Сама история про то, что русло реки Фонтанки прорыли некие «несчастные» уже фантастика. Но именно в этом месте Петр Сорокин обнаружил кладбище XV XVI веков. Не свидетельство массовой гибели строителей Петербурга, а доказательство того, что русские живут здесь давно, задолго до XVIII века.
Если мы о реальности число строителей, погибших между 1703 и 1717 годами называют разное, но мало вероятно, чтобы погибло больше 45 тысяч.
Смертность становится выше средней, когда А. Меншиков сообщал А. Макарову: «В Петергофе и Стрельне в работниках больных зело много и умирают беспрестанно, нынешним летом больше тысячи человек померло». Это произошло в 1716 при строительстве Ораниенбаума: тогда от эпидемии погибло несколько сотен человек за сезон18.
Это все. При строительстве Версаля погибло больше рабочих, чем при возведении намного большего по размерам Петербурга. Но миф-то дожил до наших дней!
Блокада Ленинграда, когда за два года умерло больше трети населения города материализация мифа. Петербург не был «городом на костях», но он им стал. Неужели сами накликали!?
Сама по себе блокада продолжалась 872 дня: с 8 сентября 1941 по 27 января 1944. Блокада унесла жизни примерно 1.21.5 млн человек 40% тогдашнего населения города. Официальная точка зрения с 1941 по настоящий момент: Блокада была «неизбежностью». Прорвать кольцо блокады было нельзя, доставить продовольствие в город нельзя, сдать город тоже нельзя, вывезти его жителей опять же нельзя.
Долгое время сам факт Блокады замалчивался. 13 сентября газета «Ленинградская правда» опубликовала сообщение Совинформбюро: «Утверждение немцев, что им удалось перерезать все железные дороги, связывающие Ленинград с Советским Союзом, является обычным для немецкого командования преувеличением».
Людям, которые получали командировки в Ленинград зимой 1941 и 1942 годов, «не советовали» рассказывать то, что они видели. Слухи ходили, конечно, но власти старались, чтобы известно было поменьше.
После снятия блокады в 1944 году сводить воедино и тем более обнародовать данные о смертности в Ленинграде было строжайше запрещено.
Впервые «точные данные» о количестве погибших появились в книге Дмитрия Васильевича Павлова, который в 19411942 годах был уполномоченным Государственного Комитета по Обороне по продовольствию в Ленинграде и ленинградской области. Он сообщал, что умерло 641 803 человека19. Эта информация вплоть до 90-х годов считалась «единственно правильной».
Книга выдержала шесть изданий, написал Павлов и другие творения20
Судя по всему, Павловым были очень довольны: в 19421946 годах он уже начальник Управления продовольственного снабжения всей Красной Армии. После войны занимал министерские посты. С 1972 года персональный пенсионер, умер в 1991 году, в возрасте 86 лет.
Конечно же, книги этого человека, ставшие основой официальной советской «правды» о Блокаде, совершенно лживы. Конечно же, Павлов ничего не писал о том, как в блокадном Ленинграде в 194142 ленинградским управлением НКВД было арестовано от 200 до 300 сотрудников ленинградских высших учебных заведений и членов их семей по обвинению в проведении «антисоветской, контрреволюционной, изменнической деятельности».
По итогам нескольких состоявшихся судебных процессов Военным трибуналом войск Ленинградского фронта и войск НКВД Ленинградского округа было присуждено к смертной казни 32 высококвалифицированных специалиста. Четверо были расстреляны, остальным мера «наказания» была заменена на различные сроки исправительно-трудовых лагерей. Многие арестованные ученые погибли уже в следственной тюрьме и лагерях. В 195455 годах осужденные были реабилитированы, а против сотрудников НКВД возбуждено уголовное дело21
В книге Павлова нет ни слова и про Музей обороны и блокады, экспонаты для которого собирали сами ленинградцы. Музей открыли еще во время войны, а в 1949 он был уничтожен, его руководство и активисты репрессированы по «Ленинградскому делу». Комиссия ЦК ВКП (б), прибывшая для «ревизии» музея, пришла к выводу, что его создатели «незаслуженно приписали» подвиг воинам и горожанам, «создавали миф об особой блокадной судьбе Ленинграда» и даже «принизили роль товарища Сталина в обороне города».
Тем более, Павлов ничего не писал про каннибализм. Что он был знали все «блокадники»; в 1960-е 1970-е уцелевшие жители Города рассказывали о нем достаточно откровенно. Но ни в какой книге нельзя было прочитать, что в феврале 1942 за людоедство было осуждено более шестисот человек, в марте 1942 уже больше тысячи22.
Тема эта табуирована до сих пор, но мне «блокадники» рассказывали об этом не раз. В числе своих информаторов могу назвать и своих тёть: и родную, и троюродную. И своего научного руководителя. И двух семейных знакомых.
Один из рассказов выглядит так:
Трудно понять до конца, какой это был ужас Про людоедство могу сказать: в декабре 1941 мы с отцом шли продавать его золотые часы «Павел Буре» Ну, не продавать менять на хлеб. Хлеб этот был очень хороший, пропеченный его ведь пекли для начальства. Давали тогда еще много по три грамма хлеба за грамм золота. Позже давали грамм за грамм.
