Этот полукурьёзный случай сблизил нас, скрепив взаимным уважением.
Вот и теперь, в жарком индийском городе, куда переехал на ПМЖ бывший капитан Российской армии и бывший охранник, а ныне бизнесмен Ганифа я надеялся, что он мне не откажет в щепетильном деле. Тем более¸ что мероприятие будет неплохо оплачено. Речь пойдёт не знаю, как и назвать это: то ли о мести одному человеку, то ли о наказании его.
6.
Вечером в открытом кафе, где смуглый пианист играл отрывки из Брамса, Моцарта, Грина, я, попивая за столиком с Леной красное сухое вино, думал о том, что сознание многих людей моего и более старшего поколений в своё время формировалось на книгах, к примеру, о Мистере-Твистере, о Незнайке (и на Луне, и в Солнечном городе), о Мальчише-Кибальчише, о Тимуре и его команде, а потом, уже в зрелые годы на выращенных в агитколбах произведениях о Павке Корчагине, стихах о молодости, которая, как помнится, водила в сабельный поход но в то же время и на книгах Хемингуэя, Ремарка, Нагибина, Солоухина. А теперь бывшие читатели этих детских и недетских книг или решили в своём сознании многое отвергнуть, отторгнуть, рухнуть в потребительские крайности, и, очертя голову, упиться мутантной версией посткоммунистического капитализма, или же как, например, выросшая в небогатой семье честных советских инженеров Ленка, испытывали смутную неловкость в окружении атрибутов буржуазного успеха и постоянно чувствовали себя не в своей тарелке, а можно сказать не в своём времени. Впрочем, это и меня касается.
Надо сказать, что Ленка толком не понимала, как это вдруг мы оказались в отеле на берегу моря. Она могла подумать, например, о большом моём гонораре за неведомую ей работу. Я не стал вдаваться в подробности и не рассказал ей о том, что наша поездка это банальный бартер: турфирма путёвками расплатилась с радиостанцией, где я служил редактором. Да и деньги таким образом мне удалось сэкономить они понадобятся для дела, которым займётся Ганик.
И здесь, среди экзотики и пряных запахов Индии, я после долгого перерыва встречусь с отцом. Скорее всего, он приедет со своей Дрессировщицей.
Отец женился на Дрессировщице спустя два года после смерти моей матери. Отцу было 47 лет, но и в этом возрасте он делал стойку на двух руках. Особенно эффектно это удавалось ему на пляже, на песке или на гальке на фоне моря. Вот эта самая стойка на пицундском пляже и сразила Дрессировщицу; она как-то сама призналась «и я рухнула как берёзка, срубленная под корешок».
Я в то время уже заканчивал учёбу в университете, поэтому все перемены в своей жизни воспринимал по-взрослому. И отца своего понял. И даже подружился с новой женщиной в своей покорёженной семье. Тогда она была Марией Антоновной. «Зови меня Машей», просила он. Она была младше отца и старше меня на десять лет. Я обращался к ней на «вы», но звал Машей.
Дрессировщицей она стала много позже, после того, как в ответ на фразу отца «Вы думаете, лев постарел, и лесная молодёжь может начинать наглеть?» я влепил звонкую и болезненную для него фразу-пощёчину:
Это ты-то лев? Да ты давно уже цирковой пудель, прыгающий на задних лапках перед строгой Дрессировщицей. А цирк твой называется «Игра в буржуазную реставрацию»!
7.
Почти восемь утра. Заснуть так и не удалось. А скоро подъедет Ганифа.
Я побрился, заварил кофе, вышел с чашечкой на балкон. Шумели листья пальм на ветру.
Ганифа нисколько не располнел за эти три года, что мы не виделись. Он вышел из джипа и оказался таким же высоким, сухопарым, каким я его помнил, на его кавказскую и без того смуглую кожу лёг загар Гоа и делал его неотличимым от местных обитателей.
Он поднялся к нам в номер. Мы обнялись, обменялись шутками-прибаутками, похлопали друг друга по плечам.
Сколько лет, сколь зим
Ганик поцеловал ручку Лене.
Очень рад познакомиться.
