Это бело-желтый церковный ансамбль 1830-го года застройки, в тот период в России повсеместно господствовал классический стиль. Вот почему эта католическая церковь имела не готический облик, а византийский: была увенчана большим куполом. Кроме храма, от прежних приходских застроек сохранилась замечательная колокольня и приходской дом, в котором сейчас располагается приют для бездомных. А еще восстановили приходскую школу, и теперь туристам демонстрируют великолепный католический архитектурный ансамбль на горе Обруб, и к храму ведет чудом уцелевшая единственная в городе булыжная мостовая.
Наша церковь всегда выглядит нарядно и торжественно, а сегодня еще и большой праздник рукоположение в священники парня, которого многие тут знают с малых лет. И священники, и семинаристы, и прихожане, и даже наша съемочная группа из «Каны» все охвачены радостным волнением, и у некоторых я замечаю на глазах слезы.
Виктор с виду спокоен, как танк, волнение выдает лишь мокрый лоб.
Оператор Стас подробно запечатлел все основные моменты исторической Мессы, начиная с облачения молодого человека в белую сутану, ну, как тут и была! И всеобщий любимец Витя с этого момента превратился в отца Виктора. Мы здесь, а он там
Лесник в третьем поколении
Виктор, когда нам дашь интервью? улучила момент, пробившись через поздравлявших и раздвинув букеты.
Разве что завтра, прикинул Виктор. Где?
А давай съездим в твое село, у нас машина, предложила я.
Туда не проехать, там болото, бездорожье, возразил Медведь. Это только зимой можно, когда все замерзнет. Вообще-то там уже никто не живет.
Как, а твоя мама?
Она давно в Томске.
Может, у вас дома?
Да я там никогда и не жил, пожал плечами Виктор.
Хорошо бы где-нибудь в лесу, ты ж потомственный лесник, сообразила я.
Давай в Тимирязевском бору, все-таки это была территория моего отца, пока он был жив.
Тимирязевский бор начинается сразу же за мостом, на выезде из города.
Высокие сосны без подлеска, сизый мох с брусничником и черничником излюбленное место томских грибников. Там всегда росли лисички, моховики и даже боровики, и на всех хватало.
Туда мы и привезли нашего Медведя. На этот раз он был в серой форменной рубашке с «колорадкой». Мы заставили его пройтись по пригорку на камеру, затем усадили на пенек меж сосен, и приступили к записи основного синхрона, без которого не смонтируешь никакого фильма.
Вот так, не спеша, сидя на пеньке, поведал нам Медведь свою лесную историю.
Оказывается, он профессиональный лесник в третьем поколении: дед был лесником в Литве, затем отец. После оккупации Прибалтики их выслали в Сибирь вместе с семьями, поскольку всех лесников подозревали и не без оснований! в пособничестве «зеленым братьям». Так они попали в северное село Копаное Озеро, примерно триста километров будет от Томска, глушь страшная. Зато там никто не мешал ссыльным а в селе жили не только литовцы, но и латгальцы, и поляки, соблюдать религиозные обряды.
Отец служил лесником, и Виктор тоже решил пойти по его стопам.
Отслужив армию, парень поступил в Красноярский лесной институт, успешно закончил и вернулся на родину молодым специалистом. Через год заменил отца после его смерти, а еще через год принял новое решение стать католическим священником.
У меня была девушка, но в какой-то момент мне показалось, что брак это не мой путь, невозмутимо, почти равнодушно рассказывал Медведь.
Тяжело было в армии?
Морально да, также безэмоционально ответил он.
Как-то раз старшина попытался заставить его украсть в селе какие-то стройматериалы.
Я не могу этого сделать, ответил Медведь и тут же угодил на гауптвахту.
Через несколько дней начальник повторил свой приказ, но безуспешно. Уж не знаю, сколько суток провел Виктор на гауптвахте, только до старшины внезапно дошло:
Ты верующий, что ли?
Да.
Только тогда тот, наконец, отстал от бедного солдата.
На табуретку не встать?
В лесу было солнечно и приветливо, на фоне тишины громко щебетали птички. Однако то тут, то там валялись кучи мусора пластиковые бутылки, пакеты, пивные банки и прочие следы «пикников у обочины».
Зас засорили лес совсем, покосился Медведь.
Продолжить нашу кинематографическую работу мы решили в приюте Белых Сестер, где на пару дней обосновался Виктор. Все мои просьбы новоиспеченный священник выполнял послушно, терпеливо, правда, несколько иронично.
