На вопрос, обращённый к строю солдат из нового пополнения: «Кто хочет быть разведчиком?» вышли трое. Юношу лет девятнадцати и мужчину за пятьдесят Берзин сразу забраковал, а на широкоплечего, на голову выше самого Филимона мужчину лет двадцати семи тридцати обратил внимание.
Силач! Боксёр или борец! мысленно воскликнул Берзин, посмотрев на него, но каково же было его удивление, когда узнал, что крепыш оказался учителем немецкого языка.
Всех учителей иностранного языка Филимон представлял тощими коротышками с постоянно задумчивыми глазами на бледном лице, именно такой преподаватель был у него в районной школе. Сапрунов Виктор Фёдорович уроженец города Омска был если не гигант, то близок к этому, чем вызвал восторг у Филимона.
Учитель! удивился Берзин. Никогда бы не подумал, что могут быть такие учителя. Вы, верно, подковы гнуть можете?
Мне больше гвозди нравятся, густым басом ответил Сапрунов.
Гвозди!? улыбнулся лейтенант. Что ж, и гвозди подойдут. Ежели патроны в бою закончатся, будете гвозди в лоб фашистам загонять. Договорились?
Это я с удовольствием! ответил Сапрунов, чем вызвал лёгкий смех среди прибывшего пополнения.
Большая физическая сила, а главное знание немецкого языка подкупили лейтенанта, и он зачислил рядового Сапрунова в свой взвод.
Полной противоположностью учителю был щуплый на вид рядовой Кравец, увидев которого, лейтенант перевёл недоумённый взгляд на сержанта Цигилейчик, доставившего его во взвод.
Вы, товарищ лейтенант, не смотрите, что он невысокий. Я его обсмотрел. У него мышцы, как канаты. Он мастер спорта по боксу, чемпион края, и, между прочим, ваш земляк, со Славгорода говорит.
В этом составе командир взвода решил выйти за «языком». Доложил о своём решении майору командиру полка и получил от него разрешение на пересечение линии фронта.
В сумерках, под накрапывающий мелкий дождь разведчики вышли из расположения третьей роты и ползком, преодолев нейтральную полосу, приблизились к болоту без единого выстрела с немецкой стороны.
Болото оказалось не так и мало, на ощупь прошли по нему километра полтора, затем какой-то звериной тропой ещё с километр и как-то сразу и неожиданно уткнулись в добротный дом с перекрытым подворьем. Поняли, это и есть жильё старовера Спиридоновская заимка.
Приказав рядовому Кравец осмотреть дом, лейтенант с оставшимися разведчиками затаился в кустах.
Вскоре рядовой Кравец подал сигнал, что всё чисто в доме кроме хозяина и его семьи чужих людей нет.
Феофан Савватеевич встретил разведчиков добро, выставил на стол хлеб, яйца, варёную картошку, оставшуюся с ужина и соления. Предложил самогон, но Берзин, поблагодарив, отказался.
На вопросы Берзина, есть ли поблизости немцы и сколько их, хозяин заимки ответил, что верстах в пяти проходит дорога и часто с той стороны слышатся звуки моторов машин и другой военной техники.
Сам-то я не ходок, ноги не слушаются, будь они неладны, а внук Сёмка, где ты?
Здесь, деда! Где мне ещё быть? послышался с печи бойкий мальчишеский голос.
Слезь с печи-то, да обскажи всё, что видел.
С печи по приставной лестнице спустился мальчик лет двенадцати, подошёл к деду и с интересом без робости перед незнакомыми людьми, осмотрел каждого гостя, затем вопросительно посмотрел на Берзина, определив каким-то ему известным чутьём, что он самый главный командир, и что на его вопросы следует отвечать.
В беседе с мальчиком, Берзин понял, что где-то невдалеке находится штаб какой-то немецкой части, так как по дороге часто передвигаются легковые автомобили и мотоциклы, а на тропе близ дороги иногда появляются одиночные солдаты.
«Языка» будем брать на тропе, решил лейтенант и, поблагодарив хозяина, двинулся в путь.
Проводником вызвался идти внук Феофана Савватеевича Семён.
Шли густым лиственным лесом. Дождь хоть и прошёл, промокли изрядно.
Застрявшие в листьях деревьев, кустарников и траве крупные капли ушедшего ночного дождя прощальным холодным салютом, бриллиантово играющим под ударами лучей утреннего солнца, орошали ноги, плечи и голову разведчиков, отчего всем им было зябко, неуютно и в какой-то мере даже страшно, своя, родная, русская земля, но порабощённая врагом таила опасность.
Прибыв к тропе, Берзин отправил мальчика домой, а сам с разведчиками выбрал надёжный участок для наблюдения и замер в ожидании одиночного солдата. Немецкий солдат не заставил себя долго ждать. Он шёл по тропе и насвистывая какую-то песенку.
