А что у вас принято выдавать женщинам? Гребни, полотенца?
Что ты, ничего мы не выдаем! И не забудь положить два талера в копилку. Как тебя зовут? (Насрия наморщила лоб, будто думая так: «А что, если она не заплатит, а ключи уже у нее? Я ее вообще в первый раз вижу!»
Эстрелла.
Так вот, Эстрелла, дождись трех звезд, как положено, и тогда уже и зайдешь! Я не запущу тебя раньше времени! Отдавай ключи обратно.
Красавица не спорила, она решила, что все равно ей надо будет пойти сначала домой, попросить свекровь уложить детей пораньше, а самой забрать все свои принадлежности и тогда уже направляться в микву. Заодно и кое-какую посуду взять.
Дом еще был неустроен, везде стояли баулы, тюки, даже игрушек еще было не видать, и дети хныкали, хотя бабушка учила их плести корзины из тростника, как в Египте, и делать бамбуковые свистульки.
Эстрелла взяла, что ей было нужно, из своего личного баула, покормила малышей и снова вышла на потемневшие уже улицы незнакомого, тесного, сухого и давящего Цфата, который после роскоши столичного Каира производил впечатление загадочного лабиринта. Зажигались огоньки в каменных домах-крепостях. Гулко отзывались шаги прохожих по мостовой с водостоком посередине. Турецкие сторожа запирали ворота мусульманского квартала. Склон горы вел к кладбищу Пророка Оссии. Вот и он переулок возле синагоги Альшейха, где пряталась миква, между Альшейхом и Белым цадиком «Хоть бы окунальщица попалась добрая!» молила Б-га Эстрелла.
Но в Каире у нее был особняк! (В роли жены Ари актриса Ида Недобора)
Встретила ее пожилая Шабабу, приветила, усадила в комнате ожидания, предложила пока заняться ногтями.
Я уже все сделала дома, прошептала Эстрелла, я всегда так делаю.
Да, но дома, в Каире, у нее была роскошная комната с огромными зеркалами и видом на реку Нил!
Здесь же, в мрачном Цфате, она просто места себе не находила.
Тогда вот сюда, осторожно, по ступенечкам, извините, у нас темновато, это правда, оправдывалась Шабабу перед приезжей сеньорой.
Поскольку она сказала, что все подготовлено для окунания, то Шабабу не придиралась, только провела по ее распущенным волосам растопыренными пальцами, подтверждая, что узлов нет, все расчесано на славу.
Глаза, брови, ушные раковины методичным скучным голосом проговаривала Шабабу по выученному наизусть списку, коленки, подмышки
Да, каждый раз отвечала гостья, ежась в накинутой на плечи простыне.
Зубы, ногти, перечисляла хозяйка священной воды.
О да, трепетно отвечала окунающаяся.
В таком случае давай сюда простыню и окунайся, подытожила Шабабу, Как принято у вас окунаться? Сколько раз?
У нас принято семь, госпожа.
Столько же и у нас, госпожа. передразнила ее Шабабу, усмехнувшись щербатым ртом. Погоди! Волосок на спине.
Она сняла волос и задала последний вопрос:
После какого окунания вы произносите благословение?
После первого.
Так же и мы. Ну, ступай! Держись за перила, пожалуйста, не хватало мне, чтоб вы ноги переломали.
Эстрелла вошла в узкий проход, который вел по кривой и неловкой лестнице из сбитых камней прямо вниз, в темную воду. Родниковую и холодную, но чего не сделаешь ради любимого мужа. Впрочем, это была мицва, а мицву делаешь ради самой себя, поскольку иначе не сможешь выполнить свое предназначение.
Кашер! Провозгласила Шабабу после первого окунания. Эстрелла, захолонув и задохнувшись от мрачно колыхавшейся воды, едва была способна проговорить благословение.
Потом, после гулкого, под сводами каменной миквы, «Амен!», быстро и верно выполнила еще шесть глубоких окунаний, придерживая себя нарочно на глубине, чтобы волосы не всплыли на поверхность, и легко вспрыгнула, отряхиваясь.
Все! и запела песенку на ладино, веселясь, что сделала заповедь, мицву.
Ах ты певунья, улыбнулась Шабабу. Вот такой гостьи, право, у меня еще не бывало! Чтобы в микве песни распевать!
Она накинула на плечи Эстрелле ее привезенный с багдадской ярмарки прекрасный кусок махровой ткани, служивший полотенцем, и сопроводила в комнату для одевания.
Та живехонько растерлась ароматным маслом, набросила платье до пят, приоделась по-нарядному в мантилью, украсила волосы жасмином, что рос перед выходом на улицу, и стремительно пересекла переулок под синагогой Альшейха, чтобы не наткнуться на группы учащихся, мелькнула ужом под аркой, поправила плед и уже более степенно направилась к своему дому.
