По разным данным поляки потеряли от 300 до 400 и даже тысячи убитыми, и примерно столько же (либо до 700?) пленными и всю артиллерию, а русские всего 8 убитыми, но ранен, оказался, каждый восьмой. Сам Суворов писал потом: « Только правда. Слава Богу! Наш урон очень мал».
Как говорится,«без комментариев»
До конца своих дней русский полководец очень гордился этой своей победой, за которую, он человек очень прижимистый каждого из своих солдат наградил от себя по серебряному рублю. По тем временам большими деньгами! Сам же был награждён за эту победу орд. Св. Александра Невского.
Схоласт (так, порой, его характеризуют отдельные историки) Веймарн попытался было пожаловаться на самоуправство Суворова в высшие инстанции, но довольная ходом дел в Польше императрица-«матушка» рассудила по-своему: распорядилась не мешать стремительному Александру Васильевичу «окончивать фарс» поляков. Более того, на смену Веймарну она отправила генерал-майора Александра Ильича Бибиков (1729, Москва 1774, Бугульма) старого знакомца Суворова по Семилетней войне.
Теперь ему противостояли очередные французские «военспецы» генерал-майор, барон то ли А.Л., то ли Шарль-Жозеф-Гиацинт дю У, маркиз де Виомениль (22.8.1734, Рюпп, Франция 5.3.1827, Париж) и бригадир (подполковник?) Клод Габриэль де Шуази, прибывшие в Польшу в сентябре 1771 г. с большой группой своих офицеров. 22 января 1772 г. им с отрядом в 500 человек с 4 орудиями удалось захватить врасплох Краковский (Вавельский) замок с гарнизоном из-за халатности полковника В. В. Штакельберга, временно сменившего Суворова на посту командира Суздальского полка. И хотя сам полковник героически прорвался с бала, но 41 суздальский пехотинец оказался убит или ранен, а еще 60 попали в плен. Получив сообщения о захвате замка, тут же Суворов двинулся к нему с небольшим отрядом.
Кстати сказать, как, порой, бывает на войне, и в этом случае не обошлось без женщины, вернее, прекрасной паненки, которая так «омолодила» старика Штакельберга, что он напрочь забыл про военную службу. Суворов все понял («ксендзы и бабы голову ему весьма повредили» деликатно заметил он и позднее выгораживал, не во время вспомнившего шалости молодости, старого служаку перед Бибиковым) и принялся срочно исправлять ситуацию
Уже утром 24 января 1772 г. он с 800 людьми при поддержке пяти конных полков генерала-поручика, польского графа Франциска Ксаверия (или Ксаверия Петровича) Браницкого (1731, Барвальд Горный апрель 1819, Белая Церковь), верного королю Станиславу-Августу, осадил Краковский замок. Именно тогда сумел проявить себя премьер-майор Иван Иванович Михельсон (3.5.1740, Ревель 17.8.1807, Бухарест) будущий герой поимки «народного бунтаря» (?) Емельяна Пугачева, продолжавший оставаться в строю в высоких чинах и должностях даже во времена внука Екатерины II императора Александра I.
Поскольку осадных орудий в отряде Суворова не было, то он приказал своим солдатам втащить несколько пушек на верхние этажи самых высоких домов Кракова и с этой импровизированной высотной позиции открыть огонь по замку. Но вскоре выяснилось, что он малоэффективен и пришлось искать иные пути к победе. Когда осажденные совершили удачную вылазку и даже разгромили роту суздальцев, то Александру Васильевичу пришлось лично повести свою пехоту в штыковую контратаку, чтобы восстановить положение и загнать осмелевшего неприятеля обратно в замок.
В 2 часа ночи 18 февраля он решился на неожиданный ночной штурм. Три штурмовые колонны бросились на стены, но к 6 часам утра откатились обескровленные. Дело в том, что, взорвав ворота, они наткнулись на завал, который устроил за ними предприимчивый де Шуази и после многочасовой перестрелки пришлось отступить и признать « неискусство наше в тех работах», т.е. в штурмах.
В общем, приступ провалился.
Суворов, будучи человеком невероятно тщеславным, как и все полководцы всех времен и народов, предпочитал не афишировать своих потерь либо максимально их преуменьшать. И все же, известно, что потери были немалые: 150 человек убитыми и ранеными!
Александр Васильевич, несмотря на весь свой (восточный: мать армянка?) темперамент, полководцем был исключительно хладнокровным и прагматичным, умел учиться на своих ошибках в штурмах (признавал, повторимся « неискусство наше в тех работах») и дальновидно приступил к планомерной осаде замка. Пока русские ждали прибытия осадной артиллерии «без большой артиллерии, констатировал Суворов, замка взять неможно, так и прочих их укрепленных мест» поляки не единожды беспокоили осаждающих, совершая на них с тыла стремительные конные налеты, пытаясь деблокировать осажденный замок. Александру Васильевичу, в который уже раз, приходилось лично водить свою пехоту в штыки (этим он никогда не «брезговал»: вражеского штыка не боялся, неприятельским пулям не кланялся даже не старости лет!) и однажды это чуть не стоило ему жизни.
