К вечеру с песней ввалился довольный отец.
Он не игрушка он живой. Туду-дуду-дуду, ему не страшен геморрой, туду-дуду-туту-дуду. Его везде и всюду ждут, скажите, как его зовут?
Вить, хватит уже нудеть! не выдержала мать.
Ладно, согласился отец. Но нет прекрасней ничего, когда увидишь папу Карло под крышей дома своего, под крышей дома своего, сменил репертуар.
Тьфу на тебя! не выдержала мать. Владика завтра на парад ведут.
Какой парад? В Добровке?
Нет, возле правления ходить будут.
Это серьезно, отец скорчил устрашающую рожу и положил мне на плечо тяжелую руку. День победы не разнузданный балаган с купчинами, гармошками и конфетками бараночками, значительно воздел палец, это праздник всей страны, всего мира! Не подведи меня, паскудник! В день победы по поллитра, по поллитра! Туду-туду-ду, тудудудудуду-ду, ту-ду-ду-ду-ду, ту-ду-дудуду-ду! снова завелся он.
***
Назавтра утром я, гордый, пришел к правлению. Галдели грачи на березах, из столовой вкусно пахло.
Будут кормить из-за праздника, подошел Андрюха Пончик. А нам не дадут.
Как не дадут? удивился я. Так же не честно!
Вот так! Пончик сунул мне под нос фигу. Выкуси!
Я тогда ходить не буду!
Училка родителям расскажет, мамка тебя убьет.
Это точно, вздохнул я. Егоровна может. А давай мы им отомстим? осенила мысль.
Как? глаза Пончика азартно засверкали.
Возьмем воды из болота и в борщ нальем. Мамка говорила, что болотную воду в горячую лить нельзя, там микробы заводятся и понос будет. Ее кипятить надо.
Давай!
Мы нашли на стоянке возле столовой бесхозное ведро. В леске напротив общежития было болотце. Набрали воды, просунули в ручку палку и в обход общежития дотащили ведро до столовой. Подобрались к задней двери со стороны дома Плещеевых.
Жди тут, Пончик прокрался по крыльцу, приоткрыл дверь, заглянул, махнул мне рукой.
Я с трудом подтащил ведро. Пробрались в кухню. На раздаче с кем-то ругалась Валька-повариха, жена Сереги Корявого.
Заодно Вальке насолим, улыбнулся Пончик.
Бултыхнули ведро в громадную кастрюлю с готовым борщом.
Никто не заметит, Пончик зачерпнул с противня котлеты, я схватил полбуханки хлеба.
Выскочили, перебежали дорогу, спрятались в конторском саду. Жадно сожрали добычу.
Мы как партизаны, довольно сказал Пончик. Спрячь ведро, пошли на парад.
Маршировали по асфальту от общежития, мимо столовой и правления, вдоль липовой аллеи до самого клуба. Там развернулись и прошли обратно до общежития.
Вот они «высокие чувства»: патриотизм и гордость за Победу, глядя на наше шествие, патетически заявил отец, звучно высморкавшись в переходящий красный вымпел, который часто таскал вместо носового платка. Наша Победа над немецко-фашистской Германией во всей красе!
После парада, прихватив ведро, я пошел домой. Многие отравившиеся несколько дней страдали поносом. Медичка заподозрила дизентерию. Мнительная мать несколько дней окуривала дом вонючими травами, чтобы убить микробы.
Доброта
Раньше люди добрее были, отец величественно закусывал соленым огурцом бренди «Слянчев бряг», отзывчивее, как говорится, душевнее. Мы счастливы жить в одно время с вами, дорогой Леонид Ильич, продекламировал с чувством.
И не говори, поддержала мать.
Ладно, душеполезную беседу провел, апч-хи, оглушительно чихнул. Плафон под потолком вздрогнул и закачался. Теперь пора, как говорится, провести процедуры личной гигиены. Валь, что у нас там по графику?
Надо ногти на ногах постричь, сказала мать, сверившись с висевшем на стене перекидным календарем, а то уже за палас цепляются.
Это верно, отец степенно встал, за мной, дети мои.
Переглянувшись, мы понуро потащились навстречу пугающей процедуре. Ногти нам на ногах он рубил зубилом на украденной из кузницы большой наковальне.
Мне в вашем возрасте овечьими ножницами ногти родитель стриг, отпирая замок на двери мастерской, разглагольствовал отец. Ясно, спиногрызы?
Так точно, мрачно отозвались мы.
Ноги показывайте, уселся на украденный в столовой стул и закурил «приму».
Мы покорно показали ноги.
Влад, левую клади, отец указал сигаретой на наковальню Павел, ножницы, скальпель, пинцет.
