Настойчив рыжий лорд был да упрям, как только рыжие бывают упрямы и не слушал возражений. Ниив быстро поняла говорить тут бесполезно, думать надо. А самое что недоброе отнял князь у девушки золотой клинок, подивившись красоте и необычности его, заявил, мол, приданым будет.
Велел со своим копьем в отдельной каморке при оружейной схоронить копье у него и самого было колдовское, не от удали небывалой рыжий князь на охоте неудач не знал, а от того, что копье тоже чаровное, зверя само разит без промаха, лишь направь да не струсь. Ну, трусом-то он и не был, хотя и зазнайкой да гулякой всяк его признавал.
Опечалилась да разозлилась Ниив, что ее не спросившись, да еще при живом-то супруге, снова замуж пророчат, а то и, страх сказать, вовсе даже не замуж, а так, удаль молодецкую потешить!
Но да виду снова не подала толку-то!
Вот провели ее в комнату, вот усадили на богатое ложе, выдали одежды всякой, купальный чан с водою теплой, травами благоухающей, водрузили, яств лакомых принесли а дверь снаружи подперли да юного воина с копьецом поставили сторожить.
Хозяин сам с товарищами да домашними пировать по поводу удачного лова направились, а Ниив ждать да думать осталась.
Сперва, не будь глупой, девушка и искупалась, и поела, и чистую-новую рубашку натянула а вот дорогие наряды не тронула. Думала, думала ну и надумала. Дождалась глубокой ночи, когда уснул ее незадачливый сторож, взяла разрыв-траву, помахала крест-накрест на засов, прошептала нужные слова и тут же засов рассыпался в прах. Прокралась она к оружейной клинок свой золотой вызволять. И там запоры легко и просто все отомкнула синяя трава. Вот и клинок золотой, вот и копье зачарованное и еще всякого снаряжения разного. Ниив, не будь простушкой, быстренько переоделась в мужское охотничье платье, волосы собрала в узел по-воински, шпильку-шип вплела так же, как юноши делают, сама в плащ закуталась, чтоб фигуры толком не было видать, погуще складки на плече собрала, серебряной фибулой закрепила. Клинок золотой к поясу, копье в руку глядь, и не отличить от воина-дружинного, по первому году от совершеннолетия которые! Уже не таясь, прошла по коридорам запасов в сумку дорожную покидала, свои старые вещи хотела забрать тоже, чтоб на первой же стоянке их в костре сжечь.
Парень-соглядатай так и не проснулся, к слову зато, уже собираясь уходить, услыхала Ниив тихий плач в темном самом углу. Девичий плач при том. Услышала и рыдающая шаги, вскинулась:
Кто это тут? Хинви, ты это, что ли? Чего эту перепелку бессмысленную не сторожишь?
Я, низким голосом, подражая мужчине, отозвалась Ниив. Чего это я сторожить ее должен, когда все вино пьют да кабанятину печеную уплетают? А ты чего тут сидишь?
Да чего! Поймал себе какую-то пичужку, скотина рыжая! Жанюсь, мол, на ней! Клинок золотой в приданое возьму! Люблю, говорит! Поганец подлый! Что я столько лет жить без него, лешего неверного, не могу, ему наплевать! Баб всех с округи уже перелапал, а на меня хоть бы взглянул! Пойду вот, прирежу эту его девку лесную, и пусть хоть казнит на утро сил никаких нету уже! И ведь, Хинви, ну скажи, скажи, чем она-то лучше? Посмотреть так один в один с лица как я!
Вышла тут из угла говорящая Ниив смотрит и в самом деле, как сестра, на нее похожа девушка!
Не плачь, говорит Ниив. Не соперница она тебе, не хочет за князя идти, плачется, отпустить просит
Ну так и отпусти! Хинви, родной, выпусти ее! Хочешь, я скажу, что это я сделала?
Слушай, у меня идея получше вот тебе ее тряпки. Князь наш пьян был, как девчонку-то подобрал, а с лица вы и в самом деле похожи. Скажи, что ты это она и есть. Да еще скажи в общем, что карлики на усадьбу набегали, поворовать и что
Погоди, ты ж не Хинви! Ты та девка и есть же!
Ниив теряться не стала, подскочила, девчонке рот зажала и говорит на ухо:
Да, да, только не вопи, прошу тебя. Мне своего мужа выручать надо, а не у других девушек неверных возлюбленных отбивать. Не нужен мне твой рыжий князь, но если хочешь за него так прикинься мною, вот мое старое платье, можешь и имя мое себе взять, ни к чему оно мне теперь звали меня Ниив, да давно уже никто не зовет, и если не выйдет сделать, что задумала я так и некому будет! Садись себе в мои покои, жди своего рыжего князя, а про карликов скажешь оружейную обнесли, да Хинви-сторожа по голове стукнули Парень-то в самом деле головой о порог стукнулся, потому как вина перебрал, сопит вон в сторонке. Ну так как?
