Грошев моя фамилия, но в магазинах не продают. Я еще своих книг не издал. Не спешу.
А живешь на что?
Перевожу книги с разных языков.
Тоже интересно, милосердно сказала Юна.
Очень, усмехнулся Грошев. И сменил неприятную тему. Ты уж прости, но мы ведь откровенно обо всем: тебе самой в проститутках не пришлось побывать?
Не взяли. Одна подруга привела меня к их главному
К сутенеру?
Командиром они его называли. Привела к командиру, тот раздел, посмотрел, говорит: нет, костей много, а секса нет. В салон и на выезд в городе не годишься, могу на дорогу поставить. Это значит для дальнобойщиков, для шоферов начала объяснять Юна.
Я знаю. Думал, таких уже нет. Плечевыми их называют.
Пользовался?
Юна, я, если ты заметила, живу на свете довольно давно. И много о чем знаю, даже если не пользовался.
На самом деле всякие есть. Я отказалась. Не настолько здоровая, чтобы по ночам мерзнуть, ждать кого-то, а потом ехать неизвестно с кем или прямо в кабине
Только это остановило? Не морально-нравственные принципы?
И принципы тоже, я не блядь по характеру и к сексу отношусь спокойно. Тоже в мать, она рассказывала, что к тридцати только Ну, как сказать
Вошла во вкус?
Типа того.
Грошев хмыкнул со сведущим видом:
Видишь ли, Юна, это зависит от того, какие попадаются мужчины. Ибо мужчины наши, отечественные, в этих вопросах очень ленивы и нелюбознательны. Они думают о себе, не понимая элементарной вещи: чем больше женщине ты дашь, тем больше от нее получишь. И это целая наука.
Юна вдруг засмеялась. И смеялась все громче. Хохотала уже.
Что? спросил Грошев.
Юна продолжала хохотать. Не могла успокоиться, хлопала ладонями по столу, сгибалась, чуть не стукаясь лбом, вытирала слезы.
Водички? Или еще водки? спросил Грошев.
Воды, да
Грошев подал ей воды в стакане, она выпила, постучала ладошкой по груди.
В чем причина смеха? поинтересовался Грошев.
Да так, бывает. Я смешливая.
И все-таки?
Обидишься.
Это невозможно. Я никогда ни на кого не обижаюсь. Ну?
Да в поезде, когда ехала, ко мне подсел один В возрасте уже, за пятьдесят, наверно.
Как я?
Ну да. А у меня настроение никакое, а он Типа, чё как, чё куда, чё такая красивая, а невеселая? Я вежливо молчу, старость уважаю, сразу по морде не бью, а он все доебывается, а сам мне руку на коленку. Я ему: дедушка, а не охуел ли ты? Сел быстро от меня подальше, пока я проводнице не сказала! Он перебздел сразу же: тихо, тихо, какая нервная девочка, я, блядь, из лучших побуждений!
Я похож на дедушку, который с тобой заигрывал?
Не похож, я просто вспомнила и рассмеялась, как эта, а я, когда смеяться начинаю, не могу остановиться. Нервы типа.
А ведь девушка не ошиблась, появились в голосе Грошева если не заигрывающие, то кокетливые нотки, он сейчас вспомнил, как говорил о науке любить женщин, и услышал памятью, с какой потешной игривостью это звучало.
Рад, что у тебя развито чувство юмора, сказал он.
Проехали, давай зальем.
Она подставила стопку.
Грошев налил ей и себе.
Выпили.
Юна стала опять равнодушной. Устала после смеха. Смех ведь для любого живого существа, в том числе млекопитающих, дело неестественное, его освоил человек, пойдя против природы, смех требует слишком много усилий и отдыха после этих усилий.
Грошев чувствовал, что ему хочется поразить эту простушку. Показать ей, что нет ничего очевидного и то, что ей почудилось заигрыванием, имеет в подтексте нечто более сложное.
А ведь ты права, сказал он. Легкое заигрывание было, но почему? Потому что, во-первых, я джентльмен, а джентльмены знают, что любой девушке и женщине приятно, когда к ней проявляют внимание.
Даже без спроса?
А как понять, понравишься ты или нет? Приходится пробовать.
Ой, да ладно! Я в два с лишним раза моложе, а он старый и урод чего тут понимать? Постой, ты, значит, тоже пробуешь?
Дослушай и поймешь. В жизни каждого человека есть события, которые накладывают отпечаток навсегда. Влияют на его поведение. Создают стереотипы. И у меня такое событие было; если хочешь, расскажу.
Ладно.
И Грошев рассказал этой едва знакомой девочке главную историю своей жизни, которая повлияла на все дальнейшее.
В двенадцать лет я влюбился в одноклассницу Таню, рассказывал Грошев с лирической усмешкой. Четыре года любил ее тайно и молча, а в десятом классе признался. Оказалось, что я ей тоже нравлюсь. Мы сидели за одной партой, все вокруг видели и знали, что мы дружим, но думали, что дружба только школьная, как часто бывает. Мы не гуляли по улицам, не ходили вместе в кино, не присоединялись к компаниям одноклассников.
