Господи, как худо. Но сердце немного успокоилось, худо не так, как было только что. И это сопряжено с мыслями о высоком, о Боге. Может, все-таки поверить в него? Перестать думать, есть он или нет, а просто поверить. Не как в существующее, а как в возможное. Люди ведь движутся вперед именно потому, что их не устраивает существующее, их зовет возможное. Лучшее из возможных. И даже невозможное.
Грошев давно заметил простую закономерность: когда о чем-то внимательно и целенаправленно думаешь, время ускоряется. Иногда едешь в лифте со своего одиннадцатого этажа или, наоборот, на свой одиннадцатый, и кажется, что лифт еле тянется, никак не доедет, а иногда, когда перебираешь, например, варианты перевода какой-нибудь фразы или просто думаешь, что надо купить в магазине, едва войдешь в лифт, двери закроются и тут же открываются, приехали, это бывает удивительно и приятно.
Вот и теперь, когда Грошев беспорядочными мыслями защищался от своего состояния, показалось, что Юна вернулась быстро. Может, что-то забыла? Нет, пришла с заветными бутылками и еще чем-то.
Ты не бойся, сказал ей Грошев. Я не алкоголик, но Бывает.
У меня тоже бывает. Главное, что проходит.
Мудро.
Есть хочешь?
Не сейчас.
Грошев налил себе сразу полстакана, налил столько же и Юне. Она не возражала. Грошев выпил все, торопливо заглотав водой, а она, морщась и содрогаясь, отпила лишь глоток, потянулась тоже за водой, но зажала рот, вскочила, побежала в туалет. Послышались звуки.
Вернувшись, все же сумела выпить и отправилась в душ, а Грошев выпил еще четверть стакана, его размягчило, трещина в голове исчезла, сердцебиение не утихло, но уже не пугало, Грошева потянуло в сон, он принял это с благодарностью, пошел к себе, лег и тут же выключился.
Опять звонил телефон. Кому-то он нужен.
После, все после.
Проснувшись, почуял запах жареной картошки. Пошел в кухню. Юна стояла у плиты, обернулась, спросила:
Будешь?
И даже очень!
Хотелось есть, хотелось выпить теперь уже не столько для облегчения, сколько для повторного удовольствия. Да и Юна была не прочь.
Картошка с ржаным хлебом, хрустящие огурчики, холодная водка есть счастье на свете.
Предупреждаю, сказала Юна, что нам двух бутылок опять не хватит, лучше затариться заранее.
Узнаю родной Саратов. Там всегда так говорят затариться.
В Москве не так?
Давно ни с кем не общался на эти темы. Точно, надо затариться.
Ты насчет денег говорил, что решишь.
Помню, решу, не волнуйся.
Чувствуя себя превосходно, Грошев отправился с Юной в «Пятерочку».
По пути посмотрел, кто звонил так часто. Маша. Его женщина, подруга, последний, как он говорил себе, причал. Десяток звонков от нее и три сообщения.
Первое: «С тобой все в порядке?»
Второе: «Почему не отвечаешь?»
Третье: «Мне приехать?»
Позвонил, сказал:
Ты прости, я врать не буду, я не совсем в форме, но уже на излете.
Опять? Как полгода назад?
Примерно. Но легче, не волнуйся.
Когда закончится, позвони.
Хорошо.
Надеюсь, ты понимаешь, что это опасно?
Да.
Я бы приехала, но ты ведь прогонишь, как в прошлый раз.
Извини, да.
Ладно. Очень жаль.
Ничего. Все нормально.
Грошев закончил разговор, сунул телефон в карман, ждал, что Юна спросит, кому он звонил. Не спросила.
Ранний вечер был прохладным, ясным, последние лучи солнца, отблескивая в стеклах, напоминали о весне, которая пришла календарем, а не погодой, но во всем чувствовалась, так думалось Грошеву, однако он тут же себе возразил: никакой весны на самом деле не чувствуется, но мы хотим, чтобы она чувствовалась, вот и чувствуется. Календарь наше плацебо, если конец марта, то, значит, все-таки весна, поэтому на нас погода как весенняя и действует. Правда, ушедшая зима была такой, что иные январские дни казались теплей и солнечней настоящих весенних. Эта зима, как моложавая женщина, упорно не хотела стариться, так и ушла молодой, не хочется говорить умерла, просто исчезла.
Этими мыслями Грошев поделился с Юной, она поддакнула.
Правда, европейская зима была, как где-нибудь во Франции. Ты был во Франции?
Был.
Прямо в Париже?
Прямо в Париже. И прямо в Лондоне был. И прямо в Нью-Йорке. А также в Стокгольме, Шанхае, Каире, Касабланке, Осло короче, легче сказать, где я не был. В Южной Америке не был. В Центральной тоже.
Завидую. Нет, понятно, ты же писатель, а они ездят.
