Но не успела Саша и поразмыслить над этим, как стиляга бросился прочь пока не встали битые противники. Лишь полы яркого пиджака мелькнули. Только что был тут и тю-тю.
Фу-ты, не могли уделать как следует, презрительно бросил Алексей.
Можно подумать, ты смог бы лучше, не стерпев, холодно сказала Саша.
Глаза брата сузились.
Смог бы, смог бы, сестричка. Не сомневайся.
«Дурак».
Саша отвернулась.
Кстати улыбнувшись, начал Алексей. Утром Игоря видел. Он зайти к нам обещал, на днях. Говорит, уж очень по тебе соскучился.
У Саши скрипнули зубы.
«Очень. Ага. Как же».
Не далее как вчера она видела ненавистного жениха на улице. Подперев рукой стенку, он мило флиртовал с фигуристой девчонкой и думать не думал про какую-то там Сашу.
«И сейчас не думает. О папиных деньгах все мысли».
Отец Алексея и Саши был партийным чиновником. На хорошем счету у руководства, с высокой зарплатой, отличными связями в обществе Да небольшим пунктиком.
Выходец из трудящегося народа, он презирал всякую роскошь. И хотя жили они в собственной квартире, со всей обстановкой, в семье был установлен режим строжайшей экономии. Родители берегли каждую копейку, одевались непримечательно, скромно, и требовали такого же поведения от детей.
Блатом не пользовались под страхом смерти. Никаких особых билетов в кино, никаких деликатесов из-под полы или в обход очереди ни-ни! Всё по-простому, в общем порядке, как простые советские граждане. Вот Саша с Алексеем и стояли на пронизывающем ветру.
Саша давно привыкла к заведённому порядку. Но иногда в груди её всё же зарождалось некое чувство, желание
Свободы.
Нет, не так. СВОБОДЫ!
Свободы одеваться, как ей хочется. Свободы делать то, что хочется.
И любить, кого хочется.
Проходим, проходим, чего тормозим? раздалось позади.
Саша вздрогнула и обернулась. Невольно скользнула взглядом по месту былой драки и вспомнила стилягу.
«Как там они себя называют? Чувихи? Чуваки?»
Вот уж кто делает всё, что им хочется.
Саша тихонько вздохнула.
Что хочется.
Лёш, пойдём сегодня в ДК? На танцы? подняв на брата просящие глаза, спросила Саша.
Улыбку на лице Алексея сменила кислая мина.
Нет. И тебе не советую. Отец не любит, в курсе ведь.
«Да в курсе»
Саша с первого класса хотела заниматься танцами: выучиться на хореографа, создавать свои коллективы Не вышло. Узнав о планах малолетней дочурки, отец поднял её на смех, а затем пригрозил, чтоб и думать забыла о всяких глупостях: «То же мне, танцульки нашла!»
Однако мечта эта хрупкая, призрачная всё равно осталась в её сердце. На то она и мечта.
Каждый год, выбирая момент, когда отец доволен, счастлив, Саша аккуратно заводила разговор о танцах, но каждый год получала тот же ответ.
Теперь она училась в выпускном классе. На горизонте маячил нелюбимый институт, ненавистный, выбранный папой, жених И, похоже, мечте Сашиной было не суждено сбыться.
Но, поплакав ночью в подушку, на утро она устраивала в своей комнате танцы. Не включая музыку, даже не напевая, молча, без слов. Все нужные мелодии звучали в голове, окуная её душу в спокойствие.
Когда родители уезжали в командировку, Саша танцевала в зале. Вот это было раздолье! Бегала с подружками на вечера в Дома культуры, а иногда и с Алексеем.
Но чем дальше, тем больше в её сердце пробиралась тоска. Тем круче стискивалась пружина недовольства.
Зрел бунт.
***
Саша не помнила, когда увидела в городе первого стилягу. Чётко помнила одно: как однажды отец пришёл домой вспотевший, разъярённый красный.
Швырнул на стол свежий выпуск журнала «Крокодил» того самого, где была первая карикатура, и начал вещать. Требовать.
Чтоб ни за что. Никогда! Даже смотреть в сторону клятых уродов не смели!..
Список фамилий написал, заставил выучить. Потом проверял, как запомнили. Как-то раз одну подругу Сашину забраковал. А всё за что? За то, что она на улице под джаз танцевала. Лицо красила, как «ненормальная», юбки в обтяг носила и шпильки-иголочки. Не как все.
