«Чья-то неумная шутка», сначала подумал Верховцев, но последняя строка записки заставила его вернуться в прошлое. Тогда Верховцев учился в литературном институте и пробовал писать стихи для факультетской стенгазеты. Он вспомнил этот первый поэтический опыт:
Прислушайся, проснувшись поутру:
Там крылья ангелов трепещут на ветру.
Над чистотою белых вод
Прекрасен светлый их полёт.
Этот стихотворный опыт остался у Верховцева оказался первым и последним. Он увлёкся прозой. И вот такая странная записка. Александр ещё раз ей прочёл и начал собираться.
Трамвай-трактир «Аннушка» скучал на закольцованных рельсах в ожидании посетителей. Верховцев прошёл мимо этого раритета булгаковской эпохи и направился к памятнику автору «Горя от ума». Вдоль аллейки кучковались разные неформалы: рокеры, брейкеры, металлисты, рэперы, готы. Александр прошёл мимо них к постаменту и увидел странную картину: неподалёку от памятника какой-то чудак грёб пластиковыми вёслами посуху, сидя в двухместной надувной лодке. Заметив Верховцева, странный человек помахал ему рукой: «Эй, залезай! Уже десять минут тебя жду!» Верховцев оглянулся и понял, что обращаются именно к нему. Александр забрался в лодку и уставился на гребца. Тому было на вид лет двадцать пять. Коричневые новые туфли на толстой подошве, серые с блеском брюки контрастировали с дешёвой зелёной болоньевой курткой на блестящих пуговицах. Карие глаза на круглом лице безусого юнца доброжелательно смотрели на пассажира. «Куда плывём? Верховцев кивнул на вёсла. «Неправильный вопрос. Зачем плывём? гребец несколько раз взмахнул вёслами, потом вынул их из уключин и уложил на дно лодки, Давай знакомиться: Мишаня ловец человеков».
Александр инженер человеческих душ, пошутил в свою очередь писатель, И на что ловишь?
Когда как: иногда на деньги, иногда на обещания счастья, он достал удочку с ярко красным поплавком и толстой леской, привязал к грузику сотенную купюру и сделал дальний заброс. Прохожие проходили мимо, опасливо обходя сторублёвку.
Надо менять наживку, Мишаня подтянул снасть к лодке, Ой, кажется, рыбинспектор плывёт. Добычу за борт, быстро вылезай. Если что, просто проплывал мимо, присел отдохнуть.
Александр вылез из лодки и спрятался за Грибоедовым. А к Мишане подошёл полицейский.
Почему нарушаем? грозно произнёс служивый
Господин инспектор, у меня лицензия, Мишаня протянул какую-то бумажку. Тот прочитал и веско произнёс:
Если у тебя справка, это не значит, что можно промышлять на асфальте. Вон, пруд рядом. Нарушать общественный порядок никому не позволено, даже психам. Сматывай удочки и собирай манатки. Через десять минут, чтобы я тебя здесь не видел, полицейский грозно двинулся в сторону трамвая-трактира.
Выходи, поможешь лодку до пруда дотащить, позвал Мишаня.
Лодка благополучно перекочевала на бывшие Патриаршие пруды.
А что за бумажка у тебя? Верховцев внимательно посмотрел на наивное лицо Мишани.
От психиатра.
У тебя что, чего-то в голове не хватает?
Нет, просто ничего лишнего. Я блаженный. Слыхал про Василия Блаженного? Он даже видел будущее, Мишаня важно надул щёки.
Ну, а ты можешь сказать, что будет завтра?
Завтра в восемь утра ты выезжаешь в Оптину Пустынь к отцу Сергию.
Зачем?
Записку тебе написал он. А на словах передал, что тебе пора менять жизнь и не только свою. Завтра в восемь от Тёплого Стана автобусом до Козельска, потом на маршрутке до Оптиной Пустыни.
Верховцев сел на скамью у памятника великому писателю и задумался. Он и сам чувствовал, что пора менять жизнь к лучшему, но не знал как. Наверное, прав блаженный Мишаня: завтрашний день уже предопределён. Надо ехать
Александр, вы? рядом стояла Ирина Ланская, Что вы здесь делаете?
Да, вот, решил пройтись по булгаковским местам, Верховцев вскочил со скамьи.
Меня тоже завораживают Чистые пруды. Здесь какая-то особая магия времени. Словно соприкасаешься с параллельным миром.
Позвольте вас пригласить в трактир, Верховцев показал глазами на закольцованный трамвай.
Пожалуй, не откажусь, Ирина позволила взять её под руку, и они направились в заведение на рельсах. Там заказали расстегаи и чай с лимоном. Верховцев смотрел на Ирину и любовался её особенной красотой: умные серые глаза, высокий лоб, греческий носик, чуть ироничные губы, милые ямочки на щеках, когда она улыбалась. Ирина почувствовала его взгляд, и её щёки окрасил прелестный румянец. Говорили сначала о литературе, потом о классической музыке. Время незаметно летело за интересной беседой. После трактира они подошли к пруду.