Мы с отцом шли мимо Гостиного двора Тут на углу Невского и Перинной лежал труп. Никого тогда уже такое зрелище не удивляло, мы прошли себе мимо. А когда шли обратно, примерно через полчаса, у трупа была отрублена нога. От колена ниже лежало рядом, а мясистые части исчезли.
Другой рассказ человека, семья которого выжила только благодаря тому, что жила в частном доме с погребом. В сентябре 1941 выкопали картошку и засыпали полный погреб, это стало спасением. Рассказ такой:
Недалеко часть стояла, зенитная. Бабахали часто, но, чтобы подбили самолет, я не видел. Кормили солдат, а тут вдруг перестали подвозить. А детишки, которые без родителей остались, мы их часто видели. То ходят, а то уже прилягут Видел своими глазами, врать не буду, как солдатики одну такую унесли Что делали не смотрел, не пошел за сарай. Но что потом они суп варили это видел. Ну и это из чего суп, тоже видел.
Разумеется, такого рода свидетельства замалчивались десятки лет. Говорить о блокаде полагалось только торжественными словами, восхваляя силу духа и героизм умирающих от голода и холода. Лживая до отвращения книга Павлова публиковалась раз за разом, а «Блокадная книга» выходила только через 20 лет после павловской, и отдельными фрагментами. Без купюр ее впервые издали в 2013 году23.
Впрочем, и до нее публиковались книги, камня на камне не оставлявшие от официальной версии24.
Но самой страшной «тайной» в СССР было даже не число погибших. Гораздо более страшная тайна что в Ленинграде во время Блокады продовольствие было, и что его постоянно привозили. Что при желании властей все население Ленинграда могло быть снабжено продовольствием, начиная с осени 1941 года. И что запасы продовольствия в Ленинграде были.
«Городское и областное руководство проблем с продовольствием не испытывало: «В правительственной столовой (Смольного. Ю.К.) было абсолютно все, без ограничений, как в Кремле. Фрукты, овощи, икра, пирожные. Молоко и яйца доставляли из подсобного хозяйства во Всеволожском районе. Пекарня выпекала разные торты и булочки», это дневник сотрудника столовой Смольного. Из воспоминаний ленинградского инженера-гидролога: «Был у Жданова (первый секретарь Ленинградского горкома. Ю.К.) по делам водоснабжения. Еле пришел, шатался от голода Шла весна 1942 года. Если бы я увидел там много хлеба и даже колбасу, я бы не удивился. Но там в вазе лежали пирожные».
В этом контексте абсолютно логичной выглядит телеграмма Андрея Жданова в Москву с требованием «прекратить посылку индивидуальных подарков организациями в Ленинград это вызывает нехорошие настроения». Более того, в Москве, в частности, в партийно-номенклатурном руководстве Союза писателей, сложилось мнение, что «ленинградцы сами возражают против этих посылок». Берггольц по этому поводу воскликнула в дневнике: «Это Жданов ленинградцы?!»
[Сам по себе вопрос о «посылках» крайне интересен: значит, посылать их было возможно? Организации могли слать в Ленинград индивидуальные посылки? Тогда как же блокада?! А.Б.]
А вот фрагмент (запись от 9 декабря 1941 года) дневников сотрудника Смольного, инструктора отдела кадров горкома ВКП (б) Николая Рибковского: «С питанием теперь особой нужды не чувствую. Утром завтрак макароны или лапша, или каша с маслом и два стакана сладкого чая. Днем обед первое щи или суп, второе мясное каждый день. Вчера, например, я скушал на первое зеленые щи со сметаной, второе котлету с вермишелью, а сегодня на первое суп с вермишелью, второе свинина с тушеной капустой». Весной 1942 года Рибковский был отправлен «для поправки здоровья» в партийный санаторий, где продолжил вести дневник. Еще один отрывок, запись от 5 марта: «Вот уже три дня я в стационаре горкома партии. Это семидневный дом отдыха в Мельничном ручье (курортная окраина города. Ю.К.). С мороза, несколько усталый, вваливаешься в дом, с теплыми уютными комнатами, блаженно вытягиваешь ноги Каждый день мясное: баранина, ветчина, кура, гусь, индюшка, колбаса; рыбное лещ, салака, корюшка, и жареная, и отварная, и заливная. Икра, балык, сыр, пирожки, какао, кофе, чай, 300 грамм белого и столько же черного хлеба на день и ко всему этому по 50 грамм виноградного вина, хорошего портвейна к обеду и ужину Я и еще двое товарищей получаем дополнительный завтрак: пару бутербродов или булочку и стакан сладкого чая Война почти не чувствуется. О ней напоминает лишь громыхание орудий». Данные о количестве продуктов, ежедневно доставлявшихся в Ленинградские обком и горком ВКП (б) в военное время, недоступны исследователям до сих пор. Как и информация о содержании спецпайков партийной номенклатуры и меню столовой Смольного»25.