Прибыв к тропе, Берзин отправил мальчика домой, а сам с разведчиками выбрал надёжный участок для наблюдения и замер в ожидании одиночного солдата. Немецкий солдат не заставил себя долго ждать. Он шёл по тропе и насвистывая какую-то песенку.
Немца взяли быстро, он даже пикнуть не успел. Связали руки, усадила на траву. Сапрунов начал его допрашивать, но фашист с испугу заикался, говорил что-то нечленораздельно, было видно, как у него тряслась голова и слышно, как стучали зубы. И всё же через некоторое время удалось выяснить, что немецкий солдат работает истопником в госпитале в километре отсюда, ему пятьдесят два года и как язык он абсолютно бесполезен. Перед Берзиным встал вопрос: «Что делать? И как быть с пленным?» Без «языка» возвращаться нельзя, значит, надо ждать, а его сержант Чигилейчик, ненавидящий всех немцем поголовно, предложил зарезать, «как бешенную собаку», сказал он, но лейтенант решил иначе.
Всякое может быть. Не добудем «языка», этого приведём. Что-то же он знает, хотя бы наименование воинских частей, откуда поступают раненные.
Фашист, поняв, что разговор идёт о нём, попросил листок бумаги. Лейтенант дал ему листок из блокнота и карандаш. Немецкий солдат что-то написал на нём и, отдавая его Берзину, сказал:
Ich lebe in Bremen. Ich habe eine alte Frau und drei Kinder. Bitte, senden Sie diese Notiz an die аdresse, die ich geschrieben habe.
Что он бормочет? спросил лейтенант рядового Сапрунова.
Говорит, что живёт в Бремене. У него старая жена и трое детей. Просит передать записку по адресу, который написал на ней.
Вот чудило! Письмецо жене Может быть прямо Гитлеру передать!?
Разорвать, товарищ лейтенант? держа в руке листок, обратился к командиру Сапрунов.
Ни в коем случае! Может быть, пригодится, ответил Берзин, спросив, что ещё написано в ней.
В записке он написал, что тяжело ранен и, наверное, домой уже никогда не вернется
Взяв листок из рук переводчика, Берзин бережно положил его в командирскую сумку. Тишина. Разведчики ждут, что прикажет командир, казнить или миловать? Окончательно утвердившись, что решается его судьба, немец обречённо вздохнул и тихо проговорил:
In zweihundert metern verläuft die rokadnaja straße. Wir sind ein oberst oder general.
Что он опять говорит? спросил Сапрунова командир.
Он, товарищ лейтенант, сказал, что в двухстах метрах проходит рокадная дорога. Там можно взять полковника или генерала.
Опасно, подумал Берзин, но выхода нет. «Язык» нужен.
Оставив с пленным рядового Цыцыкова, Берзин сказал ему:
Услышишь стрельбу, немца прикончи!
Потом посмотрел на рядового Сапрунова, приказал ему раздеть немца и переодеться в его форму, благо немец был с брюшком и ростом не менее Виктора Фёдоровича.
Через десять минут группа подошли к дороге и, разделившись, залегла по обе её стороны. Рядового Сапрунова, переодетого в немецкую форму, лейтенант оставил при себе, а рядового Кравец вместе с сержантом отправил по другую сторону дороги, сказав им, чтобы ничего не предпринимали без его сигнала.
Примерно через час по дороге прошёл крытый грузовик. Лейтенант не рискнул его останавливать, в кузове могли быть немецкие солдаты. Ещё через полчаса мимо проехали два мотоциклиста. Их лейтенант тоже решил не останавливать, шуму много, а результат может быть нулевым или более того, плачевным. Ещё через полчаса послышался гул мотора легкового автомобиля.
Дорога просматривалась хорошо. Вскоре на ней показался «Виллис» без мотоциклетного сопровождения.
Выходи! приказал лейтенант рядовому Сапрунову. И любым способом постарайся его остановить. Сделай вид, что чем-то встревожен, показывай рукой в сторону движения машины.
Понял, товарищ лейтенант. Исполню в лучшем виде, ответил Виктор Фёдорович и вышел на дорогу.
Машина остановилась резко и рядом с разведчиком. Тотчас вся группа выбежала из своих укрытий и, стремительно приблизившись к машине, распахнула её дверки с двух сторон. Опешившие фашисты не успели даже рот открыть. На заднем сиденье «Виллиса» сидели два офицера, майор и капитан. У майора в руках был толстый портфель. Поняв безысходность своего положения, он крепко прижал портфель к груди, капитан в это время вскинул руку к кобуре, но был застрелен сержантом Чигилейчик. Водителя устранил рядовой Кравец. Майора из машины попытался вытащить лейтенант Берзин, но тот упёрся ногами в спинку водительского сиденья, и вытащить его из машины было проблематично. На помощь пришёл рядовой Кравец, со стороны водительского сиденья, через склонённую голову убитого водителя, он левой рукой нанёс майору удар в голову. Полковник обмяк и в таком бессознательном положении Берзин выволок его из машины.