Я тоже слышала о вас много хорошего
Ганик шутливо-виновато сдвинул брови:
Можно, я украду вашего мужа ненадолго. Посидим с ним в кафе, поговорим. Выпьем кофе-мофе
Коньяка-маньяка, в тон ему поддакнул я.
Вот только без маньяков, пожалуйста, усмехнувшись, попросил Ганик.
Лимит на маньяков исчерпан в этом квартале, с ухмылкой продолжил он фразу, когда мы сели в машину и отъехали от отеля.
И много их здесь водится, маньяков-то? спросил я.
И много их здесь водится, маньяков-то? спросил я.
Да нет, мало, ответил старый друг. Но объявился тут один недавно. Бывший наш. Простой советский человек, но уже имеющий местное гражданство. Месяц назад пришлось застрелить, когда хотел поджечь прогулочный катер.
Ты стрелял? полушутя-полусерьёзно спросил я.
Нет, просто и негромко, как бы устало, ответил Ганик. Зачем? Работал штатный снайпер местной полиции. Я тут при чем? пожал он плечами. Я отвечал за организацию экскурсии от местной турфирмы. Ты что, думал я тут киллером служу, что ли? хохотнул Ганифа.
Ну а что? Песня такая была в моём детстве: «есть много профессий на свете хороших» Ладно. И тем не менее. Я помолчал и через несколько секунд заговорил другим тоном. Я привёз деликатный заказ, рассчитываю на твою помощь.
Серебристая праворульная «исузу-трупер» Ганика бежала по почти пустынному утреннему шоссе. Мелькали отели, двухэтажные дома с розовыми кустами, между ними мусорные кучи и брезентовые синие жилища местных бедняков, остались позади католическая церковь, два торговых центра с горящей свалкой между ними, индуистский храм.
Мы остановились перед кафе-верандой.
Прежде чем выйти из машины, Ганифа, выключив двигатель и помолчав несколько секунд, спросил:
Тебя очень сильно огорчили?
Я понял его вопрос правильно.
Ганик, спокойно. Ни штатный, ни внештатный снайпер-хренайпер не нужен. Мне нужна в моих делах ты не поверишь Лейла.
Лейла? Ганик изумлённо посмотрел на меня, хлопнув длинными ресницами. Лейла тебе нужна? Моя сестра? Ты шутишь?
Нет, шутки в сторону. Нужны таланты Лейлы.
Мой друг скорчил утрированно удивлённую рожицу.
Пока ничего не понимаю. Ганик помолчал. Ладно, пошли пить кофе.
Он что-то сказал официанту на хинди, и вскоре нам принесли кофе в маленьких белоснежных чашках.
Насчет Лейлы Ты меня удивил. Но она ведь уже много лет сидит дома дети, то-сё, муж-торгаш, помогает ему: бизнес-шмизнес даже не знаю, чем она тебе может быть полезна. Ты меня заинтриговал.
Ганифа отхлебнул кофе из крошечной белой чашки.
Слушаю тебя.
Ганифа, меня интересует тот её своеобразный талант, за который она пострадала в матушке-России. Пожалуйста, упроси её, это абсолютно безопасно. Материал имеет сугубо частный характер. Никакого криминала, успокоил его я.
Ах, вот оно что Как быстро нужно сделать?
Мне нужно всё здесь. Здесь будет встреча с тем, для кого Лейла подготовит материал. Примерно через две недели. В отеле «Розовый песок». Мне к этому времени нужно, чтобы всё было готово.
«Розовый песок», знаю. Хороший отель. Ганифа, затягиваясь вишнёвой сигареткой, глянул на меня. Понял. Постараюсь уговорить сестричку.
Вот и хорошо, просто ответил я. Спасибо, старина.
8.
Вечером Ленка читала дамский роман по-английски, что-то подчёркивала в нём карандашом, видимо, переводила очередную муть для очередного жуликоватого частного издательства, где она служила после нищенской зарплаты в средней школе, в которой зимой часто вырубалось отопление, и приходилось учителям и ученикам, дыша морозным паром и часто болея, преподавать и осваивать науки почти в экстремальных условиях. Пришлось Ленке уйти из школы.