Муж, возвышенный и строгий раби, заранее вышел ей навстречу, так как переулок граничил с мусульманским рынком и был темным и не очень приятным.
Окунула кастрюльки? спросил он, улыбнувшись.
И кастрюльки, и не только, ответила она весело. Они не все привезли с собой из Каира, купили новую посуду уже здесь, а новую посуду положено окунать в воды миквы.
И сколько они с тебя взяли?
Два талера.
Ладно, усмехнулся он. Я тебе собственную микву построю!
Его мать открыла половинку двери изнутри.
Что вы топчетесь перед домом, почему не заходите?
Мы разговариваем. Можно?
Не наговорились еще? Кто будет укладывать старших? Они там спорят, кому где спать. Не привыкли еще, тоскуют по своим хорошим постелям! Новая мода семеро по лавкам! Как ты им объяснишь, зачем ты их сюда перевез?
Не ворчи, мамочка, мы уладим и это. Ты же видишь, все потихоньку устраивается.
Он погладил мать по старым темным рукам, обнял за плечи.
И ей тоже хотелось его внимания престарелой матери.
Эстрелла изредка поглядывала на занавеску, за которой теплилась свеча в комнате мужа. Укладывала малышей, пела им, рассказывала, пока все дети не угомонились и задремали. Хотя бы спокойно проспали всю ночь! Они даже туалетом таким не привыкли пользоваться, как здесь. Все иначе, чем в их прекрасном каирском особняке. Все такое бедное и тусклое, неудобное и непривычное.
Моше, которому исполнилось шесть лет, ведет себя лучше всех, никогда не перечит. Не строит из себя обиженного принца. Он, хоть и не старше всех по возрасту, а душа у него как у взрослого.
Эстрелла погладила лоб спящего сына с благодарностью.
Свеча за занавеской испустила струйку дыма и погасла. Значит, муж закончил учебу.
Глава 3 Цель жизни
Десять лет назад мы с тобой поженились, прошептала Эстрелла. И заснула, стремглав погружаясь в водоворот памяти, не думая ни о чем, только спать, спать, спать. Но одно почему-то вспомнилось: что на их свадьбе в Каире присутствовали особы королевской крови, много важных лиц. Для папы это имело значение.
Муж, наверно, еще представлял себе всякие Имена Б-га, как это у них положено, у каббалистов. Они без этого не засыпают.
Им, как жонглерам, надо себя все время в форме держать. Буквы, огласовки, ряды букв, фигуры из букв, абстрагирование от реалий, только буквы и виды свечения, виды света. Туда ее муж проваливается, тоже как в бездну сна, только это не сон. Это вроде светящихся воинов, которых военачальник расставляет по местам целые Войска Света. Ну, вроде того. По-другому как объяснишь. В общем, он не спит, он расставляет по местам Воинов Света. Раздает им оружие огласовки. И они готовы идти в атаку. И только тогда он может расслабиться и спать. А пока смотр всем войскам не устроит не заснет. Такой он раби Ицхак. Как давно он этим занимается? Должно быть, лет семь. Да, семь лет назад это произошло. Из ученого Торы, каких много, он сделался кем-то другим стал великим в каббале.
Призвание его состоялось ей неведомо как. С того момента, как его пророк Элиягу избрал, он только на субботы домой приходил, а в течение недели изучал свой «Зогар» возле Нила, в той беседке, что папа ему выстроил.
Жена раби Хаима Виталя встречает его в субботу. Актриса Екатерина Гефтар.
Папа немножко был расстроен он прочил его для семейного бизнеса. Ведь раби Ицхак так хорошо, так плотно вошел в их фамильные и деловые связи, так нежно он вел дела, когда папа его об этом просил, так бархатно-умело заключал договора с поставщиками, так строго вел себя на подписании, так придирчиво читал тексты контрактов, будто вглядывался в хитрости и тонкости Талмуда (там, где мелким шрифтом по бокам основной страницы). Так умел для папы извлекать выгоду из затейливого крючкотворства юридических документов, острым глазом ухватывал, будто птица, очень умная птица, из вороха сена, клювом достает, что ей надо.
Папа бы хотел, чтобы это длилось вечно! Но каирский начальник таможни не был властен над молодым гениальным ученым, не мог таким сокровищем владеть только для себя, для выгоды и упрочения положения своего. Кончилось тем, что его зять поставил на своем перебрался к берегам Нила, а там поди знай, каковы его занятия. Книга «Зогар» только-только по рукам в списках и в рукописях начала ходить, еще даже издания в Мантуе не имелось, первого издания, которое до мурашек проберет потом 15-летнего раби Хаима Виталя, когда доведется ему получить одну такую копию. «Зогар» пролежал в земле тысячу лет! Так люди рассказывают. Великая книга, семью печатями запечатана, только избранные могут понять, о чем там.