Шесть тонн тушенки. Обожрался твой муж, наш преседатель. Похорони яво, а мы себе изберем Мишкупридурка.
Ляна, не морочь мине голову, мине нужна Скорая помош, та что с большим крестом прыгает по выбоинам. Погинет мой, погибне человек. А тушенку в одном экземпляре яму подарил маршал Монтгомери, сказав при этом:
Ешь Иосиф, пондравится, на все село вышлю. Кто виноват, что она отравлена оказалась. Старший брат отравил, должно быть.
Срочно была направлена петиция в Осиное гнездо, а работники Осиного гнезда возмутились еще больше: как это так, почему не доложил. Это он полтонны тушенки прикарманил! И не поделился, жмотина. Ату его! Чтоб остальным неповадно.
Короче, председатель Кузьмук был дискредитирован, и не мог быть серьезным соперником Лимону на выборах, что проводились впервые. Кузьмук с треском провалился, а Лимон с треском победил. Село приобрело нового председателя, маленького, тщедушного, в метр сорок ростом, худосочного, с немного вдавленным левым глазом. Такого председателя можно передвигать тудасюда, как пешку на шахматной доске, думали и даже утверждали избиратели села. Такой нам и нужен. Именно такой и никакой другой в этом все были убеждены от мала до велика. Все годы всякие, понимаешь, председатели крутили, вертели нами, как им вздумается, а теперь пора и нам крутить вертеть председателем, куда нам вздумается.
Он будет у нас настоящий народный слуга! утверждали не только его многочисленные родственники, но и остальные граждане села.
Эта наивность и слепота впоследствии каждому жителю обошлась в копеечку. Каждый потом покупал по кусочку земли под строительство дома у маленького, тщедушного, косоглазого председателя за доллары, да еще низко кланялся и благодарил при этом, а Лимон величественно улыбался и говорил при этом: только для вас я могу это сделать.
Не только один человек может быть столь доверчивым и наивным, но и целое село, а, возможно, и весь район, область, государство.
Как иначе объяснить поведение русской интеллигенции, которая не только ратовала, но и раскрыла объятия коммунистам, рвущимся к власти в 1917 году? А потом была уничтожена в знак благодарности и не только она, но и миллионы наивных граждан. А маленькому селу, где проживают чуть больше трех тысяч человек, сам Бог велел быть наивными и доверчивыми.
Очень скоро выяснилось, что коротышка Лимон крепкий орешек. Он тщательно стал приглядываться к сотрудникам, работавшим с прежним председателем, и постепенно всех заменил своими родственниками, а в депутаты протащил друзей, у которых, как и у него были отличные оценки по физкультуре и труду.
Следующим шагом, предпринятым Лимоном, был четкий график работы всей администрации села. Сам он работал два дня в неделю по понедельникам и средам, вел прием населения, а все его подчиненные каждый день с девяти до пяти трудились в поте лица. Правда, это не значило, что председатель только эти два дня работал, а другие дни валялся дома на кровати под бочком у жены. Один день он заседал в Рухове, один день тратил на поездку в Ужгород, а по пятницам обходил крестьянские дворы.
Какие просьбы у вас к местной власти? спрашивал он обычно хозяина дома.
У нас у всех одна просьба: земельку бы нам вернуть, ту, что принадлежала деду, а потом ее национализировали коммунисты.
Ну да, земля крестьянам, как обещал Ильич, когда хотел захватить власть, учено отвечал Лимон.
Да, конечно, но только в цветочных горшках. Столько земли нам оставили, а большенини! Но все было в колхозе. В последнее время можно было украсть, а то и с бригадиром договориться. Дашь бутылку тебе стог сена взамен, дашь еще два мешка картошки тебе, взваливай на плечи в вечерних сумерках и тащи домой. Даже теленка можно было заполучить за корчагу самогона. Временато были не такие уж и плохие. А теперь работать надо на этой земле, будь она неладна, говорила Серафима Анатольевна, бывшая передовая доярка.
Много проблем с этой землей: народу много, а земли земля большой дефицит. У нас две третьи площадей покрыто лесами.
Ну, как-нибудь, Лорикэрик Семенович. Я в долгу не останусь, даю слово.
Дадите заработать?
Дам.
Знаете, зарплата у нас, председателей, маленькая, а расходы большие. Я, когда работал учителем физкультуры, получал больше, чем сейчас, а работы было в три раза меньше. Я отвечал только за учеников, а теперь приходится отвечать за взрослых. Но взрослые тоже бывают, как дети, а иногда и хуже детей. Ты ему доказываешь, что белое это белое, а он наоборот, что белое вовсе не белое, а черное.
Много проблем с этой землей: народу много, а земли земля большой дефицит. У нас две третьи площадей покрыто лесами.
