Жаль, что его электрошокер не запускается без туловища, сказала Лулу.
Зато генератор последней модификации! Ты только посмотри! обрадовалась Лили.
Жаль, что без доступа в сеть не обойтись. Придется его заморозить до лучших времен.
Мне показалось, что пластирон смотрит на меня, как человек перед смертью. Похоже, кроме восприятия, у пластиронов есть и сознание.
Что-то в них оставляют, чтобы сделать послушными?
Лили включила пилу:
Ненависть к людям вот что в них оставляют.
* * *
В городе нет знакомых Малыша, отчиталась я перед Кеклусом, Во всяком случае мы никого из его прошлого не встретили.
Это плохо.
Почему?
Придется ждать беды неизвестно откуда.
Старик огорчился, помрачнел. Ему что-то было известно из того, что нам пока знать не дано.
14. Площадь Отступников
Сгорбленная старуха положила на мое плечо почерневшую ладонь и прошептала:
В полдень. На площади Отступников ты получишь весточку от отца.
Кто ты? я обернулась на голос, но посланница унеслась далеко вперед.
Я долго смотрела ей вслед. Она летела на роликах над выщербленным асфальтом, и черная мантия на рукавах раздувалась, как вороньи крылья.
Отец
Он улыбнулся на прощание, взмахнул рукой, надвинул капюшон на глаза и шагнул в непроглядный туман.
Не уходи! я с криком бросилась следом.
Мать, подхватила меня на руки и утащила обратно в руины.
Почему он ушел?
Так надо. Будем ждать.
Тетушка Эли сказала, что город вход в ад.
Не слушай никого. Главные врата в ад человеческая глупость.
Отец обещал принести мне подарок.
Он ушел не за подарком.
Тайны взрослых убивают души детей.
Отец не вернулся ни завтра, ни послезавтра. Пропал навсегда.
Мама с тех пор замолчала, постарела, высохла.
Не хотела жить. Целый день смотрела, как на закопченном потолке пляшет тень от парафиновой свечи.
Я кормила ее из чайной ложки.
Ну, еще ложечку! Пожалуйста! Проглоти. Не умирай.
Я не умру.
Эли сказала, что умрешь, если не будешь есть.
Мама погладила меня по голове прозрачной рукой и шепнула:
Ты хорошая девочка. Красавица, умница. Папа тебя любил больше, чем меня.
Неправда, он тебя любил больше жизни!
Обещай никогда не уходить в город.
Я могла бы найти отца.
Жди. Если не сообщили о смерти, значит вернется.
Как долго мы его ждали!
Десять лет!
И вот, наконец, первая весточка о нем.
* * *
Без трех минут полдень. Место встречи.
Будний день, мало прохожих. Практически никого. Пустота.
Казни состоялись в прошлую пятницу. Страдальцы на крестах уже окоченели. Тела высохли под солнцем, не успев разложиться.
К ним не разрешают прикасаться, пока ветер сам не скинет иссохшие члены с крестов.
Останки отступников лишены права на захоронение по обряду. Они прокляты и преданы общественному поруганию. Каждый прохожий обязан выразить презрение трупу, швырнув в него камень.
Стражи бдительно следят за тем, кто не наклонится за булыжником.
Таких упрямцев, как правило, вскоре находят здесь же на свежих кольях, и родичи, пришедшие проститься, обязаны плюнуть на униженное страданием тело.
Раздался шум, мальчишеский смех.
Компания пацанов с затычками в ушах пронеслись на скейтбордах.
Они с пронзительным гиканьем принялись выписывать восьмерки между постаментами с распятиями. На лету плевались, заглядывая в мертвые лица.
Гляди! Гляди! закричал пацан в полосатой бандане, тыча пальцем в свежий труп, насаженный на кол. Это наша соседка.
Чугунная арматура проползла вдоль позвоночника молодой стройной девушки, прорвав кожу над лопаткой. Голова свесилась на грудь, ветер лениво покачивал обвисшие пряди, засохшие, как кисти маляра, окунутые в бурую краску.
Ее казнили шесть дней назад. Знатное было зрелище! Весь район пришел на это посмотреть.
Вот, зараза!
Парень нагнулся поднять булыжник.
Сдохла! юнец кинул в голову казненной камень.
Так и надо!
Жаль, что быстро умерла.
Если бы я мог, оживил бы и снова казнил. А потом еще раз! И еще!
Я бы тоже, поддакнул малыш.
А в чем ее прегрешение? рядом, притормозил еще один мальчик.
Шлюха убежала от мужа с астрономом, вон с тем, парень показал на тело, насаженное на кол с другой стороны площади.
Казнь не завершилась. Тело подергивалось на пронзившей его арматуре.
Он еще дышит.