Александр Васильевич, несмотря на весь свой (восточный: мать армянка?) темперамент, полководцем был исключительно хладнокровным и прагматичным, умел учиться на своих ошибках в штурмах (признавал, повторимся « неискусство наше в тех работах») и дальновидно приступил к планомерной осаде замка. Пока русские ждали прибытия осадной артиллерии «без большой артиллерии, констатировал Суворов, замка взять неможно, так и прочих их укрепленных мест» поляки не единожды беспокоили осаждающих, совершая на них с тыла стремительные конные налеты, пытаясь деблокировать осажденный замок. Александру Васильевичу, в который уже раз, приходилось лично водить свою пехоту в штыки (этим он никогда не «брезговал»: вражеского штыка не боялся, неприятельским пулям не кланялся даже не старости лет!) и однажды это чуть не стоило ему жизни.
Наконец только в апреле осадные орудия оказались под стенами злополучного Краковского замка. Начали строительство минных подкопов. И хотя часть замковых укреплений уже была разрушена, а среди гарнизона начался голод, но Суворов видел решительный настрой осажденных (численно превосходивших его собственные силы), понимал, что «сидеть» под стенами Кракова ему придется немало времени и предпочел взять его «при пароле», т.е. предложил почетные, для зарекомендовавшего себя весьма сообразительным в военном деле де Шуази, условия капитуляции. Француз, не будь дураком, пошел на мир.
15 апреля 1772 г. (после пары месяцев осады) защитники замка 43 офицера и 739 нижних чинов капитулировали. Когда Шуази сдал свою шпагу Суворову, то тот проявил присущее ему в отношении адекватного врага благородство и вернул ее обратно владельцу. При этом он обнял опешившего француза и даже поцеловал.
На этом рыцарственном поступке первая Польская кампания Александра Васильевича Суворова благополучно завершилась, а де Шуази всю свою оставшуюся жизнь хвастался, что сумел-таки «сыграть в ничью» с самим «русским Марсом» главным мастером своей эпохи по «остервенелому наматыванию вражеских кишок на русские штыки».
Между прочим, 12 мая Екатерина II очень довольная Суворовым сделала ему поистине «царский» для скромного и скуповатого Александра Васильевича подарок: тысячу червонцев золотых рублей за «взятие» «при пароле» Краковского замка. Императрица-«матушка» расщедрилась и ещё 10 тыс. рублей прислала ему для раздачи всем участникам «осады» злополучного Краковского замка
Через 22 года Суворов снова окажется в Польше и начнется его Вторая Польская кампания столь же стремительная, но гораздо более кровавая, правда, об этом чуть позже.
Между прочим, пока русские и поляки гонялись друг за другом по Польше и Литве, австрийцы тихой сапой вошли в Польшу через венгерско-польскую границу, заняли столь привлекавшие их издавна территории с богатыми соляными копями и в одностороннем порядке объявили их своими, вернее «возвращенными», как отторгнутыми в 1412 г. от Венгрии к Польше после судьбоносной для Восточной Европы битвы при Грюнвальде (Танненберге). Поскольку Россия все еще продолжала вести тяжелую войну с турками, то Екатерине II было не до военного конфликта с Австрией и, тем более, хоть и с воинственным, но уже стареющим и не столь бодрым королем-полководцем Фридрихом II. Она согласилась на переговоры о разделе Речи Посполитой с братом прусского короля принцем Генрихом. После долгих и непростых переговоров зимой 1772 г. Россия получила то, что хотела: никогда не входившие в Польшу часть Литвы (Полоцкое и Витебское воеводства), а все Левобережье Днепра (в пределах Малороссии и столь актуальной для современной России Новороссийск) тоже осталось за российской короной всего 92 тыс. кв. км и 1 млн. 300 тыс. жителей
Не будем вдаваться в подробности первого раздела Польши, одним из инициаторов которого был прусский король Фридрих II Великий, который, не воюя, получил большое приращение территории виде исконно польских северных земель 36 тыс. кв. км. и 580 тыс. жителей. Скажем лишь, что самые крупные выгоды с максимальным уроном для поляков приобрели австрийцы 83 тыс. кв. км. и 2 млн. 600 тыс. жителей
Нас интересует «русский Марс», чьи стремительные и умелые действия в значительной степени повлияли на успешный исход кампании и привели к первому разделу Польши.