приходится надевать с чужой помощью. Хорошо, что остались ещё друзья. Те, что посмеиваются надо мной, а не только беспокоятся. Да, мне сорок три года, но я крепок! Ещё крепок!
Бред. Уснуть не удаётся, ранним утром вылет, может быть, крайний вылет, а я словно острый рыболовный крючок всаживаю себе в щёку и тяну, тяну со всей силы. Ради чего? Чтобы измотаться и провалиться завтра? Отличный план.
За маетой проходит час или, быть может, два. Я думаю о Консуэло, моей милой Консуэло, такой нежной и сложной. Чем она сейчас занята? Алжирская ночь бархатом укрыла дома, Консуэло распахивает окна и ложится в постель. Смотрит ли в небо, смутно надеясь увидеть мой самолёт, или тут же закрывает глаза и укрывается простынёй с головой? Я хочу, чтобы у неё всё было хорошо, и знаю, что, по крайней мере, одну вещь могу для неё сделать.
Но как бросить небо? Как отказаться от скрипа кожаной куртки, мерного тарахтения мотора, щелчков камеры, запахов масла, резины, воздушной смеси? От упругих потоков ветра, которые ловишь крыльями продолжением собственных рук? К тому же я никогда не сражался, но добыча разведданных дело ничуть не менее опасное, чем воздушный бой.
В моих ушах до сих пор грохочут зенитки, и чёрные кляксы от взрывов расползаются по девственно-чистому листу неба. Страшно услышать нечеловеческий, ритмичный звук. Устройство войны вообще мало подходит человеку. Она грохочущее чудовище, которое ждёт до поры до времени, а затем отмывает себя кровью до блеска. Нашей с вами кровью.
В казарме, помимо меня, ещё двое Гюстав и Джек. Первый из крошечной деревушки под Лиможем, второй из Канзаса. Нас объединяет не только работа, но и братство, что возникает между людьми, которые рискуют жизнью не ради наживы, а следуя долгу. Гюстав мирно похрапывает, мне доводилось слышать и более раскатистые ночные рулады. Джек спит на боку, поджав колени к животу, очень-очень тихо. Не знаю, откуда у него эта привычка.
За окном начало светать, а я так и не сомкнул глаз. Одиночный вылет, разведка над Провансом, район Гренобль Шамбери Анси. Почти родные места. Британцы вместе с американцами закрепились в Нормандии, выдвинулись на Париж.
«Неужели скоро этот ужас закончится? думаю я. Как хочется, чтобы поскорее. Иногда кажется, что я таю, как свеча в струе кислорода».
Победа. Как же сладко звучит слово «победа». И свобода. И конец постоянным сводкам о погибших и взятых в плен, замученных, расстрелянных, истерзанных бомбами и укусами хищных пуль.
«Разве бывают не хищные пули?»
На часах почти шесть. Медленно встаю, чтобы не разбудить сослуживцев, беру банные принадлежности, иду мыться. Вода в раковине ледяная. Смотрю в зеркало.
Человеку даётся одно лицо на всю жизнь. Его можно испещрить шрамами, можно искривить нос ударом кулака или неловким столкновением с дверным косяком, но большее нам не доступно. Глупо не любить своё лицо, потому что другого у тебя никогда не будет. Меня не считают красавцем, даже я сам так не думаю, но какое-то очарование в нём всё же есть. Может быть, это из-за носа? Или округлых бровей? Залысины, как у отца.