Я приходил к ней домой, рассказывал Грошев, Таня часто была одна, потому что мать ее работала в театре костюмером и была вечерами занята, отчим из семьи ушел, а младшая маленькая сестра Тани спала или молча играла, спокойная была девочка. И мы с Таней любили друг друга. Это было пять лет сумасшедшего счастья четыре года любви на расстоянии и год любви воплотившейся. Почти год.
Весной оказалось, что Таня встречается с другим, рассказывал Грошев со спокойной горечью давно все простившего человека. Я узнал это и хотел повеситься. Вернее, удушиться посредством длинного резинового медицинского бинта, который недавно купил в аптеке для тренировки мышц рук. Почти получилось, я потерял сознание, упал, больно ударился головой и от этого очнулся, успел размотать с шеи бинт. Но любить Таню продолжал.
Мы закончили школу, рассказывал Грошев завершающим голосом, она почти сразу же вышла замуж, потому что была беременна, а я все любил и верил, что верну ее. Будет она с ребенком ну и что, возьму ее и с ребенком. И даже с двумя. В любом случае я ее дождусь.
В этом месте Грошев замолчал. Налил, многозначительно выпил.
А Юна не стала пить, спросила:
Что-то страшное случилось, да?
Ты догадливая. Ее положили в роддом. Роды были трудные, сделали кесарево сечение, занесли инфекцию, сепсис, смерть.
Ничего себе!
Теперь и Юна выпила.
А ребенок? Не пострадал?
Нет. Девочка. Отец на похоронах рыдал как безумный.
А ты видел?
Все видели, из нашего класса многие пришли.
И ты рыдал?
Нет. Я умереть хотел. На кладбище кусты были, я туда ушел, упал и лежал. До ночи лежал, потом пешком в город шел, домой. Часа три шел.
Да Печально.
Не то слово. И я после этого никого так не любил. Можешь ты это представить ежедневное ощущение счастья? Каждую минуту. Будто под наркотиком. И так пять лет. И я потом всю жизнь искал что-нибудь похожее. Ошибался, опять искал. И вот отсюда, Юночка, мой стереотип. Я с любой женщиной говорю так, что кажется, будто я ухаживаю, заигрываю, а на самом деле это прорывается что-то Постоянный поиск, понимаешь? И даже не обязательно женщина нравится, но
Авансом? На всякий случай?
Грошев усмехнулся:
Авансом?
Это моя подруга так говорит, объяснила Юна. У нее тоже стереотип, но наоборот. Она влюбилась, а он ее заставил аборт сделать, и она теперь любого мужика авансом ненавидит. Чтобы не ошибиться. А ты как бы авансом любишь, да?
Не люблю, а ищу, уточнил Грошев.
И не нашел?
Ты здесь кого-то видишь?
Но ты же был женат, не один жил все время?
Был. Неоднократно. И всегда по любви.
А я не влюблялась еще ни в кого.
Ты говорила, жила с кем-то.
Это другое, просто устраивали друг друга.
Точное слово. Если в наше время говорили: я ее люблю, она меня любит, то теперь она меня устраивает, он меня устраивает.
Вот не надо: я люблю, она любит! Если вы такие все про любовь были, то чего же никто друг с другом не живет? У меня из подруг никого нет, чтобы у них отец с матерью не развелись.
Юночка, у нас с тобой разговор слепого с глухим. Или наоборот. Если ты ананас не пробовала, я тебе его вкус объяснить не сумею.
Пробовала.
Не придуривайся, ты понимаешь, о чем я. Влюбишься тогда поговорим.
Если так мучиться, как ты, лучше не надо. У нас с матерью кошка была, долго, пятнадцать лет, а потом ослепла, мы ее усыпили и ревели потом целую неделю. Мать сама уже умирает, а за кошку переживает смешно.
Зря усыпили, сказал Грошев.
Почему?
Ты не поверишь, у меня рассказ есть на эту тему.
Действительно, Грошев, просматривая тексты будущей книги, видел файл с названием «Слепой кот», а сейчас вспомнил, что это рассказ, и рассказ, кажется, неплохой.
Хочешь, прочитаю? предложил он.
Прочитай.
Грошев сходил за планшетом, поставил его перед собой на загнутую обложку, налил по половине стопки, выпили.
Юна устроилась поудобней, закурила.
Грошев тоже закурил. Читать не начал собьешь дыхание, предварил предисловием:
Это из книги, которую я сейчас пишу. Она будет такая: история начинается, но не заканчивается. Начинается другая, третья. И так далее. Сплошные начала.
Почему?
Потому что в жизни всё так. Всё обрывается в начале, в середине, всё начинается и ничего не заканчивается. И у всего один финал, сама понимаешь какой. Всё в жизни всегда недожито, недоделано, недолюблено, недовоплощено. И будут в книге еще рассказы, случаи. Случай может быть законченным. История из жизни, анекдот. В том числе вот этот рассказик, «Слепой кот» называется.