Наконец, я вышел в коридор. Время было непозднее, из-под двери говорливой соседки соловьем разливался Лещенко, та же, что располагалась напротив Окуневской, говорила на два голоса разом: мне слышались иноязычное сопение, перемежаемое стрельбой и бранью. Потом за дверью что-то упало, зазвенело, стрельбу перекрыла недублированная ругань. Заревел отшлепанный ребенок, затем ссора стала утихать, а выстрелы, напротив, усилились.
За пять минут я открыл дверь и скользнул внутрь. Правда, в течении этого времени я дважды ронял связку отмычек о кафельный пол и едва не своротил картофельный ящик, стоявший у двери, выковыривая из замка застрявший инструмент. Но никто не полюбопытствовал моими деяниями, за глаза хватало своих.
Зрелище, представшее моим глазам на входе в квартиру, превосходило самые смелые ожидания. Даже дыхание перехватило пока я, включив фонарик, разглядывал комнату, больше похожую на музейную залу. Позариться было на что: бронзовые купидоны с часами и без оных, канделябры в виде букетов, изящные шкатулки из дорогих пород дерева, а так же мраморные, янтарные, серебряные, палехские, за стеклом стенки их оказалась целая коллекция. Хрусталь и саксонский фарфор в соседней колонке. И еще глубже в ящиках золотые брегеты, цепочки и запонки, в коробке из-под томика Ленина хранились дорожные чеки и петровские серебряные рубли, под платками обнаружилась женская заначка в три десятка тысяч рублей на мелкие расходы, в коробке с галстуками и сорочками мужская, немногим большая. В антикварном секретере, за так называемой потайной полочкой, где хранились паспорта жильцов и их вещей, я обнаружил еще более тайное углубление в коем пребывали ордена Андрея Первозванного и Владимира, а так же изумрудная брошь.
Большая часть всего вышеперечисленного, включая видеокамеру и фотоаппарат, отправились пока на диван, оставалось только подыскать для них пристанище для выноса. Я заглянул в соседнюю комнату: увы, ничего такого там не сыскалось. Только домашний кинотеатр, плазменный телевизор с метровой диагональю, компьютер и неплохая подборка видеодисков, откуда я позаимствовал коробочки с Марлен Дитрих и Грегори Пеком. Да еще маленький бюст Наполеона с рабочего стола. Затем, я прошел в темную комнату, заваленную пустыми коробками из-под свежекупленной техники; выбрав одну, из-под микроволновки, я вытряхнул ее содержимое на пол. Что-то зазвенело, я опустил фонарик.
К моему удивлению из коробки выпала, поблескивая золотом, небольшая менора. Я немедленно принялся потрошить остальные. И точно в другой от плазменного телевизора, лежало несколько берестяных грамот с отборными древнерусскими ругательствами в адрес проклятых купцов-кредиторов, там, где раньше хранился монитор, теперь располагался маленький складень эдак пятисотлетней давности.
Добытое не помещалось в коробку, да и она трещала по швам от набитых в нее богатств. Поневоле пришлось задуматься, как же я в одиночку дотащу все это до дома. Выражение «своя ноша не тянет» как-то не очень подходило для данного случая.
Положив паспорт от микроволновки в карман, я еще раз оглядел гостеприимную квартиру, пожалев, что отказался от услуг Щербицкого, хотя нет, с ним бы мы перессорились уже здесь. Вздохнув от невозможности объять необъятное, я поставил коробку у двери и присел на дорожку.
Не знаю. То ли я долго сидел, то ли мне вообще не следовало этого делать, а может, лучше придти не сегодня, а в выходной впрочем, гадать вдруг стало бесполезно. Едва я взялся за удобную дырку в коробке, проделанную специально для переноски в ней тяжелых предметов, как в замок зашуршал ключом, а через мгновение, показавшееся мне едва ли не часом (впрочем, все, что я успел сделать за него охнуть, опустить коробку обратно на пол и отступить на шаг), дверь распахнулась, впуская в темную прихожую резкий свет лампы дневного света из коридора. Следующие два мгновения протянулись куда быстрее, я отошел еще на шаг от коробки и стал оглядывать стены, видимо, в поисках запасного выхода.
После прихожую залил свет, дверь холодно щелкнула замком, и я, хозяин и хозяйка квартиры взяли на время гоголевскую паузу, пристально разглядывая друг друга.
Вот тут мгновений прошло преизрядно, до слуха донеслось, как под окнами проехало несколько припозднившихся машин, а едва стих мотор последней, хозяйка уронила на пол сумки и пронзительно взвизгнула. Хозяин повторил ее движение и тут же освободившейся рукой прикрыл ей рот, время-то позднее, а другой хватанул с книжной полки купидона поувесистей. Окунев предстал предо мной в самом выгодном для него ракурсе. Он оказался мужчиной плотной комплекции, высокий, и при этом раза в два шире меня в плечах, но без грамма лишнего жира, мускулистый, уверенный в себе. Купидон в руке стал явным излишеством, вполне хватило и солидных кулаков, дабы понять: милицию Окунев вызовет в последнюю очередь.