«Преклонение перед Западом», в устах отца эта фраза звучала страшно, как приговор.
Стилягам, этим весёлым модникам, объявили войну. Их высмеивали в школьных стенгазетах, исключали из комсомола и институтов; подстерегали на улице и нападали группой, чтобы, поймав, распороть, не снимая, узкие брюки, отрезать галстук и чуб-кок, насильно стереть косметику
Тем, кто получал клеймо «стиляга» было сложнее устроиться на работу. На них косились и крутили пальцами у висков.
Но модницы и пижоны продолжали танцевать и веселиться. Себя называли чувихами и чуваками, а тех, кто палки им в колёса вставлял, жлобьём. Собирались они вечерами, тайком, в клубах и школьных актовых залах. Кутили напропалую, танцевали И плевать хотели на всякие облавы.
Казалось, это был абсолютно другой народ: более беззаботный, раскрепощённый, не стянутый оковами запретов.
Почему-то Саша не могла поверить, что все поголовно все! они шпионы и предатели, готовые по первому слову Запада продать Родину. Ведь они просто слушали другую музыку! Танцевали другие танцы. Клички себе, ради забавы, придумывали: не Жека, а Джек, не Маша, а Мэри
Как-то раз, стоя в толпе на демонстрации, Саша заметила знакомую девчонку. Удивилась, вспомнив, какой видела её вчера: причёска «венчик мира», юбка с пышным подъюбником, губы цвета красной розы Девчонка стояла по правую руку от неё, с лицом вдохновенным и чистым. Ну как, как можно видеть в такой врага и предателя?
Но в то время среди стиляг и правда прятались враги.
Отец, приходя с работы, рассказывал о свежих облавах. Как на квартире у того-то, стиляги, нашли валюту и запрещённые иностранные книги. Как ту застукали в постели со шпионом Говорил про лагеря. Даже расстрелы.
Впитывая новости, Саша леденела изнутри. Но к страху примешивалось нечто особое, пьянящее. Адреналин?
«Кто же вы, кто же вы»
Предатели? Шпионы? Идейные враги?
Просто модники, что любят музыку и танцы?
Или уставшие от серости, одинаковости, презирающие тотальный контроль? Те, кто хотят показать, что уникален каждый? Хотят освободиться?..
Стиляги были загадкой. Смотришь на них и будто проваливаешься в другой мир. А когда в ответ на тебя глянут краснеешь и бегом, по своим делам дальше.
Стыдно это было. Страшно.
И маняще.
***
В тот день Саша опять вспомнила драку и парня в клетчатом пиджаке. Как он ей подмигнул, улыбнулся.
А ей ли?..
«Да нет. Показалось».
Вздох.
Саша спрыгнула с подоконника. Махнула рукой, будто подзывая невидимого партнёра, и промчалась по пустому коридору в летящем вальсе.
«Как же здорово танцевать! Как же спокойно, когда никто не видит»
Эй, Сашка!
Вздрогнув от неожиданности, Саша обернулась. Около двери в кабинет химии стояла дежурная из параллельного класса, Зойка.
Всё пляшешь, стрекоза? хитро улыбнулась она. И, повертев головой по сторонам, заговорщически понизила голос: А пластинку новую хочешь? Стиляжную?
Саша охнула.
Да ну?! «Кости»? А не врёшь?
Зуб даю! ответственно заявила Зойка.
Говорят, её мать была фарцовщицей. Вёрткой жуть! Никто за руку поймать не мог. И дочка была ей под стать: доставала самые редкие, даже иностранные вещицы. Всё, что было уникальным и запретным, чтобы обменять тайно или продать.
Зойка поманила Сашу пальцем. Зашептала на ухо что да как, что ей нужно
Саша думала над её предложением всю ночь. Ворочалась с боку на бок, таращась в потолок. А на следующий день принесла Зойке задаток: деньги карманные, выделенные папой на целый месяц.
Вскоре Саша уже держала в руках пластинку.
Зойка принесла её втихаря, всучила и бегом от неё, как от огня. Мол, если что я не я и хата не моя. Сама отвечать будешь! Саша же, горя от нетерпения, заперлась в комнате и достала пластинку знаменитые «кости».
На деле это был старый рентгеновский снимок. Изначально квадратный, он был обрезан по краям для придания круглой формы, с дырочкой, проткнутой посередине.
И запретным джазом, записанным внутри.