А теперь, пожалуйста, прочитай «Радуйся, Мария» на литовском языке, попросила я его.
На табуретку встать? предложил он без улыбки, только в голубых глазах прыгали искорки.
Друзья, я вынужден вас огорчить, вдруг подал голос Стас. У меня что-то звук был отключен
И давно? упавшим голосом поинтересовалась я.
Стас по обыкновению был или выпившим, или с похмелья, поэтому результат его работы был непредсказуемым.
В общем, вот эту молитву надо будет повторить.
Вымотанный Медведь только вздохнул.
Как он к нам «друзья», подмигнула я Виктору. Какие мы тебе друзья снимать не умеешь, повернулась я к провинившемуся коллеге.
В это время дверь в комнату приоткрылась, и в проеме показалась голова темнокожей монахини:
Принести обед?
Но я не могу один, у меня гости, указал Виктор на нас.
Голова закивала и исчезла, а через минуту сестра в белом сари внесла в комнату поднос и составила на стол три порции супа.
Мы с готовностью уселись за стол:
Батюшка, вы теперь профессионал, благословите нам супчик, попросила я Виктора, и он совершенно серьезно произнес молитву, полагающуюся перед едой.
Не может он один, говорит, поддразнила я его. А чего это ты не можешь один, сел бы да поел, подумаешь.
Медведь засмеялся.
Ну все, осталось фотографии поснимать, подытожила я после обеда, и Виктор развернул пакет с черно-белым семейным архивом.
Если бы я не знала, что эти фото сделаны в сибирском захолустье, я бы точно подумала, что это какой-то литовский фольклор: пожилые люди с нездешними тонкими чертами лица, в традиционной одежде, на фоне какой-то старинно-музейной утвари.
Это мои бабушка с дедушкой. А вот отец в своей конторе, комментировал Виктор. Это мое первое место работы после института. А тут помнишь? протянул мне маленькую цветную карточку.
Я с удивлением узнала себя на фоне нашего храма, в грязной одежде. А вон и Медведь.
Так это же тот субботник!
Возьми себе, если хочешь.
Общий план освещенного летним солнцем соснового бора. Медленно приближается плечистый деревенский парень, звучит молитва по-литовски, а фоном мазурка Шопена.
Так я начала свой фильм про священника Виктора, лесника в третьем поколении, истинного арийца, с характером твердым, нордическим, закаленным в сибирской глухой деревне. И музыка Шопена это лучшее в моем понимании, что я могла бы для него сделать.
Деревенский батюшка
Медведя назначили служить в приходе новосибирского Кафедрального собора.
Оживление приходской жизни все почувствовали незамедлительно. Отец Виктор быстро завершил строительство загородного молодежного центра, и в новом здании у реки теперь без конца проводились духовные упражнения, встречи, Каникулы с Богом. Было где отпраздновать венчания, дни рождения, рождественские и пасхальные мероприятия, а то и просто покататься на лыжах зимой или покупаться летом.
По инициативе отца Виктора перед Рождеством и Пасхой прихожане организовали благотворительные ярмарки сувенирных изделий собственного изготовления, а средства от распродажи пошли в приходскую казну.
Унаследовав миссионерский запал томских священников, которые неустанно разыскивали католиков по окрестным деревням и селам, отец Виктор находил и открывал приход за приходом в различных местечках вокруг Новосибирска.
Я сам деревенский, поэтому понимаю этих людей, знаю, как с ними надо, и хочу с ними работать, говорил он.
Люди были непростыми, не открывались первому встречному. Медведь заезжал в незнакомую деревню и первым делом заходил в сельпо, кланялся «здравствуйте», покупал хлеб, завязывал разговор и через пятнадцать минут уже все знал, где какие немцы, поляки, украинцы, где живут, кто из них католики.
Между прочим, католиков ему иногда удавалось вычислить и без сельпо: по особой застройке домишек и по аккуратному внешнему виду.
«Здесь живут ссыльные немцы», прикидывал он и стучал в калитку:
Слава Иисусу Христу!
Через год в области было уже целых девять приходов, и каждые выходные ему приходилось выезжать на Богослужение. В одних селах сложились крупные семейные общины, в других его ждала всего пара ветхих старушек, тем не менее Виктор с одинаковым энтузиазмом посещал и тех, и других.