Нас интересует «русский Марс», чьи стремительные и умелые действия в значительной степени повлияли на успешный исход кампании и привели к первому разделу Польши.
Важно и символично, и другое!
Именно в Польше Александр Васильевич Суворов впервые проявил себя как самостоятельный одаренный военачальник. Непредсказуемый русский полководец совершал стремительные марши-броски и одерживал меньшими силами убедительные победы над противниками, предпочитавшими вести партизанскую войну (эффективные средства против которой до сих являются наибольшей проблемой для всех развитых в военном отношении держав) против русских войск. Поверженными оказались видные предводители поляков братья Казимир и Франц Пулавские, Сапега и Оржевский, а также воевавшие на их стороне французы де Шуази и будущая «звезда» революционных войн Шарль-Франсуа Дюмурье, все военачальники отнюдь не бесталанные.
Именно в Польше Александр Васильевич Суворов пробовал свой меч, «набивал руку» в этой малой, но отнюдь непростой (повторимся!) партизанской по своей сути войне. Его польские победы стали первыми лавровыми листьями, которые он «вплел» своей неутомимо-вострой саблей в неувядаемый венок русской военной славы. И проделал он это на лесисто-болотистых территориях с непроезжими дорогами, крепкими замками шляхты и укрепленными католическими монастырями идеальными условиями для партизанщины. И это когда австрийская граница, непроницаемая для русских войск, скрывала за собой места сосредоточения и обеспечения повстанческих отрядов конфедератов.
Начал Суворов с того, что въедливо и категорично потребовал от своих офицеров инициативы в тщательном сборе и истолковании многоцелевой развединформации. Кроме того, докладывать Суворов приказывал все новости, «сколько бы такие шпионские повести невероятны не были». Таким образом, Суворов знал состав отрядов и планы конфедератов по всей Речи Посполитой. Более того, вспомнив уроки отца (специалиста по перлюстрации) приказал на почтовых дворах просматривать всю корреспонденцию. Своевременная дотошная оценка разноплановых сведений снизу помогала Суворову упреждать действия противника, правильно выстраивая свои операции, так как своих сил у него было немного. Ведь от точности сведений зависело решение о выборе удара по противнику себе «по силам», чтобы избежать ненужных потерь. Суворов четко определил, что могло считаться для солдат законной добычей. Им разрешено было пользоваться имуществом противника, побежденного с оружием в руках. В случае грабежей (особенно этим грешили казаки) виновного полагалось наказывать шпицрутенами толстыми прутьями, вымоченными в соленой воде. Прогон сквозь строй, где «сослуживцы» наносили виновному от 100 до ударов, как минимум отправлял несчастного в лазарет, а как максимум -, впрочем, каждый читатель предполагает исход наказания в силу своей фантазии.
В упорной борьбе с народом, стремившимся к национальному освобождению, Суворов наглядно показал всему миру, что и с малыми силами «можно побеждать врага (как он выражался без тактики и практики) одним взглядом, быстротой и натиском».
Стрельба в ту пору действительно замедляла атаку. А Александр Васильевич был ярым приверженцем принципа «В атаке не задёрживай!» Естественно, что его войска предпочитали холодное оружие, причем, как и пехота, от которой требовалось «ломать противника штыками!!!», так и кавалерия, которой полагалось «смело врубаться во врага не испорченным фронтом». Лишь драгуны в ходе «фланкировки» (проскакивания мимо рядов противника) могли стрелять из пистолетов. Стрелять коннице и пехоте рекомендовалось лишь в погоне, «но и тут напрасно весьма пули не терять, лучше и тут холодное оружие», поскольку «пистолет не бьет, а доканчивает». Главное не останавливаться, гнать стремительно. Прицельная ружейная стрельба требовалась им только от егерей («верно целить, в лучших стрелять, что называется в утку»), «коим должность только в том и состоит». Тогда как линейная пехота (гренадеры и мушкетеры) вела неприцельный залповый огонь внешне весьма эффектный, но по сути малоэффективный. Его артиллеристы стреляли редко, но прицельно, оставаясь в ходе боя при пехоте (для прикрытия) или в резерве. Чужую артиллерию он приказывал атаковать со всей стремительностью, чтобы снизить потери от ее огня в своих рядах. Конницу Александр Васильевич, порой, водил в атаку сам, хотя и понимал, что со своей щупленькой фигуркой, на маленькой казачьей лошадке выглядит среди рослых всадников (преимущественно карабинеров и реже драгун) на их огромных конях смешно, «по-арлекински». Положение устава, что карабинера (как и драгуна) можно использовать в пешем строю, казалось Суворову упадническим: «Карабинер без лошади, как бочка без вина». Гусар и драгун он считал лучшим видом войск в Польше: «карабинеры всегда будут тяжелы против бунтовников»; «нелепо тяжелой кавалерии гоняться за бегающей шляхтой». Казаков «лучших людей для погони» если им под угрозой шпицрутенов запретить слезать с коней, чтобы не мародерствовали, он стремился использовать не только в погоне-преследовании, где они были хороши со своими пиками «бегущему в крестец»(«огнестрельное оружие» «только для сигнала»), а также в разведке, но никак не в генеральной атаке.
