Александр Сорокин
Снег тишины
К ЧИТАТЕЛЮ
Не скрою, четвёртая книга складывалась труднее, чем первые три. Во-первых, я«слишком хорошо» научился писать, наработал собственные художественные приёмы, иувеличилась опасность забрести в болото самоповторов, утеряв способность к живому,трепетному слову. Во-вторых, тёртый калач в поэзии дырка от бублика. Ведь уделпоэта, по словам Маяковского, езда в незнаемое. Оттого было необходимо изменитьсясначала самому, дабы начать писать по-новому. Удалось ли мне это не скажу суверенностью, но стихи в этот период случались реже, работа над ними становиласьвсё кропотливей, недовольство совершённым посещало всё чаще, а мелкие удачи радовалиострее, по этим признакам могу судить, что кое-какие сдвиги во мне произошли. Да испособен ли кто топтаться на месте, когда, как известно, движение это жизнь! Иесли я «топтался» значит, и не жил, создавая эту книгу, и сама книга мертва, ичитать её пустое дело. Однако надеюсь, что это не так.
Александр Сорокин
ОНА МОЛЧИТ
Люблю её, большую, малую,
зову её: Святая Русь.
Никто у сердца не украл её
ни швед, ни немец, ни француз.
И наши бравые правители,
и диссиденты-крикуны
проходят только их и видели
её не тронув тишины.
Она молчит, и в том молчании
так много смысла и огня,
как искренности в покаянии,
и прегрешений у меня
ШЁЛ СНЕГ
Шёл снег
Он был и тут же н е был, едва земли коснуться смел он,
хотя не мог расстаться с небом
таким же призрачным и белым.
Казалось, что из черной жижи,
как от бессилия былого,
он поднимался выше, выше
и возвращался снова, снова
Дыханьем вести небывалой
(а люди думали напрасно)
будил он этот мир усталый
и намекал, пока бессвязно,
на тот исконный неуют,
где, как солдаты у дороги,
не брезгуя соседством, пьют
и люди, и зверьё, и боги.
В МЕТРО
Он идёт по переходам
и не ропщет на судьбу,
и зовёт своим народом
эту хмурую толпу.
Озирается в вагоне
беззащитно, как слепой,
замирает на перроне,
что-то слыша над собой,
что-то слыша надо всеми,
что никто не слышит тут.
На бумаге будет время
эти звуки оживут.
Он их чарочкой помянет
и, быть может, не одной,
но едва ли легче станет
жить под солнцем и луной.
Кто же он, откуда родом?
Уж не я ли это сам
восхожу по переходам
из подземки к небесам!
На простор из клети душной
вырываюсь, сам не свой,
забывая мир окружный
с его славой и молвой.
И подземное земное
раздвигает берега
Видно, нет тому покоя,
кто пришёл издалека.
ЭЛЕГИЯ
Виктору Гаврилину
На празднике чумы присядем у стола,
стыдливость и любовь всё, чем душа богата.
Развесистая ложь отчизну оплела,
но не по вкусу нам ворованное злато.
О славе помолчим уже не те года,
за тихие труды отыщется награда:
о веке золотом напомнит красота
нечаянной строки, и большего не надо.
Развесистая ложь отчизну оплела
уже не в первый раз а всё раздолье снится,
где золотом горят над полем купола
и вдаль летит, летит иной судьбы жар-птица
В ЭТОМ МЕСЯЦЕ
Разрываются почки на ветках
худосочных московских берёз!
В этом месяце радостей редких,
снов бескрылых и мыслей вразброс
их слепое любовное рвенье,
их наивная вера в рассвет
пошатнули моё недоверье
к непростительной власти примет.
Может быть, это только начало
непростого, иного пути?
Пусть разлука нам в дверь постучала,
«До свиданья, скажу. И прости».
Иногда и чужая забота
может стать неподдельно родной,
только есть неизменное что-то,
что владеет тобою и мной.
И, наверное, нам только снится
непредвиденный, новый разлад,
и берёзам я рад поклониться,
унося их сочувственный взгляд.
И тебя вспоминая попутно,
неожиданно осознаю,
что улыбку весеннего утра
принял я за улыбку твою.
БЕЗ ЛЮБВИ
Что без любви набухший куст сирени
Что без любви набухший куст сирени
всего лишь ветка меж других ветвей,
и по двору блуждающие тени
не оживит ходульный соловей.
