Вообще, в геноме каждого биолема красной нитью проходит безусловная лояльность. Но ни один дурак ещё ни разу не захотел себе послушную куклу. Не, отказать биолем не мог, но мог обставить дело так, что мало не покажется. Остальное решала заложенная ширина «коридора» дозволенного. У Лилит само его существование вызывало вопросы: она не то, что на грани фола иногда ходила, иногда она отчебучивала такое, что у какого другого биолема сошло бы за неприкрытый бунт и гарантийный случай. Каковых, слава богу, ещё ни разу не происходило.
Я не стал отвечать. И даже в лице не изменился. Не потому, что чертовка не попала, а потому, что она о том и так прекрасно знала, и мимическая реакция становилась избыточной. Но через некоторое время меня посетил образ: Леля вытирает мне слёзы, ласково мурлыкая себе под нос. Тут я не сдержался и усмехнулся уже сам. А Лиля закончила чтение, вышла из системы и, посмотрев на меня в упор, отчеканила:
Не прокатит.
Что именно? Спросил я, давно уже смирившись с тем, что обе сестры предпочитают вербальную коммуникацию передаче ёмких мысленных пакетов. Не из вредности, а по исконной женской природе.
Как бы ты не разрисовывал себя под бедную, несчастную овечку, жертву обстоятельств, тебе никто не поверит.
Спасибо на добром слове.
И дело даже не в том, что ты лжёшь «О, нет, как можно?» Изобразила она короткую сценку, обхватив лицо руками в деланном испуге. И даже не в том, что ты переигрываешь. Хотя, прямо скажем, не без этого. Дело в том, любимый-мой-родной, что ты упырь. А вам не верили, не верят и никогда не поверят.
Закончив играть в Кэпа, Лиля повернулась к подошедшему облизывающемуся Котангенсу и, дав тому возможность выразить признательность мелким дрожанием хвоста, подхватила его на руки. А я спросил:
Понимаю так, в Нью-Йорке всё прошло не совсем гладко?
Взглянув на меня исподлобья, она явно захотела ответить какой-то очередной колкостью, но передумала и спокойно ответила:
Шестнадцать паралитиков, из них четыре координатора. Ближайшие Чёрные НОДы оказались настолько перегружены, что подозреваю целевую атаку. Я битый час, едва ли не побайтово, через совсем уже левые прокси и ретрансляторы, передавала им коды деактивации. Вроде не заметили, но Леля на всякий случай уже там.
Ага, теперь знакомьтесь: Леля сестра Лили. Прошу любить и жаловать. Боевые протоколы в неё тоже встроены, но ровно столько и так, чтобы продержаться в случае шухера до подхода сестры, которая уже и повыдирает из туловищ всё то, что из них лишнего выпирает. А основная задача у Лели представлять меня там, где требуется сгладить углы и шероховатости разной степени запущенности.
Нет, не она пресс-секретарь, но они регулярно работают в паре. Леля же моё, если можно так выразиться, публичное лицо. По странному стечению обстоятельств частенько оказывающееся там, где уже успела приложить руку Лиля. При одном важном условии: если Лилю даже близко не заметили. Нам ведь не нужны лишние нездоровые ассоциации, верно? И да, я понимаю каково звучит: не заметили ту, которая создавалась так, чтобы не заметить было невозможно. Но даже некоторые люди обладают врождённым навыком отвода глаз, а у нашей ночной фурии такой навык усилен многократно.
А Леля Леля воплощение деликатности, такта и святой невинности. Она и внутри, и снаружи спроектирована так, чтобы любой человек чуть что испытывал непреодолимое побуждение грудью или грудьми встать на защиту невинного дитяти, даже если дитятя стоит с зазубренным тесаком в руке, сверху донизу в кровище и с чужими кишками вокруг шеи. Фигурально выражаясь, там, где они с Лилей работают в тандеме, в каком-то условном смысле делегирования ответственности иногда так и происходит. После таких случаев они страшно ругаются, потом мирятся, потом опять ругаются А мы с котом, фигурально же выражаясь, едим попкорн.
Субтильненькая вся такая. Тоненькие ножки с забавно выпирающими при определённом угле зрения коленками девочки-подростка. Что ничуть не мешает им, однако, быть вполне красивыми и стройными. Ручки может и не плёточки, но возникает острое желание помочь донести на край света всё, что крупнее клатча. Кто ж знает, что, если очень нужно, она и сотку на бицуху вытянет. Грудки-единички, но совершенно сформованные.
