Как-то раз я уговорила его взять с собой оператора Стаса, и тот наснимал интересный материал о католиках сибирских деревень. Правда, по дороге машина застряла в сугробах, и парни кое-как ее вытолкали.
Настоятелем отец Виктор был правильным и надежным. В меру открытый, в меру осторожный, он четко соблюдал дистанцию между людьми. Готовый прийти на помощь, он никому не позволял сесть себе на шею и не допускал панибратства.
Что касается меня лично, то через Медведя Бог сотворил в моей жизни несколько чудес, иначе не назовешь.
Голос отдельно
Век не забуду эту Пасхальную службу, на которую я пришла одна, без семьи, с опухшими от слез глазами: муж на корпоративной вечеринке якобы по случаю Пасхи, дочка где-то с парнем.
Хорошо, что в церкви я сразу встретила Марину. Пожаловалась, что ужасно не хочется идти домой после Мессы, в пустую квартиру, и она пригласила меня ночевать к себе домой. И сразу мне стало легко.
А вон твоя дочка стоит, сообщила Марина. Какой красоткой стала.
Ага, значит, все-таки пришла в храм. А что она делает? поинтересовалась я. Ничего не вижу
Обнимается с каким-то парнишкой, доложила высокая Марина.
Тьфу!
За алтарем Виктор, тогда еще зеленый семинарист, которого перед Пасхой рукоположили в чтецы. От имени Понтия Пилата допрашивал Иисуса Христа. Того озвучивал сам епископ. Правда, выглядело все это немного странно.
«Ты Царь Иудейский?» вопрошал Виктор своим добрым глуховатым голосом.
А епископ у трона, в нарядной сутане, властно и напористо возражал:
«Ты говоришь, что Я Царь».
Эх, им бы поменяться, шепнула я Марине.
Мне хотелось, чтобы от имени Иисуса читал Виктор.
Утреннюю мессу в Кафедральном соборе мы с Мариной, конечно, проспали.
Зато у меня возникла мысль:
А не поехать ли нам в храм на улице Мира там Иисус иногда улыбается с большого распятия?
Шутишь, сказала Марина.
Нисколько. Об этом все знают. Как, ты там еще не была? удивилась я. Поехали. Совершим пасхальное паломничество.
Через весь город, по дождю, на перекладных кое-как мы добрались до маленькой церкви.
Каково же было наше разочарование, когда мы поняли, что Месса закончилась. Оказалось, что в связи с приездом епископа и семинаристов ее перенесли на час раньше. О, нет!..
Марина, тебе не кажется, что для отдельно взятых нас с тобой все еще продолжается Великий Пост? разозлилась я.
А где твое улыбающееся Распятие? вспомнила Марина. Давай хоть подойдем ближе.
Церковь опустела. Мы прошли вперед и уселись на переднюю лавку. Пригляделись к большому распятию гипсовый Иисус действительно улыбался. Вопреки всему.
«Чему же тут улыбаться», мрачно подумала я.
Как вдруг передо мной возникла фигура Медведя.
Христос воскрес! Вот, решил поздравить землячку. А Шурика твоего я вчера уже видел.
Где?!!
В храме, после Мессы. Он ходил и искал вас с дочкой, спросил еще у меня: где моя семья?
Марина посмотрела на него так, словно бы ей явился настоящий ангел.
Воистину воскрес!
Теперь мне стало понятно, чему Иисус улыбался (Сама же сказала, что Виктор должен говорить от имени Иисуса. Ну так Он и прислал мне Свой голос!!!)
Улыбка отдельно, значит, а голос отдельно, усмехнулась Марина.
Марина, я еду домой. Очень тороплюсь. В общем, Христос воскрес!
Сосновые дрова
Ну вот, поработал «телефонным проводом», довольно улыбнулся Медведь, когда спустя десять лет я напомнила ему эту историю.
Мы сидели в нашем новом двухэтажном коттедже, на кухне, рядом с печкой.
«Коттедж» слишком сильно сказано.
Два года назад Шурик занял денег и купил развалюшку в частном секторе с тем, чтобы снести, построить на этом месте что-то поприличнее и продать. Однако документы оказались косячными, и разбирательство отняло кучу времени. Стройку пришлось отложить, проценты наросли, и в конце концов пришлось срочно продавать за долги собственную, только что отремонтированную, квартиру, а самим переселяться в недостроенный коттедж. И все это выпало на декабрьские морозы
Как попало заселившись, мы растерянно бродили по огромному, насквозь промерзшему помещению, не снимая шуб, и никак не могли согреться. Шурик трясущимися руками пытался растопить печку, а обледенелые березовые дрова отказывались разгораться. Я молчала, слезы катились по щекам, а расстроенный Шурик тщетно пытался меня утешить.