Это хорошо, пусть дольше помучается.
А зачем ему надо дольше мучиться? спросил малыш.
Это надо нам, а не им.
Эх, жаль, что блудница умерла раньше вора! Видел бы ты, как они тянули друг к другу руки и вопили: «Прости меня!», «Нет, ты прости!», «Любимая!», «Любимый!»
Жаль что с них кожу не сняли.
Кожу? Ишь, чего захотел! Кожу снимают не за секс, а за политику.
«Измена мужу и есть политика», так сказал вещатель.
Старший мальчик снова бросил камень:
И ты брось, потребовал он у малыша.
Почему ты думаешь, что живым на кресте хуже, чем мертвым в аду?
Сам знаю, что ничего плохого на том свете нет. Посмотри: черепа ржут над нами. Видишь зубы скалят, радуются, что у нас, дураков, смертные муки еще впереди.
Они страшные. Я боюсь, захныкал малыш.
Будь проклят, вор! в сторону мученика полетел увесистый булыжник. Но мученик не шевельнулся.
Второй пацан поднял камень.
Иди в ад!
Раздался гулкий шлепок, из расколотого лба вытек мозг. Надсадные стоны поперхнулись утробной икотой, и вор, задергав членами, затих.
Убил! Что же ты наделал! Он мог бы мучиться еще три дня! Ты тупой! Если кто-нибудь заметил, что ты избавил преступника от мучений, тебя самого казнят.
Откуда я знал, что в этот раз не промажу? Ведь, правда, не знал? Ты же сам дразнишь, что я косорукий!
Да, ты такой!
А я не косорукий. Ведь попал же, попал с первого раза!
Валим отсюда. И никому ни слова, сказал старший.
Он свистнул остальной компании. К ним подкатила еще пятерка пацанов:
Че свистел?
Сматываемся!
Гляди рука! один из мальчиков подобрал выбеленную временем кость и запустил в ухмылку распятой блудницы.
Череп дернулся и с хрустом отломился. Голова покатилась по бетонным плитам, зияя пустыми глазницами.
Лови!
Бей!
Пасуй!
Мальчики удалились, пиная по мертвой голове.
За моей спиной мелькнула тень. Старуха на роликах сказала:
Вот оно, будущее. Маленькие мужчины. Хозяева мира, где все устроено по заказу сильного пола. Власть закон волосатого самца, пинающего по женской голове.
Кто вы?
Жди, он придет, сказала она и тут же, исчезла за колоннами.
15. Следуй за мной!
Холодная тень преградила дорогу.
Коротышка, сопливый сатир на полусогнутых. Мрачное существо.
Он повел носом в мою сторону. Жадные ноздри расширились, вбирая запах. Анализаторы тонко загудели, стараясь расшифровать мой генокод.
Этот пластирон был особо неотвязный.
Я вытащила баллон с дезодорантом и пустила в его нос шипучую струю.
Получи!
Всегда ношу с собой самодельный распылитель. Уверена, что запах керосина и трупных ос надолго парализует альвеолы бдительного стража.
Чихай, чихай! На здоровье! А мне пора! Теперь я для тебя никто. Не человек. Пустое место. Твой анализатор бесполезен.
Мой скейборд понесся на высокой скорости дальше от этого места. Но вдруг я услышала впереди:
Ни с места, непроиндексированный гражданин!
Еще один страж!
Этот пластирон был необычен на вид. Сверкал, как фольга для запекания. Смотрел исподлобья и непреклонно чеканил:
Согласно параграфу пять дробь восемьдесят восемь требую остановиться и предъявить радужку.
Радужку?
Хорошенько оттолкнувшись, я рванула с места, на прощанье предъявила стражу средний палец.
Но пластирон легко догнал, завернул руки за спину, и вот уже над моим плечом застыл инъектор.
Попалась. Плохо дело.
Через секунду мне будет больно, очень больно.
Но зато на все плевать.
Жду.
Щелчок и едкая капсула парализует сначала плечо, потом сведет шею, и я не смогу сделать ни шагу, зависну в пространстве, слыша лишь оглушительный стук сердца.
Потом мое искаженное болью лицо ослепит фотовспышка.
Когда начнется трансляция новостей, уродливую гримасу протащат крупным планом поперек всех рекламных роликов, и мониторы захлебнутся от радости, что пойман и обезврежен еще один непроиндексированный гражданин. Детки в прыгалках завопят от ужаса. А правильные мамочки будут тыкать пальцем в окосевшую рожу:
Дети Сатаны! Монстры! Покарай их, великий Манз!
Для детишек даже считалку придумали:
«Параграф пять дробь восемь,
Параграф пять дробь восемь
предъяви зрачок, когда попросим!»
Не люблю пугать младенцев.