А от напрашивавшихся вроде к образу грудок-дуличек отказались по двум соображениям. Первое: всё же одна из функций Лели подразумевает вполне взрослые дела, а срываться в дружелюбного медведя мне как-то не улыбалось. Вторая: требовалось производить на людей впечатление природной невинности, но ни в коем случае не сорваться туда, где Лелю будут воспринимать ребёнком: агу-агу, сюси-пуси, и кто тут у нас такая лапуся в ситцевом платьишке мненьице имеет? К чести дизайнеров, соблюсти баланс вполне удалось: Леля говорила её слушали.
А от напрашивавшихся вроде к образу грудок-дуличек отказались по двум соображениям. Первое: всё же одна из функций Лели подразумевает вполне взрослые дела, а срываться в дружелюбного медведя мне как-то не улыбалось. Вторая: требовалось производить на людей впечатление природной невинности, но ни в коем случае не сорваться туда, где Лелю будут воспринимать ребёнком: агу-агу, сюси-пуси, и кто тут у нас такая лапуся в ситцевом платьишке мненьице имеет? К чести дизайнеров, соблюсти баланс вполне удалось: Леля говорила её слушали.
И в её случае тоже много сил ушло на лицо. По понятным из вышеизложенного причинам. Требовалось создать такое сочетание черт, которое совмещало бы в себе едва тронутую зрелостью свежесть ранней юности эдакой девушки-весны и в то же время придать ему некоторую серьёзность, достаточную для того, чтобы её в тот же момент не начинали слепо любить обладатели внешних половых органов и не менее слепо ненавидеть обладательницы внутренних. Но как ни крутили, ничего не выходило. Точнее, выходило, но до определённого предела, за которым невинность начинала сползать, как позолота, а сама Леля постепенно превращалась всего лишь в сексапильную молодку.
В конечном итоге я начал несколько психовать, а дизайнеры прятаться. Но потом у кого-то хватило отваги прислать два изображения будущей Лели: одно без очков, а другое как раз в декоративных очках. Решение оказалось насколько простым, настолько и эффективным: без очков, элементарного аксессуара, Леля выглядела так, как её изначально и задумали, а вот, надев элегантные очки в строгой оправе, превращалась в серьёзную мадмуазель может и юных, но вполне годных для обложки мнегазина лет. И не только в категории «для мужчин». Её фото в очках вполне могло бы сопровождать статью под заголовком: «Юная аспирантка научного подразделения ГенТеха бла-бла-бла» в каком-нибудь профильном журнале.
Так что все выдохнули и расслабились. А Леля очень скоро в совершенстве научилась дозировать свои ипостаси. Иногда применяя свои умения и ко мне: начнём бодаться по некоему произвольному поводу, а она берёт вдруг и снимает очки. И, хотя я всё понимал, понимание не особо помогало: переключение происходило практически моментально. Чисто гипотетически я каждый раз мог вернуть контроль, но ни разу ещё ни одной веской причины не нашёл. Из-за чего как-то пришёл к выводу, что, кажется, создал чудовище. И чудовищем у нас получилась вовсе не Лилит. Та всего лишь не забыла по случаю наддать парку, заметив, будто ни к кому не обращаясь: «По образу и подобию» А когда я поинтересовался, кто же именно, бросила: «Обе». На том разговор иссяк. Не потому, что чушь, наоборот замечание показалось мне не лишённым глубины и остроты.
Но в самом деле: условно выражаясь, каждый Творец творит вокруг себя в первую голову свои отражения. Так не подразумевает ли сие, что каждый раз, когда в нашем скромном menage a trois приключается интим, с моей стороны сие суть нарциссизм, возведённый в такую крайнюю степень, что его даже извращением не назовёшь? Вам может смешно сейчас, а я эту мысль так и не додумал: в самый разгар мыслительного процесса меня отвлекла Леля, чем укрепила мои подозрения на свой счёт, а потом я этой мысли ловко избегал, как мясоед без малейших умственных усилий избегает мысли о том, что его стейк ещё вчера может мычал и откладывал лепёхи. Ни к чему решило за меня моё бессознательное, приняв лелин облик одно беспокойство и томление духа. На том тему и закрыли.
И как вы уже наверняка поняли, мои юные радиослушатели, и Лилит, и Леля биолемы с глубокими модификациями. Как же я обошёл запрет? А вот так. Обе сестры после своего «рождения» честно прошли процедуру тщательного генетического сканирования в лаборатории при Наблюдательном Совете. И сканирование никаких нарушений не выявило. А потом, в уютной домашней обстановке на Острове, я создал может и скромную, но торжественную атмосферу и, взяв обоих сестёр за руки, произнёс кодовую фразу: «Incipit viva nova!» Активаторный рекомбинантный ген, замаскированный под то, что и сейчас в человеческой генетике отчасти считается «мусорным ДНК», сработал в лучшем виде и перепаял таких разных близняшек в полном соответствии заложенным подпрограммам. Да, я применил к своим красавицам маленький упыриный секрет. Но тсссссс! только между нами.