А, что Скидельскую отстояли? Спросил низенький мужчина, с редкой бородкой попа-расстриги.
Вроде отстояли. Сказал Валерьяныч и махнул рукой. Да дело не в этом. Куда его в суд везти с такой головой? А, если он там заявит, что у него голова кружиться, мол, в обморок постоянно падаю. Его сразу на освидетельствование. А врачи они тоже люди. Не захотят рисковать, отмажут. К тому же он не политический.
Да, с такой шишкой, могут отмазать! Согласились все, по очереди оглядев голову Рахметова.
А, так оформят втихаря, и дело с концом. Скажут, что все проходило в закрытом режиме. А, если возбухать начнет, убеждать будут. Аэрозольными средствами.
Тут, ведь, как? Права качает один, а отвечают все! Зареготал Румын.
Тут, сиди смирно, если залетел! Сказал молодой парень, которого все звали Колей, но откликался он и на кликуху «Колхозник». Дадут понюхать «Новичка», народ сразу разучит права качать
А, Рахмет права качать и не собирается! Уверенно сказал Румын. Правда, Рахмет? Раз к нам кинули, значит с нами завтра поедет, а мы не на «дизеле», а на Пищеблоке. У нас лафа! Поедешь с нами?
В ответ тот кивнул головой, отчего перед глазами, мыльными пузырями, сначала поплыли радужные круги, потом потемнело, как в кинотеатре и замелькали люди в черных масках.
Вспомнил. Простонал Рахметов. Нас же «ОМОН» паковал.
Да, с «ОМОНом» шутки плохи. Здоровые бугаи. Сказал Морозов.
Главное бьют, куда попало. Не смотрят. Сказал задумчивый, интеллигентного вида Сергей.
А, человек, должен испытывать сострадание к себе подобному. Сказал мужичок с бородкой.
Извините, как вас зовут? Вежливо, спросил Рахметов.
Алексей.
Алексей, вы случайно не священник?
Нет. С, чего вы взяли?
Просто, вы с этой бородой, ну, прямо Алеша Попович!
Камера взорвалась хохотом.
Громче всех ржал Морозов. От смеха, у него выступили слезы. Он хлопал себя по ляжкам и без конца повторял:
Алеша Попович! Алеша Попович!
Рахметов даже пожалел, что ляпнул не подумав, чем доставил удовольствие этому придурку.
Извините, как-то само вырвалось. Сказал он.
Ничего. Махнул рукой Алексей, в одно мгновение превратившийся в Алешу Поповича.
Вижу, Рахмет, ты трохи оклемался. Сейчас мы тебя еще подлечим. У тебя наверно еще и с похмелья голова трещит. Подмигнул ему Румын. Толик разувайся.
Молодой, мордатый парень, который после прихода остался стоять посреди камеры, в отличие от остальной публики, которая сразу же разувшись полезла на нары, скромно улыбаясь, развел руками.
Мужики, помогаем Толику разуться!
На ногах у парня были здоровенные, под стать ему, резиновые бахилы.
Пованивало от парня просто грандиозно. Выше бахил, штаны молодого человека были покрыты непонятной отвратительной слизью. В бахилах хлюпало.
Его окружили и, бережно поддерживая под руки, возвели на постамент параши.
Там, с него стали снимать сапог. Предварительно, Румын повидавший, на своем веку всякого и поэтому не очень брезгливый, засунув руку в сапог, извлек оттуда несколько полиэтиленовых пакетов, наполненных непонятной жидкостью. Когда сапог, с Толика, сняли и слили лишнее в унитаз, этих пакетов получилась целая горка.
В камере, запахло чем-то знакомым.
Вот, черт! Один порвался. Сказал Румын.
Нога у парня оказалась на удивление маленькой, хотя, по лицу, так не скажешь.
Потом, с Толика, так же бережно сняли и второй сапог.
Пока одни разували Толика, другие относили пакеты к умывальнику и обмывали их под струей воды.
Остальные раскладывали, принесенную с собой, пайку, которая была на удивление богатой. Хлеб был, правда, кукурузный, безвозмездный с Пищеблока. Зато колбаса и свинина были копченые, сыр выдержанный. Аромат от него соперничал с вонью толиковых бахил и развешенных, на холодном радиаторе отопления, носков.
Из бутылок, стоящих в изголовье нар, слили воду и стали переливать туда жидкость из пакетов.
По камере поплыл прошибающий аромат арбузной чачи.
Получилось литра четыре.
Народ кружком устроился вокруг «стола».
С умывальника принесли единственную в «хате» кружку и, наполнив ее «до заклепочки», первому поднесли Рахметову, как наиболее нуждающемуся.
Не боись, у нас все стерильно! Весело хохотнул Румын, видя, как у Рахметова вытянулось лицо.
Не боись, у нас все стерильно! Весело хохотнул Румын, видя, как у Рахметова вытянулось лицо.