Как попало заселившись, мы растерянно бродили по огромному, насквозь промерзшему помещению, не снимая шуб, и никак не могли согреться. Шурик трясущимися руками пытался растопить печку, а обледенелые березовые дрова отказывались разгораться. Я молчала, слезы катились по щекам, а расстроенный Шурик тщетно пытался меня утешить.
На следующий день, в церкви, после Богослужения, я подошла к отцу Виктору и попросила освятить «весь этот мусор», который теперь стал нашим новым домом.
Сейчас обед, а в пять часов у меня встреча молодежи задумчиво прикидывал священник.
А обед это обязательно? спросила я.
Желательно, уточнил Медведь, иронично улыбнувшись.
Это я к тому, что поесть-то можно и у нас, смутилась я. Только сегодня я вряд ли смогу угостить чем-то хорошим Пельмени казенные разве что
Сойдет, махнул рукой отец Виктор и пошел за пальто.
Обнявшись при встрече с «земляком» Шуриком, Виктор облачился в сутану прошел по всем комнатам и побрызгал углы святой водой, читая вслух по толстой книге.
Затем мы устроились в относительно теплом месте, на кухне, и я разложила по тарелкам горячие пельмени из магазина, сваренные на электрической печке. Мы чокнулись одноразовыми стаканчиками с красным вином, из дешевого пакета. Походное такое новоселье.
Чем топите? озабоченно спросил Виктор.
Березой, только поленья мерзлые, никак не разгораются, пожаловался Шурик.
Медведь с сомнением посмотрел на охапку березовых чурок, валявшихся в углу.
Эх, сюда бы сосновых досок, размечтался он. А от них и береза хорошо будет разгораться. Надо смешивать то и другое.
На следующий день, возвращаясь домой с работы, с изумлением вижу посреди двора гору сосновых досок.
Откуда дровишки?! спросила у мужа, который возбужденно крутился у кучи.
Медведь наколдовал!
Нет, серьезно: где взял?
Шел мимо одного дома, а там, похоже, затеяли замену полов: старые выбросили прямо под окна. «Не нужны?» спрашиваю у хозяев. «Забирай», говорят. Я тут же вызвал «газель», погрузил и вот Этого нам хватит до конца зимы, и Шурик снова взялся за пилу, чтобы распилить рейку на части.
Сухие, крепко просмоленные доски вспыхивали в топке с одной спички, весело потрескивая и занимаясь ярким пламенем. В огонь мы подкидывали березовые поленья, и те долго и ровно горели, отдавая жар, и по всем комнатам распространялось блаженное тепло с запахом кошачьей жизнедеятельности, видимо, за годы эксплуатации деревянный пол намертво впитал запах нескольких поколений домашних животных.
Ну, считай, что зиму пережили, с облегчением сказал Шурик. С легкой руки Виктора.
Студия художника
Когда через год мы снова пригласили Медведя в гости, дом уже куда больше походил на «коттедж».
Шурик отремонтировал сантехнику, покрасил стены, выложил полы кафелем. В гостиной стоял красивый камин, на тумбочке аквариум, со второго этажа вовсю раздавалось птичье щебетание там жили чижи, щеглы, попугаи.
Мне было немного стыдно за скудный казенный обед, которым я накормила священника в прошлый визит, и на этот раз я расстаралась: запекла свинину в духовке, предварительно нашпиговав чесноком и обмазав специями. И винцо купила поприличнее.
И тут случилось нечто странное: зайдя в дом, подняв голову к потолку, высоченному, согласно архитектурному замыслу мужа, отец Виктор вдруг произнес загадочную фразу:
Ваш дом для меня это студия художника.
«При чем тут это, у нас все сплошь музыканты, а не художники», удивилась я про себя.
Его слова я вспомнила через несколько лет, когда все стены были плотно увешаны картинами. Моими собственными, между прочим.
Ничто не предвещало, что я начну рисовать.
Но как только я потеряла работу в католической киностудии, у меня появилось свободное время. Неожиданно для самой себя я вдруг записалась в изостудию для взрослых. Там учили рисовать сангиной и маслом, пастелью и гуашью.
Глаза боятся, а руки делают. На моем мольберте проявлялись то натюрморты, то пейзажи. Дочка специально покупала для меня цветы, и долгими зимними вечерами я рисовала розы и хризантемы. Каждый незрелый плод моего творчества мы торжественно вешали на стену. Настоящие глиняные горшки на кухонной полке соседствовали с абсолютно такими же настенными горшками в рамочках.