Не пробежит внезапно дрожь по коже
от залетевшей в форточку звезды,
и в сватовстве рассветной суеты
не станет день нарядней и моложе.
И не уймёт сердечную простуду
случайной рифмы отзвук холостой
Как без любви на этом свете буду
я говорить о радости простой?
СОН
И куда иду я, зрячий,
а присмотришься слепой?
И за мною люд бродячий
той же следует тропой.
Я сказал тропой однако
нет здесь никакой тропы,
лишь бездомная собака
воет на луну судьбы.
Ни оврага, ни пригорка,
ни худого деревца
ровный, тусклый свет и только
даль без края и лица.
В этой местности миражной,
до того она пуста,
не отыщешь места даже
для могилы и креста.
То-то черти посмеются,
не таков ли Страшный Суд:
опоздать и не проснуться,
и навек остаться тут?!
КОГДА НЕ ПРИХОДИТ ПОДМОГА
Когда не приходит подмога,
не брошусь с тоски из окна,
решив, что прямая дорога
сквозь звёздное небо видна.
И так мы не раз пропадали
от пули, от водки, в петле,
но петь в кабале и опале
умели на этой земле.
И стыдно, сдружившись с бедою,
в чужом, безответном краю
выклянчивать лучшую долю,
оплакивать радость свою.
И совестно, да и не ново,
в зазнайки и выскочки лезть
тому, кто на русское слово
поставил и совесть, и честь.
И я не нарушу обета,
не важно, что там впереди,
вот только б дожить до рассвета
и ночь эту вброд перейти
БЕССМЕРТНИК
Бессмертник мой, пускай темно, пускай!
Неприхотливый, радужный цветок,
хотя бы раз под вечер намекай:
никто из нас в труде не одинок.
Кусочек солнца в розовых лучах,
с каких незнамо сорванный полей,
ты на столе засох, но не зачах,
и о поре цветенья не жалей.
И я мудрей, спокойней, тише стал,
и мне размах и пышность не к лицу.
Я всё в себе расставлю по местам,
когда вернусь к Небесному Отцу.
СУДЬБА
И, даже крадучись по краю,
В невозвращенца, в беглеца
И в эмиграцию играю.
И доиграю до конца.
Александр Межиров
С глазами падшего ангела
и заиканием Моисея
не перепишешь набело
судьбу с заголовком: «Рассея».
И заставляет что-то
в благопристойной Неваде
помнить Синявинские болота
и Ленинград в блокаде.
Недаром, сердцем владея,
смешала родная глина
неприкаянность иудея
с норовом славянина.
Жить бы ему, хоть со Сталиным,
без козырей, да под небом этим,
в бедном краю оставленном,
в тысячелетье третьем!
В списках врагов не значится
спасибо судьбе и за это
Не перепишешь начисто
жизнь игрока и поэта.
НЕ СПЕШИ
Андрею Алексееву
Не спеши состариться,
сбросим лишний хлам,
что от нас останется
собирать не нам.
Где росток пригреется,
там и день взойдёт.
Всё у нас имеется
и не первый год:
молодость бесследная,
седина виска
А дорога светлая
всё равно легка!
ВСТРЕЧА
Мы проходим тёмной улицей
в стороне от всех забот,
и не важно, что там сбудется
через месяц, через год.
Мы идём с тобою по́д руку,
не чужие, не родня,
вместе остальное по́ боку.
Погляди же на меня!
И закружится во тьме ночной
приютивший нас квартал,
и ты снова станешь девочкой,
о которой я мечтал.
ЗАБЛУДИВШИЙСЯ СНЕГ
Стремительно и безответно
врываясь в помыслы и сны,
пронизанный весельем ветра
и полнозвучьем тишины,
случайно выпавший из ряда
событий, канувших во мглу,
снег убеляет ветви сада
и льнёт к замёрзшему стеклу.
Но нет к прошедшему возврата!
И в доме светлом пустота.
И снег ложится виновато
на незнакомые места.
ДАВНО ПОРА
Яну Иоаниди
А помнишь, Яном Бунина звала
его супруга Вера Николавна?
Ему же в Грасе русского тепла
так не хватало, а любви подавно.
Вот ты с рожденья не Иван, а Ян,
и я не стану звать тебя Иваном.
Пускай порою ты бываешь пьян