Пожалуй, не откажусь, Ирина позволила взять её под руку, и они направились в заведение на рельсах. Там заказали расстегаи и чай с лимоном. Верховцев смотрел на Ирину и любовался её особенной красотой: умные серые глаза, высокий лоб, греческий носик, чуть ироничные губы, милые ямочки на щеках, когда она улыбалась. Ирина почувствовала его взгляд, и её щёки окрасил прелестный румянец. Говорили сначала о литературе, потом о классической музыке. Время незаметно летело за интересной беседой. После трактира они подошли к пруду.
Идёмте ко мне, наконец решился Верховцев.
Вы хотите познакомить меня с родителями?
Я живу один, мужчина привлёк Ирину к себе.
Мне кажется, неприлично просто так заходить в гости к одинокому мужчине, отстранилась Ланская.
Это всё пуританские предрассудки, Верховцев поцеловал Ирину в губы и сразу получил звонкую пощёчину.
Не провожайте меня, вспыхнула Ирина и быстро пошла прочь. А Верховцев растерянно опустился на скамью.
Глава 6
Отец Сергий метнул из под седых бровей на вошедшего хитровато-проницательный взгляд: «Заходи с Богом».
Верховцев удивился скромной обстановке кельи старца. Деревянные нары с лоскутным одеялом, оцинкованное ведро с алюминиевой кружкой, образ Спасителя в красном углу и каменный пол, истёртый до блеска молитвенными бдениями.
Отец наш небесный, а мать родная земля. На ней и живём, за неё и молитвы мои. Тёмные века кончаются, пора дальше идти. Но люди ещё прошлым живут, боятся из своей норки нос высунуть. Эдак и светлое завтра просидим в темноте и грядущее царство небесное пропустим, издалека начал старец.
Отец Сергий, я светский человек и в царство небесное не верю. Чем же я могу вам помочь?
Александр, нельзя одновременно служить и Богу и дьяволу.
О чём вы, отец Сергий?
О твоей тёмной книге.
Отец Сергий, книга получила высокую оценку и международное признание.
А я ведь название книги не сказал, а ты уже сам понял, какая твоя книга тёмная, уличил писателя монах.
Я старался правду писать. И за каждое слово в книге отвечаю, обиделся Верховцев.
Старался правду, а получилась ложь, смиренно произнёс старец.
И в чём ложь?
А в том, что неполная правда и есть ложь. В книге ты пишешь о том, что плохо в России. Но у тебя нет ни одного светлого образа, ни одного лучика добра и света. А ведь Русь Бел Свет была изначально и есть теперь, отец Сергий прошёл в красный угол, опустился на колени и погрузился в молитву.
А Верховцев присел на нары и призадумался. Сколько тёмного в людей вливается средствами массовой информации: в теленовостях аварии, катастрофы, преступления, в кино насилие и убийства, в прессе сплетни и грязные слухи. И его книга, возможно, стала последней каплей, переполнившей чашу негатива. Да и Ирина сказала, что книга мрачная. Жаль, вчера так нехорошо получилось. Привык, дурак, к доступным женщинам. Как стыдно Надо будет перед ней извиниться.
Тем временем монах закончил молитву, трижды перекрестился, встал с колен и обратился к Александру:
За тебя молился, чтобы Бог тебе дал силы выполнить твоё предназначение написать светлую книгу, которая призовёт чистых душой и сердцем сделать Россию царством Божьим на Земле.
Отец Сергий, я совсем не ангел. Как же нечистый человек сможет написать светлую книгу?
Не ангелы меняют жизнь людей к лучшему, а обыкновенные люди с их грехами и слабостями. Один раскаявшийся грешник дороже девяноста девяти праведников. Бог дал тебе талант, и грех не использовать его на богоугодное дело. Остальные свои грехи ты сам знаешь. А если какие забыл, то представь, что тебе отпущен Богом год жизни и подумай, что можно за это время исправить. А как исправишь, берись за книгу с чистой душой.
Отец Сергий, мне всё время кажется, что мы с вами где-то встречались. И эти мои юношеские стихи в вашей записке Верховцев изучал лицо седобородого монаха. Ничего знакомого, вот только глаза Неожиданно Александр вспомнил: Сергей Андреевич, вы?!
Узнал! Да, в миру был Сергей Андреевич Решетов. А после пострижения монах Сергий.
Решетова в институте уважали. Учёный широчайшего кругозора, замечательный педагог. Он же курировал факультетскую стенную газету «Слово за слово», где когда-то «печатался» Верховцев. Решетов всячески поощрял талантливого студента: зачёты ставил «автоматом» и не задавал дополнительных вопросов на экзаменах. «Не зарывай свой талант, он ещё всем пригодится!» говаривал профессор. Неожиданно Решетов уволился и уехал из Москвы. Поговаривали, что причиной тому был идейный конфликт с руководством института. Доходили слухи, что он принял монашество, кто-то видел его на Валааме, кто-то на Афоне. Короче был человек, а остались только слухи и домыслы.