Мы покорно показали ноги.
Влад, левую клади, отец указал сигаретой на наковальню Павел, ножницы, скальпель, пинцет.
Какой пинцет? испугался Пашка.
Глаза его бешено заметались за толстыми стеклами перемотанных синей изолентой очков.
Шучу я, баран, вздохнул отец. Как хирург: ножницы, скальпель, выбросил в открытую дверь окурок, тут же проглоченный петухом по кличке Петроний. Зубило и молоток подай.
Брат подал с верстака инструменты. Я затаил дыхание. Отец, примерившись, отсек ноготь на большом пальце.
Вот видите, какой я добрый? отсекая следующий ноготь, трепался он. В Новой Зеландии в племени маори вам бы долго пилили ногти острой ракушкой, а тут тюк и готово. Следующую ногу клади, молоток бодро цокал по зубилу. А негры какие-нибудь, пусть даже из Анголы, могли бы тебе и ногу на ужин оттяпать. Миклухо-Маклая съели, Кука съели, и вас бы схарчили.
Кука не всего съели, осмелился я поделиться прочитанным в книге «Водители фрегатов», а только нижнюю челюсть и немного мяса.
Умный очень? глаза отца по кошачьи сузились и я почувствовал холодное прикосновение к мизинцу. Вот сейчас рука дрогнет и тебя потом без пальца в армию не возьмут Так съели Кука или нет?
Съели, съели, я торопливо закивал головой.
Вот видишь, зубило съехало с пальца. Высоцкому виднее, чем тебе.
Ногти собрать не забудьте, в дверях как приведение возникла мать. Чтобы порчи на вас, дурачье, никто не навел.
Чурочки
По телевизору тогда показывали тринадцатисерийный фильм «Эмиль из Лённеберги»6, быстро ставший популярным в нашей деревне из внешнего сходства сына токаря Толика Стасика с Эмилем.
Вить, в этом что-то есть, задумчиво сказала мать.
В чем? отец звучно почесал лоб. Валь, в кино брехню всякую показывают, сказал осторожно.
Не брехню! вспыхнула мать. Воспитание, с подозрением посмотрела на нас с братом.
Не понял. Предлагаешь закрывать наших сурков в мастерской? Так они только рады будут завалятся там спать.
Витя, ты хоть директор, а мыслишь как тот селянин папаша Эмиля. Закрыть в мастерской, передразнила она, какая мастерская?! Им от работы лындать только в радость.
Что тогда?
Видел, как раздолбай малолетний фигурки из дерева режет?
Ну, режет. И что? на лице отца образовалось недоумение, как на морде бегемота, впервые увидевшего вертолет.
А то, что наших оболтусов в наказание будем заставлять фигурки вырезать, мать смотрела победно, словно курица, снесшая яйцо с двумя желтками.
У них руки под это самое заточены, отец будто раскусил лимон. Для фигурок тщательность и терпение нужно иметь.
Пускай ложки режут. Егор, батя мой, ложки резал и ковши.
Ложки, пожалуй, осилят. Но зачем нам столько ложек?
На рынке в Добровке можно продать.
Идея хорошая, но кому они нужны?
Скажем, что сделали дети из спецшколы и деньги на их кормежку пойдут.
Валь, а ты тоже иногда соображаешь, оценил отец. Редко, конечно, но метко. Слышали, архаровцы? ласково посмотрел на нас. Теперь не будете такими разболтанными. Будет дисциплина в доме.
До позднего вечера родители пытались подловить нас на каком-нибудь прегрешении, но мы пугливо выполняли все требования.
Кто свет в сарае не погасил? отец вернулся с веранды, куда ненадолго вышел. Почему рубильник не обесточен? глаза его впились в меня.
Я гасил, пискнул я.
Родители с детства приучили нас к экономии, поэтому свет я гасил всегда.
Свет горел, покачал головой отец.
Мало того, что не погасил, так еще и врет! возмутилась мать. Ты наказан! Чтобы завтра же вырезал ложку!
Родители победно переглянулись.
Я не умею, уныло сказал я.
У неумеки руки не болят, отрезала мать. Что там уметь? Берешь чурочку
Брусочек, перебил отец.
Берешь брусочек и ножом вот так, мать повернула левую ладонь кверху и пальцами правой стала делать по ней движения, будто выскребала из кастрюли подгоревшую манную кашу. Понятно?
Ну я ничего не понял, но боялся признаться, чтобы не влетело.
Не совсем же он дебил, широко зевнул отец. Есть же в нем что-то от меня.
Есть, кивнула мать, лень комлевая и безответственность.