Ну, как-нибудь, Лорикэрик Семенович. Я в долгу не останусь, даю слово.
Дадите заработать?
Дам.
Знаете, зарплата у нас, председателей, маленькая, а расходы большие. Я, когда работал учителем физкультуры, получал больше, чем сейчас, а работы было в три раза меньше. Я отвечал только за учеников, а теперь приходится отвечать за взрослых. Но взрослые тоже бывают, как дети, а иногда и хуже детей. Ты ему доказываешь, что белое это белое, а он наоборот, что белое вовсе не белое, а черное.
У меня сто долларов, сказала Серафима Анатольевна.
Сто долларов за одну сотку?
Да вы что? У меня пятнадцать с колхозных времен осталось, прибавьте еще хоть десять соток, просила Серафима Анатольевна.
Маловато. Пять соток могу прибавить. И то с разрешения Рухова. Там, знаете, тоже не лыком шиты, знают, что к чему. Им тоже надо, чтото дать. Если вы сами с ними разберетесь, то сто дорлларов я у вас возьму в долг. Вы, пожалуйста, не думайте, что я беру взятки, Боже сохрани! будем считать, что я у вас одалживаю и при первой же возможности постараюсь вернуть вам ваши сто долларов с процентами. Может, у меня премия, какая будет? Я не хочу, чтоб вы подумали, что я беру взятки, Боже сохрани! Никогда ни я, ни мой отец, ни моя мать взяток не брали. Мать всегда говорила: это грех большой. Когда она работала уборщицей в школе, всякое бывало: то ученик, знаете, у малышей в голове ветер гуляет: то сумку с книгами забудет, а в сумке десятка валяется, то просто бутерброд, в газету завернутый, на дне сумки валяется, мать никогда не присваивала. А лакомилась, губы облизывала, плохо засыпала ночью и все такое прочее. Так что, видите, школа моего воспитания еще та не найдешь теперь во всей округе.
Да что вы, Лорикэрик Семенович, Бог с вами. Я одалживаю вам сто долларов, вот и все. Только процентов мне не нужно. Вместо процентов, сделайте мне десять соток и немного земли под сенокос, коровку хотела бы завести, а то в селе как жить без коровы, не на рынке же молоко покупать, правда?
Истинно так, согласился Лимон. Я пришлю вам землемера. Только вы его тоже не обижайте. В карман ему двадцатку как-нибудь незаметно постарайтесь сунуть.
А он мне сунет? Я изголодалась уж вся, молодая еще. Ворочаюсь в кровати и локти кусаю. Вам это неведомо, должно быть.
Вы баба кровь с молоком. Землемер своего не упустит, можете не волноваться. Он будет завтра. Никуда из дому не уходите.
3
В назначенный срок землемер не пришел. Чтобы обезопасить себя от всяких неожиданностей, Лимон позвонил в Осиное гнездо заведующему земельным отделом Сосуну с просьбой прислать представителя, либо самому приехать для надела земли крестьянам и не в цветочных горшках, как раньше.
Ты без мине никого землей не награждай, понял? Я пришлю тебе представителя. Это будет госпожа Кобылко Памила Варламовна, моя помощница и моя симпатия, признаюсь честно; ты ее хорошо знаешь. Она у нас здесь работает с тех самых пор, как русский престол занял мудрый Леонид Ильич, понял? Такто. Смотри, чтоб был порядок, изрек Сосун. Молодец, что позвонил. Так держать, Лимончик. И повесил трубку.
Землемер Поп, которого также прозвали попа, был вызван к Лимону и получил необходимые инструкции относительно надела земли Серафиме Анатольевне и Валерию Ивановичу, у которого недавно занял триста долларов без обязательства вернуть в ближайшие пятьдесят лет.
Помощник Сосуна, госпожа Кобылко, в понедельник утром села в машину, принадлежащую народу, но числящуюся за Осиным гнездом и помчалась в глухой уголок за пятьдесят километров делить землю крестьянам.
Теперь нечего держать землю в горшках, как было при советской власти, иди, работай, пользуйся, получай урожаи, строй дома для своих детей и внуков. Во! благодатьто какая, а? Только нас благодарить будут? А то народ неблагодарный, я знаю наш народ. Раньше, при коммунистах, за земельный надел, превышающий пятнадцать соток, готовы были все отдать, а теперь коробки конфет жалко, жаловалась Памила Варлаамовна.
Да, да, я полностью с вами согласен, кивал головой землемер Поп. Но, посмотрим. Не все одинаковы. И потом, есть люди, у которых гроша за душой нет.
Пусть отрабатывают. У вас вон как речка петляет, наверняка, надо дамбы строить, чтоб во время половодья никакой беды не было, с ученым видом сказала Памила Варлаамовна.