Я скользнул в комнату, второпях ухватил первое, попавшееся под руку, менору, не влезшую в коробку, немного поцарапанную и потускневшую от времени. Взяв ее как вилы, я отошел к самому окну. Шальная мысль о бегстве через него промелькнула в голове и тут же в панике скрылась.
Хорош дурить, парень. Клади семисвечник и без фокусов.
Я поколебался немного. Ни с того, ни с чего внимание привлекла надпись, выбитая на ее подставке, поверх еврейских письмен: «Capitur ad imp. Vespasianum ex templo regis Solomonis 824 A.U.C.»1.
Пока я разглядывал менору, Окунев стремительно подошел, вырвал из рук семисвечник, а меня самого отбросил на диван. В правом Окуневском кулаке по-прежнему оставался зажатым купидон, похлопываемый по раскрытой левой ладони в такт хозяйским мыслям.
Ну и что мы делать будем? язвительно спросил Окунев.
Валера, немедленно звони в милицию.
Успеется, он передал менору жене, что-то шепнул ей, и та молча ушла на кухню. Ну-ка вставай и докладывай, как ты про квартиру выяснил, он встряхнул меня, заслышав, что в куртке что-то позванивает, обыскал, изъяв деньги, драгоценности и документы на печку. Лицо его помрачнело еще больше. Так, я жду.
Вы же антиквар, пискнул я, силясь хотя бы вырваться из стальных рук. В голову влезла непрошенная мысль: интересно, а что чувствует его супруга, когда ее любовно сжимают эти тиски.
Ну и что?
Объявление
Там только мобильный телефон.
Этого вполне хватило, Окунев чертыхнулся, отпустил меня и с досады хлопнул себя по бедру купидоном. Скривившись от боли, поставил на полку.
Ничему нельзя верить. Стоит только высунуться, сразу налетают.
А я с самого начала говорила тебе, надо через знакомых такие дела проворачивать. Моей клиентуры и так хватало, так нет же, надо еще взять, тут же высунулась из кухни супруга, неожданно принявшая мою сторону.
Помолчи, он даже не обернулся. А ведь нам повезло. Что налили левый бензин на заправке.
Я всегда тебе говорила, заправляйся только на проверенных.
А она и была проверенная. До сегодняшнего дня. Радоваться надо, что домой вернулись вовремя, а то этот голубчик покрутился бы у нас за выходные-то, Окунев снова повернулся ко мне. Ну, выкладывай, что ты через номер мобильника нарыл?
Дело было швах. Пришлось рассказывать.
Ваши паспортные данные, род деятельности, место проживания, счета, доходы с расходами. Потом, когда я прибыл на место, осмотреться.
Так ты еще и в разведку ходил. Замечательно. И долго ошивался?
Нет, я как узнал, что вы уезжаете.
Электрик, немедленно взвизгнула жена. Соседка вчера говорила, он к нам заходил, счетчики сверял, и у нас крупную недостачу нашел, а у нее наоборот.
Окунев не успел меня тряхнуть я кивнул прежде.
Ловко, ответил он, опуская руки. А как сюда проник, взлома я не заметил. Да и, поди подкопайся, замок у лифта дисковый, миллионы комбинаций. Или ты соседку полоумную развел на ключи от наружной двери?
Через черный ход, разочаровал я его.
Он же намертво забит.
Я снял гвозди.
Окунев хлопнул себя по бокам.
Ну, ты смотри-ка. Небось попотеть пришлось. А эту как, он обернулся к входной двери, хотя, что я, эту как раз можно и гвоздем открыть. Понятно. И порезвиться от души успел.
Не успел, помешали, хмуро ответил я.
Вот именно, что помешали. А подельник твой, что профукал, когда мы поднимались?
Я один.
Один решил все вынести? Не много ли на себя берешь?
Я не знал, что столько будет, извиняющимся тоном произнес я. Взял, сколько смог, да и.
Неожиданно Окунев расхохотался. От души хлопнул меня по плечу, так что я снова плюхнулся на диван, поглядел на меня, сидящего, и это привело его в еще больший восторг. Жена испуганно прибежала из кухни, но замерла в дверях.
Взял, сколько смог, повторил он. Хорош, гусь. Ну и какая это у тебя ходка?
Ходки на зону. А это дело. Второе, честно признался я.
А ведь врешь.
Зачем? Первое все равно не докажут. А больше нет.
Значит, на суде на жалость давить будешь. На условный рассчитываешь, ведь не взял ничего. И верно, прямо в зале суда отпустят, особенно коли я тебя при задержании отрихтую, я вздрогнул при этих словах всем телом. Окунев снова расхохотался, со стальными нотками взамен искреннего веселья. Чувствовал, что я полностью в его власти. При хорошем адвокате это проще простого. Работаешь? я кивнул. Родители? снова кивок. Из хорошей семьи?