Недаром именно с той поры о Суворове, чье имя стало известно в Европе, стали говорить как о «диком» полководце, обязанном своим успехам лишь невероятному «военному счастью», что он неосмотрительно оставляет свои позиции уязвимыми ради удалого и быстрого напора. Поговаривали, что сам Фридрих II Великий обратил тогда на него свое внимание и в одном из своих стихотворных опусов рекомендовал полякам остерегаться его. Легендарный прусский король-полководец как в воду глядел: через пару с лишним десятков лет победоносный Суворов, уже овеянный славными победами в войнах с турками еще вернется во вновь забурлившую Польшу и «огнем и мечом» расставит все точки над «i» в ее судьбе на очень долгие годы!
И последнее, на эту тему.
Суворов, безусловно, внимательно изучал не только громкие победы Румянцева на турецком фронте, но и его преобразования, их обусловившие, заключавшиеся в отмене «всего лишнего» как в учении, так и в бою.
Какое-то время Суворов еще оставался в Литве в корпусе своего, кстати, конкурента в «гонке за чинами», генерала-поручика Ивана Карповича фон Эльмпта (17251802), где провел месяц, пытаясь забыться на званых вечерах и балах в Вильно. В память о «былом» с прекрасными паннами и прелестными панёнками остались честные признания Александра Васильевича: «Не много знавал я женщин, но, забавляясь в обществе их, соблюдал всегда почтение. Мне недоставало времени быть с ними, и я их страшился. Женщины управляют здешнею страною, как и везде; я не чувствовал в себе достаточной твердости защищаться от их прелестей».
Екатерина II по достоинству оценила удачные действия своего талантливого военачальника.
Надо отдать ей должное: ушлая и дальновидная немка очень внимательно и крепко «держала руку на пульсе» генеральских «терок» на предмет соперничества за славу первого полководца России. Она крайне дозированно применяла тактику «сдержки и противовесов» среди этих крутых мужиков-«мясников», не подпускавших никого на пушечный выстрел к Военному Олимпу (где нет места для двоих!), кроме «себя любимого». Знала эта Большая Мастерица Большого Секса, где у военных главная «эрогенная зона» и, как ее «стимулировать» на подвиги во Славу Отечества и Ее Величества Екатерины Великой!
Напомним, что произведя Александра Васильевича 1 января 1770 г. в генерал-майоры, государыня-«матушка» этим не ограничилась и пожаловала ему 30 сентября того же года его первый орден. Им стал ор. Св. Анны, причем, сразу высшей степени 1-й, но в то время это была ещё частная награда наследника престола Павла Петровича.
Правда, получил он его лишь 13 ноября: военные «пути-дороги» не всегда прямые и короткие, а, порой, весьма извилистые и протяженные, а для армейских служак нередко смертельно опасные и тогда заслуженные ими кровью и увечьями награды не успевают найти своего героя. Так бывает
Кстати,орден Св. Анны (красный эмалевый крест на золотой вязи) нерусский по своему происхождению был учрежден в 1735 г. гольштейн-готторпским герцогом Карлом-Фридрихом в память незадолго до этого скончавшейся супруги, Анны Петровны, обожаемой дочери Петра Великого. С начала 1740-х гг., когда в Россию прибыл гольштейнский наследный принц Петр-Ульрих, будущий российский император Петр III, орден стали вручать и русским подданным. Но серьезно он вошел в оборот лишь в 1797 г., уже при Павле I, а в эпоху 1812 г. имел три степени. Низшая, 3-я ст., выдавалась только за военные заслуги, зато 2-я и 1-я могла быть наградой и за гражданские дела. Причем, Св. Анной 1-й ст. за исключением редчайших случаев среди военных награждались лишь генералы. Всего за войну 1812 г. «этой анной» был удостоен 224 генерала и 1 полковник, вскоре ставший генерал-майором. Первым тогда его получил немолодой уже генерал-майор А. П. Мелиссино шеф Лубенского гусарского полка за жаркое дело под Яново в самом начале Отечественной войны 1812 г., героически погибший в сабельной рубке под Дрезденом в 1813 г. Любопытно, но его получил и «серый кардинал»/«мозговой центр» маршала Нея, швейцарец барон Генрих Жомини, перешедший от Наполеона в 1813 г. на сторону российского императора. Став у Александра I генерал-лейтенантом и генерал-адъютантом, много знавший о наполеоновской тактике и стратегии, Жомини за дальновидные советы при Кульме и Лейпциге, оказался награжден низшим из достойных его генеральского чина орденом первостепенной «Аннушкой»