Давно ни с кем не общался на эти темы. Точно, надо затариться.
Ты насчет денег говорил, что решишь.
Помню, решу, не волнуйся.
Чувствуя себя превосходно, Грошев отправился с Юной в «Пятерочку».
По пути посмотрел, кто звонил так часто. Маша. Его женщина, подруга, последний, как он говорил себе, причал. Десяток звонков от нее и три сообщения.
Первое: «С тобой все в порядке?»
Второе: «Почему не отвечаешь?»
Третье: «Мне приехать?»
Позвонил, сказал:
Ты прости, я врать не буду, я не совсем в форме, но уже на излете.
Опять? Как полгода назад?
Примерно. Но легче, не волнуйся.
Когда закончится, позвони.
Хорошо.
Надеюсь, ты понимаешь, что это опасно?
Да.
Я бы приехала, но ты ведь прогонишь, как в прошлый раз.
Извини, да.
Ладно. Очень жаль.
Ничего. Все нормально.
Грошев закончил разговор, сунул телефон в карман, ждал, что Юна спросит, кому он звонил. Не спросила.
Ранний вечер был прохладным, ясным, последние лучи солнца, отблескивая в стеклах, напоминали о весне, которая пришла календарем, а не погодой, но во всем чувствовалась, так думалось Грошеву, однако он тут же себе возразил: никакой весны на самом деле не чувствуется, но мы хотим, чтобы она чувствовалась, вот и чувствуется. Календарь наше плацебо, если конец марта, то, значит, все-таки весна, поэтому на нас погода как весенняя и действует. Правда, ушедшая зима была такой, что иные январские дни казались теплей и солнечней настоящих весенних. Эта зима, как моложавая женщина, упорно не хотела стариться, так и ушла молодой, не хочется говорить умерла, просто исчезла.
Этими мыслями Грошев поделился с Юной, она поддакнула.
Правда, европейская зима была, как где-нибудь во Франции. Ты был во Франции?
Был.
Прямо в Париже?
Прямо в Париже. И прямо в Лондоне был. И прямо в Нью-Йорке. А также в Стокгольме, Шанхае, Каире, Касабланке, Осло короче, легче сказать, где я не был. В Южной Америке не был. В Центральной тоже.
Завидую. Нет, понятно, ты же писатель, а они ездят.
Я не всю жизнь писатель, работал в одной структуре. Околоправительственной. Большие дела, большие люди, поездки постоянные.
А я только в Сочи была с мамой и с ее одним другом, в Анапе еще. И в деревне каждое лето, там у меня бабушка.
Походом в магазин нагуляли новый аппетит, поужинали, размеренно выпивая. Юна попросила Грошева еще раз рассказать о его счастливой и трагической любви, вспомнить какие-то подробности, Грошеву не захотелось, вместо этого достал альбомы с фотографиями, показывал своих родителей, себя в детстве, юности и молодости.
Красавчик был, оценила Юна.
Да и сам теперь вижу. А был комплекс, что тощий, некрасивый. Дурак. А вот она. Грошев показал фотографию класса, где Таня стояла впереди и с краю, отдельно от остальных.
Эффектная девочка, сказала Юна.
Вот женщины, подумал Грошев, как они умеют похвалить, но так похвалить, что эта похвала выглядит сомнительной.
Самая красивая в классе, сказал он с печальной улыбкой.
Юна не согласилась:
Это потому что ты влюбленный был. А вот еще очень ничего девочка, и вот, и вот. А вот прямо звезда любимый тип внешности, сама смугловатая такая, даже желтоватая немного
Оливкового цвета?
Оливки зеленые!
Я масло имею в виду.
Может быть. Короче, такого теплого цвета, а глаза темно-синие и волосы светлые. Они обычно очень стройные, и кожа обычно обалденная. У меня подруга такая.
Самое смешное, что у меня с ней тоже кое-что было. Лиля ее звали.
Как это? Изменил своей девочке?
Случайно получилось. Играли в бутылочку, я хотел, чтобы с Таней вышло поцеловаться, а выпало на нее, на Лилю. А она говорит: «Я согласна, но при всех стесняюсь» и увела в другую комнату, а там за штору, спрятались мы там, и она меня начала целовать. Очень умело, искусно, я обомлел.
Языком работала?
Вы так умудряетесь сказать, что вся романтика вянет.
Кто вы?
Вы все. Поколение ваше. Речь бедная, убогая, ничего не знаете, ничего не читаете! У вас даже кумиров нет, эти ваши рэперы или хипхоперы, вы даже их не знаете, для вас все без лиц и без имен!
Я за всех не отвечаю, а я и кино смотрю, и читаю, и не такая дура, как тебе хочется!
Да? Какое кино последнее смотрела?
Это Ну, там умирает один, его отравили, думают на служанку, что она лекарство перепутала, а отравил внук или племянник.