Не тот был парень Рахметов, чтобы ударить в грязь лицом, перед сокамерниками. Чача пахла, как чача, выглядела нормально, и он мужественно, в один прием, вытянул полкружки.
Привкуса, потных ног и гнили, напиток не имел. Он огненной струей потек к желудку Рахметова.
По очереди, причастившись, все расселись на нарах и дружно закурили.
Это все Валерьяныч придумал. Расслабленно сказал Румын. Он тут еще при Брежневе сидел.
Что за Брежнев такой? Никогда про такого не слышал. Самоуверенно напыжившись, сказал Морозов.
Был такой правитель. Еще до эволюции. Сказал интеллигентный Сергей.
До Аграрной? Спросил Толик, наивно хлопая глазами.
Нет, до Великой Кастричницкой, Социалистической. Пробурчал, от окна, пожилой лысый, как бильярдный шар дядька, которого все звали Славой
Это, что еще, за эволюция, такая? Снова спросил Толик.
Про Ленина слышал? Спросил лысый Слава.
Толик кивнул.
Его рук дело.
Давайте завязывать, с этими разговорами. Озабочено сказал Валерьяныч.
Так мы же, не про памятник, а про личность, в истории
Все равно, здесь, эти разговоры ни к чему. Сказал Валерьяныч. Вам может и все равно, а мне, как ранее подозревавшемуся, в тунеядстве, добра ждать, от таких разговоров, не приходится.
Все, с изумлением, уставились на него. Крайние даже привстали, чтобы лучше видеть. Все смотрели на Валерьяныча, так словно видели первый раз.
Ты, Валерьяныч, про это ничего не говорил. Уважительно сказал Румын.
А, вам это надо? Обошлось и слава богу. Не дали пойти, по кривой дорожке. Честным трудом, загладил вину перед обществом.
В Крыму лечился? Спросил интеллигентный Сергей.
Боже меня упаси! Из Крыма, разве возвращаются? Особенно, теперь, когда его к Чечне присоединили. Я ведь в самый разгар эволюции попал, да и проходил не как идейный, а как заблудший. В трудовой, что-то там, по компьютеру, не срасталось. Тогда, еще выбор был. Хочешь в санаторий, хочешь на лесоповал. Да, тогда никто особо не спрашивал. В Крым, только самых упертых, бегунков, отправляли. Остальных на рубку. Мы вдоль железки, на Брест, расчистку делали.
Там бэрсэмовцы рубили. Гордо сказал Рахметов, которого немного отпустило.
Где они были, твои сээмовцы? На телевизионной картинке, в чистеньких костюмчиках? Разгорячился Валерьяныч. А, кто шел впереди, через хмель, сосны и крапиву?
Сосен теперь нет, только секвойи. Сказал Толик, который, видимо, хорошо учился, в школе.
Это для тебя, сынок, они секвойи, а для меня сосны. Эволюционировали заразы, да! Только, как были соснами, так соснами и остались. Сколько наших полегло, от этих елок не счесть. Только, зазевался, кто, вошел в зону поражения и готово еще один «ёжик».
Что, еще за ежик? Надменно спросил Морозов. Сидишь, тут, про каких то ежиков рассказываешь.
Рахметов почувствовал легкий зуд, в костяшках пальцев. Именно этот зуд, был причиной его двух первых залетов.
Ты, Павлик еще молодой, многого не знаешь. Вкрадчиво сказал Валерьяныч. А в «ежика» человек превращается, когда сосна пульнет в него иголками. Иголки в тело впиваются и готов «ежик». Иголки яд пускают, и гниет потом человек заживо. Излечивались, конечно, со временем, но сколько рук, ног у людей порезали
Валерьяныч вздохнул.
Наливайте что ли.
Толику не наливать, он пока доедет, через ноги, брагу впитывает.
Га, гага!!! Ржала камера.
Слушай, Валерьяныч, ты ведь на пенсии, а сидишь в выводной, а не с бомжами? Спросил Слава.
Так, я пенсионер работающий. Да и загребли меня не за полосой, а наркологи, во время профилактического рейда. Главное у меня, еще было! Будильник в мозгу сработал без десяти восемь, час волка! Пойду, думаю, схожу за добавкой. Заодно, с народом пообщаюсь Ну, и попал под раздачу. Только, подошел к магазину, еще не успел поздороваться со всеми, вдруг патруль-облава, заштормило море Загребли всех, кто, под руку попался. Народ с утра квелый, слабосильный. Никто не ушел. Ну, отвезли всех на лекцию, о вреде алкоголя. Часа три переливали, из пустого в порожнее
Валерьяныч вздохнул.
Мне, еще ничего. Я, здорово датый был. А, те, кто не похмелился, страдали сильно. Многие, во время лекции, по несколько раз, в обморок падали. Один, когда ему дали нашатырь нюхать, вырвал ватку у врача и в рот засунул.