Девушка горячо закивала, соглашаясь и так они с Ниив и сделали. Заперла та ее снаружи не на замок, так, подперла дверь копьецом горе-стража, а сама прочь от усадьбы двинулась.
Сердце говорило недолго уж идти остается, и от того точно сил прибавилось.
Так шла Ниив еще сколько-то, и все встречные принимали ее за юношу а она и не спешила разубеждать.
Так оно как-то спокойнее было.
И еще сколько-то дней да ночей осталось за плечами, постарел юный месяц на небе, нагулял полные бока, точно бык на выпасе, ночи стали росны и холодны, и только тогда увидела Ниив тот самый горный кряж и пики каменные, царапающие небо. Увидела и ту самую гору скалистый зуб, вспарывающий облака.
Сжалось все в груди хоть кричи! Но собралась она с силами, дошла до подножья и там осталась ночь пережидать. Всю ночь сидела она у огня, молилась Сокрытым Миане, Лорахо, Этиве, Охотнику. Не знала даже, кому пуще нужно страшное, большое ее ждало что-то, а страшней всего не самой сгинуть было а не суметь сделать, зачем пришла. И оттого раз за разом шептала помоги, матерь Миана, огради, Лорахо-Защитник! Этива, не попусти оступиться! Охотник, пусть не дрогнет рука, не собьется лезвие, не вспыхнет страха в груди, не сделается от слез моих неверным удар!
А на утро на утро, как рассвело, пошла искать тропинку, что выведет ее к высокому пику.
А об ту пору сидела Ангарва в замке, да смотрела в блюдо с водой, и хохотала, как безумная:
Юнец! Сопляк! Чего задумал! Не выйдет же знамо дело, чары только девица снять может! Была у хитрого пленника жена да вот же она, сидит на свадебной подушке, под новым плащом, рука об руку уже с другим эвон каков, рыжие вихры да улыбка от уха до уха! Быстро она его забыла!
Хохочет и приплясывает черная ведьма Ангарва всего ничего ей осталось подождать, вот как луна дополна уже нальется да снова умрет, так совсем ничего в черном олене от прежнего короля не останется! Погаснет разум вовсе, и тогда одолеют его ангарвины колдовские псы, растерзают на клочки, а сама Ангарва себе из оленьей головы похлебку сварит, из кости дудку смастерит, рога на рукоятку ножа пустит!
И не станет здешнего короля, и вся земля ее будет, а народ его ей служить станет!
Вот веселится ведьма а глядь, у порога покоев крапивник выплясывает, щебечет:
Слушай, слушай! Молодой охотник с копьем в руке тропу отыскал идет он к самой высокой горе, где прикован черный олень!
А ну кыш! Крута тропа, часты в горах обвалы, а мужчине ни во век не снять заклятья!
Убрался крапивник прочь.
Дальше веселится ведьма, предвкушая власть над обширными землями.
А на подоконнике, погляди-ка, серая облезлая ворона топчется:
Каррррр! Слушай, ведьма! Молодой охотник в красивом нарядном плаще, опоясанный дивным клинком и с верным копьем в руке идет по тропе не пугают его обвалы, не страшат ветра! Как пламя изнутри горит в нем!
И ты брысь, сплетница! Не слышала, что ли не может никакой живущий, буде он мужского пола, одолеть моих заклятий, что связали короля! Будет псам моим побольше поживы! Псов моих только чаровным оружием взять можно, а он что какой-то охотник, тьфу!
Занялась Ангарва делом скоро, скоро надо будет резец по кости в дело пускать! Заточить надобно, кровью живой отполировать
Тут уж под ногами вертится, шипит:
Вшшш-еееедьма! Торопишшшьсссся ты, торопишшьсссся! Вот ужччч-шшше поднялся по крутой тропе охотник в крепких сапогах со злыми желез-ссными подковами, и оружие при нем так и ссветится чарами колдовс-сссскими!
Да сколько можно! Ангарва топнула каблуком, норовя убить Ужа, да тот только меж плит скользнул прочь.
Уж не так радостно и весело ведьме сделалось, собственные слуги когда все поперек норовят сказать, да все равно не сможет сопляк-юнец победить ее чар! Нету в мире золотого клинка, и не отыскал бы мальчишка-охотник синей травы нипочем!
А меж тем Ниив поднялась по крутой тропе тяжек подъем был, били злые ветры ее об скалы, осыпи коварные поджидали, а только все вытерпела, все миновала она.
Видит в самом деле, как носатая бабка в землянке говорила прикован к скале могучий черный олень, тяжкая цепь синей стали захлестывает крутую шею и оплетает рога, а у ног ярятся злые косматые псы, жуткие пасти скалят, клыки их под розовой пеной длиннее пальца, острее ножа!